Страница 9 из 83
— К-куинджи! — Адмирал восхищенно сопит и прикалывает портрет молодого парня к стене. Когда-то, до изобретения фотороботов, подобные портреты создавали специальные художники, набившие руку на воспроизведении образа по устному описанию. Но нарисованный Олегом портрет не имел ничего общего с подобными набросками. С листа смотрели умные, внимательные, глубоко посаженные глаза. Открытый высокий лоб, тонкие чувственные губы. Такие нравятся женщинам.
— Слушать сюда! Теперь перед каждым выездом вот здесь будем расписываться. Пока не найдем этого красавчика. Копию направьте на Петровку, авось сгодится.
— Кстати, мне понравилась поговорка про винт. У меня в сейфе тоже есть кое-что с винтом. Впереди выходной, взрослые люди вольны в своем выборе. Ставлю на голосование. Нервные могут идти по домам. Отнесемся с пониманием.
Накопившееся за день напряжение требует выхода. Если не найти вариантов, то бессонница будет мучить до утра. Только сейчас, после не вполне удачной операции, начинаешь понимать, как устал. Все тело словно ватное, координация замедленная и неверная. И только голова продолжает гонять разные мысли.
Олег не раз замечал, что после таких бессонных ночей сознание напрочь отбрасывает все лишнее, второстепенное и, выделив направление главного удара, начинает анализировать все, что было и что будет. Как ни странно, поговорка «Утро вечера мудренее» для него не подходит. Наоборот, наиболее мудрые мысли к нему приходят во время бессонницы. Обидно, что с наступлением утра большая часть передуманного уходит на периферию, не оставляя в подкорке и следа. А жаль! Как много мудрых и замысловатых мыслей, оригинальных решений остаются под спудом сознания. И только такая же бессонная, изнурительная ночь может вызвать обрывки воспоминаний.
Медведь суетится, накрывая на стол. Огромный десантный нож рвет жесть консервной банки. Врагу не пожелаешь. Бутылка с винтом — «Сабонис» — возвышается на столе, как полковое знамя. И каждый входящий невольно замирает в немом почтении перед продуктом.
Роберт Сильвестр в книге «Вторая древнейшая профессия» писал, что главная причина пьянства среди журналистов — комплекс тяжелейших стрессов, которым они подвергают свою психику. Чтобы остановиться, сбросить груз прошедшего дня, стереть из памяти накопившуюся, но уже ненужную информацию, человек обращается к спиртному. А в связи с тем, что стрессы возникают каждый день, то и подобная терапия становится регулярной, делая из журналиста пьяницу.
Наверное, в этом что-то есть.
Олег спустился к себе в кабинет и, открыв сейф, достал принесенную для «прописки» по офицерскому обычаю бутылку виски — горькое напоминание о прошлой жизни «там». Ему стало ясно, что одной бутылкой в этом коллективе не обойдешься. И отнюдь не потому, что мало. Просто он ощутил себя так, словно прожил здесь почти всю жизнь, плечом к плечу, спина к спине с этими парнями.
Наверху ждали только его. Письменный стол был накрыт бумагой, громоздились грубо порезанные куски вчерашнего хлеба и невесть откуда взявшейся колбасы. Разномастные чашки и стаканы были сейчас милее саксонского сервиза. «На бойцах и пуговицы вроде чешуи тяжелых орденов…» — не к месту, но ассоциативно вспомнил Олег Михаила Кульчицкого.
— Ну-кась, ну-кась! — Медведь с любопытством разглядывал бутылку. — Вас ист дас?
— Виски, сэр! — в тон ему кивнул Олег.
— Посуду не выбрасывать, чур моя! — Медведь всем показал кулак.
Его страсть к собирательству необычной посуды была широко известна в коллективе. Часть добытых посудин Медведь тащил домой, часть, наполненная несъедобными напитками, покоилась в багажнике. Один любопытный бомж, одуревший от мучительного похмелья, вскрыл багажник и, достав оттуда бутыль с неизвестной наклейкой, даже не понюхав, хлобыстнул прямо у машины.
Медведь хранил в этой посудине очиститель двигателя. Реанимация прибыла поздно. Но и после трагического случая Медведь, или, как его обозвали, «коварный Яго», пополнял свой «бар» отравляющими веществами. При движении по ухабам мелодичный перезвон дополнял скрипы и стуки.
