Жизнь по Фрейду

— Вот согласен! — с неожиданным жаром перебил его Дхана Нанд, поворачиваясь к Чандрагупте. — Мог ты прийти и сказать, что тебя не устраивает в отношениях со мной, прежде чем приводить пятьсот вооружённых кшатриев под стены дворца?! Гуру правильно говорит: ты — человек, тебе даны разум и речь. Почему же ты ни тем, ни другим не воспользовался? Приди ты ко мне с открытой душой, я бы не выгнал тебя, ответив на все твои вопросы.

Чандрагупта только виновато развёл руками.

— На самом деле я уже шёл к тебе, чтобы поговорить, — попытался оправдаться он. — Точнее, чтобы вызвать на поединок, ведь я был зол. Но меня Чанакья поймал, связал и долго держал в лесу. Змей напускал, заставлял убивать их и представлять, будто каждая убитая змея — это ты. Гнусности всякие нашёптывал о том, как именно я должен предать тебя. Истории про муравьёв и объеденные корни дуба рассказывал. Питьё какое-то давал, от которого у меня перед глазами плыло и казалось, будто явь — это сон. А каждый сон становился отчётливым, как явь. А потом во мне что-то поломалось от всего этого, и я сдался, согласившись сделать всё, как он хотел. Прости, Дхана.

— Видите! — Фрейд махнул рукой в сторону юноши. — Таких людей, как этот Чанакья, и следует наказывать. Парень честно пытался выразить всё, что накипело, но ему не позволили. Ещё и насильно удерживали в плену. Так быть не должно.

— Что ж, преступник уже отбывает наказание, — спокойно промолвил Дхана Нанд. — Не убил я Чанакью лишь потому, что за него в последний момент попросила няня Дайма. Я ей ответил, что пока он не выплавит слитки из добытой его предшественниками пятилетней нормы руды, в Паталипутру не выпущу. Придётся няне подождать. Ничего, она терпеливая. Дождётся героя своей мечты. У неё тоже многое накипело, и кнут, вымоченный в настойке из мухоморов, всегда висит наготове. А что ещё вы посоветуете, уважаемый ачарья? — с почтением в голосе Дхана Нанд обратился к Фрейду.

Отец психоанализа покраснел от удовольствия и заговорил снова:

— Главное уже сказано, добавлю одно. Если человек, чьим поведением недовольны близкие, не желает меняться и обсуждать проблему, у членов его семьи или у брачного партнёра должна быть свобода уйти и жить с кем-то другим, не получив за такое решение всеобщего осуждения, наказания или штрафа, как, подозреваю, это имеет место быть сейчас. И тот, кого покинули, не имеет права преследовать того, кто от него ушёл. Вот о такой свободе я говорю.

— Мудро, — согласился Дхана Нанд. — Поддерживаю.

— Погодите, учитель, — Карл склонился к уху Фрейда, — вы же обещали, что восстановите нашу прежнюю жизнь. Зачем помогаете ему советами?

Зигмунд замер, внезапно сообразив, что, клюнув на приятные сердцу восхваления его персоны, начисто забыл о главной цели их возвращения в Магадху и поступил совершенно не так, как собирался. Но признаваться в своей фатальной ошибке было выше его сил.

— Как же отказать? Видишь, Его Величество вопросы задаёт. А я всегда честно отвечаю тем, кто интересуется моими исследованиями. В том, что касается работы, я никогда не лгу и не утаиваю сведения!

— Ачарья Зигмунд, — торжественно проговорил вдруг Дхана Нанд, — я предлагаю вам прямо сейчас стать моим советником с таким же жалованьем, как у первого министра…

Ракшас, негодуя, вскочил на ноги, но его обиженный выкрик заглушил голос императора:

— … в размере пятнадцати тысяч золотых монет в год. Вы поможете мне осуществить постепенный переход к новому миру, обучив всех браминов методу свободных ассоциаций, вызвавшему столь сильный восторг у моего возлюбленного, — и Дхана Нанд одарил ласковым взглядом блаженно улыбающегося Чандрагупту. — Также вы обучите других гуру толкованию сновидений, — такое лечение весьма понравилось мне, — и гипнозу, о котором мы пока ничего не знаем. И да, вашу терапию, обучающую правильным беседам между врагами без смертоубийств, запускайте в дело тоже. Я разрешаю вам основать школу ачарьи Зигмунда в Паталипутре. Вы будете жить здесь, окружённый уважением, богатством и многочисленными красавицами. Или вам по душе юноши? — засомневался царь.

