Незаконченная сказка

— Какой ты все-таки придурок! — вконец разозлился на бесцеремонного товарища Факир. — Неужели думаешь, я сумею настолько возненавидеть мир, чтобы сотворить то же, что мой прадед? Наслать сюда очередное великое зло посредством мною же написанной книги, после того, как самому пришлось бороться против оборотней?

— А кто тебя знает? Когда писателю рубят руки, он на все способен, на любую месть.

— Я — не такой! — грубо отрезал Факир.

— Тихо, тихо. Нервный ты какой-то стал, прямо жуть. Не пойму, с чего?

— Отстань, а? — юноша развернулся и направился к выходу из библиотеки.

Аотоа задумчиво посмотрел ему вслед, будто размышляя, стоит догонять и извиняться или нет. Потом, вероятно, решил, что не стоит. Пожал плечами, уселся за стол, поправил очки и снова углубился в чтение.

====== Глава 2. Следы исчезнувшего мира ======

Увидев на пороге Факира, Харон поприветствовал его и предложил сесть за стол. Разложил по тарелкам свои нехитрые запасы: хлеб, козий сыр, вареные и свежие овощи, немного ветчины. Заварил чай.

— Как дела у Ганса и моей сестренки Рейчел? — спросил Факир, осторожно отпивая горячий напиток из высокой кружки.

К еде он почти не притронулся. В последнее время у него и так не было аппетита, а неприятная беседа с Аотоа окончательно отбила желание ужинать.

— С ними-то все прекрасно, лучше не бывает, — серые глаза Харона смотрели с тревогой из-под выцветших кустистых бровей. — А с тобой что? — прибавил он внезапно. — Вижу, тяжко тебе. Что происходит?

Кулаки невольно сжались. Факир усилием воли заставил их разжаться обратно. Пальцы отчаянно заскребли по поверхности стола.

— У меня, как у Рейчел с Гансом, всё великолепно.

— Неправда, — мягко упрекнул его Харон. — Ты не хочешь рассказывать нечто важное. Что тебя мучает? И, кстати, где та забавная девочка с рыжей косичкой? Ты совсем ничего о ней не говоришь больше, не приводишь в гости. Вы поссорились? Или, может, она приболела?

Факир невольно подавился чаем. Отставил кружку в сторону.

«Почему он задал такой вопрос? Харон, как и все, не должен помнить! Но он вспомнил. Что за день такой? Все словно сговорились танцевать на моих любимых мозолях!»

— С ней. Все. В порядке, — скрипнул зубами Факир.

— Опять неправда, — начал сердиться приемный отец. — Чувствую, твоя подружка здорова, но никакого порядка с ней нет. Ты обманывать пришел? Или посоветоваться? Совет - дам, обман — не люблю, так что…

— Я… больше не хочу учиться балету.

— Почему вдруг?

— Это бесполезно. Да, я отлично танцую, мне нравится чувствовать гармонию тела, свободу души, но… Все мои танцы не смогли ни одного человека сделать счастливее! К чему тогда вообще продолжать заниматься бессмыслицей?

— Хм. Странные у тебя мысли и чудные какие-то выводы. Люди редко признаются, что в их душе, благодаря чужому таланту, пробудился собственный свет. Тебе, может, никогда не удастся узнать, чьего сердца коснулся твой танец, но это не означает, что такого человека вовсе не встретилось на твоём пути. Поэтому подумай, возможно, твоё решение бросить обучение поспешно?

— Да, наверное. Не знаю. Извини, мне пора, — Факир незаметно смахнул со стола и спрятал в карман пару ломтей кукурузного хлеба.

— Погоди! Куда ты вдруг собрался? Посиди ещё.

— Пойду, прогуляюсь. И да, спасибо за совет и за угощение. Это, видимо, осенняя хандра или усталость дурно влияют, вот я и начал жаловаться. Ну… Я побежал?

Не дожидаясь ответа, он взмахнул рукой на прощание и выскочил на улицу. Там отдышался и зашагал вниз, к городским воротам, к маленькому озерцу, где не появлялся уже несколько дней подряд.

Ему даже не пришлось звать ее. Маленькая желтая уточка с грустными голубыми глазами плавала взад и вперед возле берега и ждала его. Завидев Факира издали, она с громким криком взлетела из воды и бросилась к нему на грудь, обхватив крыльями, будто обнимая.

— Ну-ну, довольно, — смеялся Факир, чувствуя странную радость от прикосновения к мягким перьям. — Чего раскрякалась?