— Что стоим? — Адмирал взял быка за рога. — Раньше сядем, раньше выпьем.
Неожиданно к исходу часа ночи появилось новое лицо.
— От Парижа до Находки «Спирт Ройял» не хуже водки! Очередная глава книги «Мой путь к циррозу».
Удовлетворенная, светящаяся от счастья физиономия с пышными черными усами принадлежала человеку с выразительным прозвищем Дед. Он был счастлив оттого, что деньги, казалось, безнадежно утраченные лопухнувшимися оперативниками в прошлый захват, были найдены. Найдены вместе с объектом. Все на месте, и даже надпись «Вымогательство» светилась, как новенькая. Завтра деньги будут в кассе, объект уже в следственном отделе.
— Доставили тело? — поинтересовался Медведь, реально представлявший последствия дедовых поисков для задержанного «тела».
— Во! — Дед вскинул большой палец. — Удача приходит к сильным! Осталось чего? — Он окинул взглядом стол.
— Вообще-то причитается с тебя! Но уж ладно, в честь твоего успеха прощаем. — Адмирал достал из-под стола оперативную бутылку.
Пили мало, говорили много. Олег, как губка, впитывал новую и необычную информацию. Многое из того, что он узнавал сейчас, было для него странным и непривычным. И жесткость оценок, которые давались руководителям, и откровенность, с какой общались между собой эти мужики, и их точные и на редкость остроумные шутки…
История со Сванидзе не закончилась передачей помятых рэкетиров милиции. Не прошло и недели, как на таможенном посту Бутово был задержан его груз, который в накладных числился как «запасные части для полиграфического оборудования», а в натуре представлял собой не что иное как алюминиевое литье в слитках. Больше всего по этому поводу бурлил Медведь. Словно миксер, он взбивал до пены общественное мнение.
— Это что происходит?! — орал он на весь кабинет. — Мы корячимся, корячимся, по ночам, как коты мартовские, на улицах орем: «Стоять! Лежать!» Блин! И все для того, чтобы одного жулика от другого спасти. Да таких надо…
— Бог шельму метит, — словно подвел итог Адмирал, не менее Медведя возмущенный данным фактом, но не столь эмоционально его воспринявший.
То, с чем пришлось сталкиваться в последнее время, его уже не удивляло. Как не удивляли ставшие обыденными факты контрабанды периода перестройки. Все, что происходило в стране, носило эпохальный, или, как утверждали политики, судьбоносный характер. А потому если что-то крали, то крали по-крупному. Вагонами, эшелонами, цистернами. Настала эпоха людей из породы Корейко. Вышедший поезд из пункта А мог не дойти до пункта В, потому что его перекупили за большие деньги в пункте С. Исчезали эшелоны, танкеры, самолеты с грузом. Искать же пропавшее имущество и грузы в условиях раздела еще вчера единого территориального пространства, единой общенародной собственности было сложно, если не сказать бесперспективно. Зачастую конечными пунктами доставки грузов были заграничные пункты.
Первое дело по промышленной контрабанде было заведено в сентябре 1990 года. Некий московский кооператив пытался под видом медного лома отправить строго фондируемый груз — медные и бронзовые трубы, скупленные на авиационном предприятии. Запасливость руководителей промышленности была такой, что на подкожном сырье они могли работать не один месяц. Накопление шло впрок, на черный день. Снабженцы изворачивались как могли, чтобы пополнить закрома, и без того забитые сырьем. В ход шло все — от сувениров до взяток. А потому склады буквально ломились от запасов, многие из которых могли вовсе не потребоваться. Реализовать же в те времена фондируемые материалы было невозможно — статья обеспечена. Новые времена открыли кое-какие шлюзы для предпринимательской деятельности промышленников, но первыми их плодами стали пользоваться перекупщики…
Так случилось и в этот раз. Получив лицензию на реализацию за рубеж медного лома для переработки, этот кооператив не стал утруждать себя пионерскими играми. Скупив фондируемое сырье по весьма невысокой цене, он загнал его в Италию, которая впервые видела «такой лом» — блестящий, с заводскими бирками. Вырученная сумма была, естественно, значительно выше затраченной, но тем не менее значительно ниже цены мировой. Такое предпринимательство стало входить в моду. Уголовной практики подобного рода не было, а потому дела возбуждались, но…