Страница 2 из 6
А.Ф. Бернер отмечал, что предмет преступления становится его объектом в связи с приобретением им правового содержания[9].
В советском уголовном праве первоначально также высказывалось мнение, что выделение предмета преступления в системе признаков объекта преступления означает не что иное, как переименование непосредственного объекта преступления[10]. По мнению А.А. Пионтковского, «…отказ от понятия непосредственного объекта и введение в учение об объекте преступления понятия предмета преступления не вызываются необходимостью и методологически необоснованны»[11].
В литературе рассматриваемый признак предлагалось выделять только в том случае, когда его свойства характеризовали объективную сторону состава преступления. В настоящее время эта позиция поддерживается М.П. Бикмурзиным. Автор пишет, что «…предмет преступления не входит в число признаков, характеризующих объект преступления, а относится к факультативным признакам объективной стороны состава преступления…»[12].
В советской уголовно-правовой литературе вопрос о месте предмета преступления в системе признаков состава преступления основательно исследовал В.Я. Таций. Автор пришел к выводу, что:
1) предмет не может претендовать на роль самостоятельного элемента состава преступления, его можно считать лишь признаком последнего;
2) предмет преступления наиболее тесно связан с его объектом, поскольку зачастую он одновременно входит в состав охраняемого уголовным законом общественного отношения в качестве его предмета[13].
«Нецелесообразно отделять от объекта и те предметы, которые не входят в состав объекта охраняемого отношения. Иное решение вопроса привело бы к тому, что одни предметы преступления мы рассматривали бы наряду с объектом, а другие – как какие-то новые признаки объективной стороны состава преступления… Предмет преступления нельзя отрывать от объекта еще и потому, что он всегда фигурирует (присутствует) в измененном преступлением отношении»[14].
В уголовно-правовой литературе высказывалось мнение, что самостоятельное изучение предмета преступления ничем не обусловлено, его исследование вызвано к жизни только одним обстоятельством – необходимостью более глубоко проникновения в суть объекта преступления. Например, Б.С. Никифоров признавал «…концепцию разделения объекта и предмета всего лишь необходимым этапом… по изучению и уяснению проблемы объекта преступления… при более глубоком исследовании объекта именно как общественного отношения проблема предмета преступления в ее нынешнем виде по существу снимается, потому что устраняется необходимость в самостоятельном исследовании предмета преступления как явления, лежащего за пределами объекта преступления и ведущего самостоятельное по отношению к нему существование»[15].
Вероятно, отождествление объекта и предмета преступления, подобная оценка значения последнего в составе преступления произошли, особенно в прошлом, как минимум по двум причинам: во-первых, из-за недостаточной разработанности теории уголовного права вообще и учения об объекте преступления в частности; во-вторых, из-за смысловой однозначности указанных терминов, выраженных словами-синонимами: объект означает предмет, а предмет, соответственно, объект[16]. С позднелатинского objectum переводится как предмет[17].
Между тем, как отмечал А.Н. Трайнин, «отождествление предмета преступления с его объектом неизбежно должно приводить к одному из следующих глубоко ошибочных утверждений: или объектом преступления оказываются товары спекулянта, одурманивающие вещества, взятки и т. п., или же все эти элементы состава оказываются без определенного места и значения в системе элементов состава преступления: это и не объект, и не предмет. Неустранимо встает вопрос: что же они собой представляют? Таким образом, противоречащее закону отождествление предмета преступления с его объектом, внося путаницу в понимание состава преступления и его элементов, отнюдь не может содействовать укреплению законности»[18].
В качестве самостоятельных уголовно-правовых явлений объект и предмет преступления в теории уголовного права начали признаваться с проникновением в науку нормативистской теории права. Первоначально контуры такого подхода были обрисованы Л.С. Белогриц-Котляревским: «…объектом преступления с формальной стороны является правопорядок государства. С материальной же стороны объектом преступления являются те жизненные блага или интересы, которые охраняются юридическими нормами»[19]. Таким образом, автор выделял объект преступления, понимаемый им как установленный в государстве правопорядок, и материальное выражение объекта, т. е. предмет преступления, в качестве которого выступали различного рода жизненные блага. При этом следует обратить внимание еще на одно обстоятельство. Л.С. Белогриц-Котляревский точно подметил двойственную социальную направленность любого преступного деяния: оно нарушает, с одной стороны, общее право (правопорядок), а с другой стороны – частное право (интересы конкретных лиц).