Уточка обиженно примолкла. Сердце ее отчаянно колотилось. Факир чувствовал частые, сильные удары сквозь одежду.

«Она просто соскучилась в одиночестве», — думал он, продолжая гладить птицу по крыльям и спине и повторяя вслух с ласковой улыбкой.

— Вот глупая! Зачем плаваешь так близко к берегу? Ребята выловят и на кухню отнесут, или лиса с куницей схватят. Говорил тебе: не будь доверчивой. Надо маскироваться, если хочешь выжить. Озеро и лес, конечно, вернулись на свои законные места за чертой города, однако это не гарантирует твоей полной безопасности. Рядом проезжая дорога, мало ли кто по ней шляе… кхм … околачивается!

— Кря!

— Ты хоть понимаешь меня?

— Кря, кря! — согласно закивала уточка.

— Немного волшебства еще осталось в тебе… Как надолго его хватит?

Факир присел на траву, опустил странную птицу, понимающую человеческую речь, на землю и раскрошил хлеб, позаимствованный у Харона.

— На, поешь, а то с утра до ночи сплошные водоросли и водяные жуки. Наверное, ты голодная?

— Кря! — подтвердила уточка, начиная жадно клевать куски хлеба.

— Да не спеши, подавишься, — расхохотался Факир, наблюдая за ней. — Вот чудо мое непутевое, — его взгляд смягчился, расправилась глубокая складка, залегшая между бровей, — завтра еще принесу. А сыр захватить?

— Кря!

— Могу даже кофе со сливками принести, если хочешь. Нет, про кофе ты уже не помнишь, да и не хочешь его, — понял он, увидев непонимающий взгляд птицы. — Помнишь хотя бы, как тебя зовут?

— Кря! — уточка выпрямилась и указала крылом на свою грудь, где когда-то висел волшебный медальон на длинной цепочке.

«Я все помню, Факир! — говорили ее глаза. — И финальную битву, и то, как Мифо спас Ру, а потом они улетели вместе на колеснице, запряженной парой белоснежных лебедей. И как сгорела Эдель, спасая твою жизнь, и как ты защищал нас с Мифо на озере от Крэру, а потом создал сказку специально, чтобы вызволить меня из Безвременья. Ты проткнул ножом кисть руки, которую Дроссельмейер пытался заставить двигаться, как угодно ему. Ничего не забыто, Факир! Твои нежные ладони, впервые коснувшиеся моих крыльев в тот день, когда я спряталась в шкафчике с одеждой, а ты не выдал меня хищной игуане, да еще и накормил досыта хлебом. Ты всегда мне нравился, даже когда я ошибочно полагала, будто ты — враг Мифо и желаешь ему только зла. Называя тебя вслух жестоким человеком, сердцем я уже тянулась к тебе. Сюжетом мне было предначертано влюбиться в Мифо, но другая любовь стала вдруг сильнее и крепче первой. Она росла незаметно. Однако проклятие все еще на мне. Я по-прежнему не могу рассказать любимому о своих чувствах, ибо до конца дней теперь останусь уткой. Все, что еще мне доступно получить от жизни: видеть тебя каждый день на этом озере, пока ты не встретишь какую-нибудь красивую девушку и не женишься на ней, позабыв обо мне».

«Странно, — подумал Факир. — На секунду в шуме ветра мне померещился ее голос. Ахиру говорила о своих чувствах. А, ерунда. Сам себя обманываю. Она всегда любила одного Мифо, а я — так… Неудачник. Рыцарь недоделанный».

— Если станет одиноко, прилетай, и мы вместе погреемся у камина. Только прячься от людей, ведь теперь ты беспомощна. Ты вообще зимовала одна? Слушай, тебе лучше найти стаю и прибиться к ней!

Он увидел, как Ахиру четко покачала головой «нет».

— Не хочешь? Почему?

«Я только внешне утка. Внутри я по-прежнему девочка, и я люблю тебя, Факир».

— Тогда, — его вдруг осенило, — хочешь, отнесу тебя к Харону? И строго-настрого прикажу ему не думать о тебе, как о пище! Впрочем, ты не домашняя птица, чтобы сидеть взаперти. Ты привыкла свободно летать и плавать. Черт! А вдруг Харон все-таки отобедает тобой? Он же не знает, кто ты. А если я расскажу, решит, что я спятил, но, разумеется, не поверит. Нет, лучше не стоит тебе туда отправляться.

Недолго думая, Ахиру крепко вцепилась клювом в его рукав и весьма ощутимо дернула.