— Нет-нет, красавиц достаточно, — торопливо отозвался Фрейд. — Для встреч с юношами я… ещё не созрел.

— И сколько девушек вам потребуется для полного счастья?

— Трёх будет достаточно! — выпалил Зигмунд и сам удивился своей оговорке, ведь он намеревался сказать «одной», но исправлять сказанное было поздно. Да и если быть откровенным, не хотелось ничего исправлять…

— Зачем вам три, учитель? А как же Марта? — зашипел ему в ухо Карл, но Зигмунд только отмахнулся от надоедливого ученика.

— Марты рядом нет, — совершенно справедливо заметил Фрейд. — И привычного мне мира нет. Возможно, мы с моей возлюбленной супругой больше не увидимся, а моё либидо от всего, что случилось в последнее время, очень сильно подавлено! Не терпеть же?

Карл не нашёлся с ответом.

— Вы неприхотливы, — бархатно рассмеялся Дхана Нанд. — Можете считать, что три девушки уже ожидают вас в личных покоях. А чего желает ваш ученик? Его бы я тоже взял на службу. Он неплох!

— Его теория не проверена, — презрительно поморщился Фрейд, но доктор Юнг на сей раз не стал молчать.

— Я исследую теорию коллективного бессознательного, — смело выступил он вперёд. — Там, откуда мы пришли, мои исследования постоянно пытались зарубить на корню, — и он метнул сердитый взгляд на Фрейда. Тот фыркнул и отвернулся. — Из-за этой несправедливости я сильно подавлен, — заключил Карл.

— Больше никаких подавлений! Я стану платить вам шесть тысяч монет золотом в год, если все ваши новейшие исследования вы в первую очередь будете приносить мне и подробно знакомить меня с ними. Также моим требованием будет знакомство других браминов с некоторыми полезными фрагментами вашего учения. А я уверен, полезного там немало.

— Согласен! — осознав, что его наконец оценили по достоинству, причём тот самый царь, от которого он подобного вовсе и не ждал, Юнг воспарил к небесам от радости.

— Но… — неуверенно начал Фрейд, и Дхана Нанд быстро повернулся к нему:

— Уважаемый советник чем-то недоволен? Он желает отказаться от должности и вернуться на родину? Замечу одно: с вашей помощью или без неё, но я всё равно завершу начатое, ибо я уже загорелся, и потушить мой пламень никому не удастся. Гуру Карл поможет. Он согласился, чему я весьма рад.

Зигмунд призадумался. «Если сейчас уйти, — начал мысленно рассуждать он, — мир будет изменён согласно учению Юнга. Предатель уже согласился. Ещё бы! Шесть тысяч золотом, возможность учить целую страну ереси про коллективное бессознательное, получать славу… Не удержался, подлец! А что получу я? Вся психология основана на том, что людям сначала искусственно навязывают проблемы, которые потом приходится решать. И эти проблемы навязывают жрецы да цари… Но этот царь не такой, как другие. Он вздумал рубануть извечный гордиев узел, о наличии которого я ему по глупости сообщил. Так что меня ждёт в настоящем, если вернусь? Отсутствие имени, семьи, привычного почёта и обожания учеников? Бессмысленная жизнь. Да гори всё огнём! Дхана Нанд, определённо, стоит того, чтобы работать с ним. Будем рубить узел вместе».

— Я остаюсь, — решившись, промолвил Фрейд. — Давайте создавать лучший мир.

— И я с вами! — снова оживился Карл, положив руку на плечо своего учителя, подозревая, что сейчас его ладонь стряхнут, а самого обдадут ледяным презрением.

Но Фрейд, вопреки ожиданиям, не отстранился. Наоборот, сжал свои пальцы поверх руки ученика.

— Могу я, Ваше Величество, попросить только об одном? — осторожно заговорил Зигмунд.

— Говори, — разрешил царь.

— Когда появится долгожданный результат, и ваше имя начнут прославлять современники, возможно ли объявить народу, что автором идеи был всё-таки я? Вы останетесь в памяти людей как величайший реформатор, но и я не желаю лишаться своей части заслуг.

Дхана Нанд изумился.

— Как вы могли усомниться во мне?! Огромное бесчестие — присваивать себе чужую победу. Я никогда не отбирал достижения других, и вы — не исключение. Записи о том, как проходят изменения в обществе, будет вести аматья Ракшас, а он непременно укажет ваше имя. Я прикажу ему поступить именно так.