На указанную особенность обращал внимание и Н.Д. Сергеевский, который полагал, что «…возникает как бы двойственность объекта преступных деяний: во-первых, в качестве объекта представляется, ближайшим образом, непосредственный предмет посягательства, а затем, во-вторых, отвлеченный интерес всего общежития, нарушенный неисполнением соответствующего предписания закона. Только соединение обоих моментов образует понятие объекта и, вместе с тем, обосновывает собою состав преступного деяния: нарушение нормы закона невозможно без посягательства на конкретные блага или интересы…»[20].
По мнению Г.П. Новоселова[21], впервые более или менее четко вопрос о соотношении объекта и предмета преступления был поставлен А.Н. Круглевским[22]. Последний выделял два подхода к их трактовке, сформировавшихся к началу прошлого века в теории уголовного права. Согласно первому из них «…объектом юридической охраны… признается тот предмет, на который посягает отдельное преступление, конкретное воплощение правового блага, то фактическое отношение, изменить которое имело в виду лицо действующее, решаясь на преступление, охраняемое правом состояние, которое повреждается или ставится в опасность преступлением…». В соответствии со вторым подходом «объектом действия признается предмет, относительно которого учинено преступление или который должен быть создан преступлением для того, чтобы возникло характерное для данного деликта посягательство на предмет юридической охраны… предмет фактического воздействия субъекта, действующего в предположении, что он посягает на то или иное конкретное благо… непосредственная цель действий индивида»[23].
Таким образом, автор выделяет, во-первых, объект защиты (объект преступления), во-вторых, объект действия (предмет преступления). Характеристика их соотношения в первом приближении соответствует современному пониманию соотношения объекта и предмета преступления[24].
Точка зрения А.Н. Круглевского в советском уголовном праве поддерживалась А.А. Пионтковским, считавшим, что «объект действия – с этой точки зрения – всегда предмет нашего чувственного восприятия (человек, имущество). При этом так называемые формальные преступления признаются не имеющими объекта действия (предмета преступления. – Прим. авт.). Объектом защиты (объектом преступления. – Прим. авт.) выступают государственные интересы или интересы отдельного лица, которые служили… основанием для установления соответствующих карательных санкций. Это не материальный объект, а всего лишь мыслимый, абстрактный»[25].
9
См.: Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. Т. 1. Часть Общая. СПб., 1865. С. 402.
10
См.: Пионтковский А.А. Уголовное право. Общая часть. М., 1948. С. 292.
Автор писал: «Определять предмет как нечто, на что непосредственно воздействует преступник (имущество, здоровье человека и т. д.), и, оставляя этот предмет в учении об объекте, не называть его объектом, является неоправданным изменением ранее установившейся и более правильной терминологии» (Пионтковский А.А. Учение о преступлении. М., 1961. С. 140).
11
Курс советского уголовного права: в 6 т. Т. 2: Преступление. М., 1970. С. 119.
12
См.: Бикмурзин М.П. Предмет преступления: теоретико-правовой анализ: дис… канд. юрид. наук. Уфа, 2005. С. 10, 11.
13
В последующих работах автор не столь категоричен, предлагает предмет преступления не включать в объект последнего (см., например: Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс: в 10 т. Т. VI. Объект преступления. Объективная сторона преступления / под ред. Н.А. Лопашенко. М., 2016. С. 166).
См.: Таций В.Я. Объект и предмет преступления в советском уголовном праве. Харьков, 1988. С. 53.
14
Там же. С. 55.
15
Никифоров Б.С. Объект преступления по советскому уголовному праву. М., 1960. С. 130.
16
А.А. Пионтковский также считал, что «излишнее увлечение в советской уголовно-правовой литературе проблемой разграничения объекта и предмета повлекло за собой ослабление внимания к теоретической разработке действительно существенных вопросов учения об объекте преступления… (правовые отношения и регулируемые ими общественное содержание как объекты преступления, связь между непосредственным объектом преступления и общественным отношением как объектом преступления)» (Курс советского уголовного права. С. 121).
См.: Словарь синонимов русского языка / под ред. Л.А. Чешко. М., 1986. С. 302.
17
См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 453.
18
Трайнин А.Н. Общее учение о составе преступления // Избранные труды. СПб., 2004. С. 125.
19
Белогриц-Котляревский Л.С. Конспект курса уголовного права. Киев, 1892. С. 146.
20
Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть Общая. СПб., 1900. С. 230, 231.
21
См.: Новоселов Г.П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 12.
22
См.: Круглевский А.Н. Имущественные преступления. М., 1915.
23
Там же. С. 13, 14.
24
Подробнее об этом см.: Новоселов Г.П. Указ. соч. С. 13–16.
25
См.: Пионтковский А.А. Уголовное право. С. 152.