Кевларовые парни

— Цитата, — сказал Олег. — Человек, говорящий цитатами, общественно опасен. Но ты не расстраивайся. Мы сегодня все общественно опасны. Есть предложение обменяться цитатами по интересующему всех нас вопросу. Насчет СП «Эль». Основным докладчиком предлагаю сделать Адмирала.

Последние недели пристального внимания дали неплохие результаты. Несколько томов дела, сотни сводок — богатая пища для размышлений в узком кругу.

— Хитрая контора. Кто только ее не бомбил! И милиция, и налоговая инспекция, и финансовые органы. — Адмирал перелистал свои записи. — Оснований для проверок — выше крыши. Но каждая проверка заканчивается пшиком. Примечание: практически все проверяющие после посещения «Эля» стремительно идут в гору. А материалы исчезают. С концами. Как в кино.

— Может, их просто покупают?

— Если бы! Результаты проверок и выявленные нарушения докладывают по инстанциям. Проверяющих хвалят, отмечают. Документы начинают слоняться по кабинетам. Участники акции возмездия идут на повышение. А материалы испаряются.

— Что же тут странного? — Олег уже взял себя в руки. Он был деловит и спокоен. — Папашка как держал рычаги в руках, так их и держит. Вспомни, как он упаковывал нашими руками очкастого. Как мы ни сопротивлялись. Большой человек — и дела большие. Кинуть за четыре прута какого-нибудь чайника — много ума не надо. А вот отметить за свои дела, но, как говорится, за государственный счет ничего не подозревающего… Тут не один приводной ремешок надо иметь. Так что мы имеем дело с гигантом. Такие при любых условиях только крепчают, как хороший цемент, и всегда на коне. Что ему демократы, сопливые щенки, не искушенные в аппаратных боях? Этот на митинге орать не будет: «Пока мы едины, мы непобедимы!» Свое единство они не афишируют. Им нужно не упоение властью, а реальная власть. Они ее извлекут из любой ситуации. Помнишь: «Только диктатура пролетариата может освободить народы от гнета капитала»? Великая борьба продолжается. Борцы только знак у слова «гнет» поменяли.

— Гостиница «Метрополь». Мозаика на фронтоне. Исполнена Врубелем. В конце подпись: «В.И. Ленин», — неожиданно подал голос Дед. Брови Олега поползли вверх.

— Шеф! Дед у нас еще и любитель архитектуры? — Адмирал был в восторге.

— Дед, между прочим, в архитектурный институт поступал.

— Не поступил, к вашему счастью. На рисовании срезали, — сделал Дед существенное уточнение.

— Хрущевки не ты, часом, придумал? Совмещенный сортир со столовой? — оживился Адмирал. — Сколько живу в такой квартире, столько архитектору свечки ставлю. Мысленно.

— Не отвлекайся, — скомандовал Олег. — Дальше!

— А дальше больше, — продолжил Адмирал. — Лицензии вроде бы санкционируются первыми лицами. Распоряжения такие, знаешь, на именных «флажках» печатаются. Но подпись на «флажках» не всегда принадлежит первому лицу. Бывает, еще печати ставят. Так и тут расхождения.

— То есть?

— Ну, допустим, отдает распоряжение первое лицо — так и печать на распоряжении: номер один, общий отдел. А тут то номер десять, то номер двенадцать.

— Что это значит, как думаешь? — свежее наблюдение привлекло внимание Олега.

— Думаю, некоторые первые лица об этих «распоряжениях» понятия не имеют.

— Проверял?

— Проверяю.

— Знали бы простые советские люди, с кем нам приходится иметь дело… Дед, у тебя что?

— Археологические раскопки дали любопытный контрактик. Поставщик — один из механических заводов в Нижегородской области. Заказ на изготовление тягачей. Но там не тягачи, а бэтээры делают. Получатель — Азербайджан. Но это — так. К слову.

— Вывод?

— Надо проверять. Сомневаюсь я, что нынче даже по спецзаказу станут на этом заводе клепать «гражданские» тягачи.

— Из чего вывод?

— Цена. Ежели судить по деньгам, платили за бэтээры.

— Когда отгрузка?

— Да вроде вчера была.

— Врезал бы я тебе по одному месту за последнее сообщение. Ох, врезал бы, если бы знал, что это может что-нибудь изменить…

Оформление командировки заняло чуть больше часа. Подписи, печати, суточные. Дабы не нюхать чужие носки, взяли СВ. Ночь пролетела в одно мгновенье. Олег выспался под перестук колес, как не высыпался в последнее время ни разу. Когда открыл глаза, Дед был выбрит и свеж, как жених перед венчанием, что Олег и констатировал:

— Хорош! Ну просто огурчик! Зеленый и в пупырышках.

На вокзале ждал представитель местного управления. Формальные вопросы: «как доехали?», «как спалось?». Поданная машина притормозила у гостиницы «Октябрьская». Вчера обкомовская, сегодня губернаторская, она сохранила все лучшее, что было в том, прежнем мире. Уютный номер с видом на Волгу поразил не только какой-то особенной тишиной и умиротворенностью, но и наличием давно забытых в подобных заведениях предметов. Самовар, исключающий применение запрещенного кипятильника. Вилки и ножи, тарелки и чашки — недостижимая мечта командированного. Простенько и со вкусом. Ох уж эта непостижимая обкомовская душа!

Приняв душ и перекусив, пешком дошли до управления. Старый русский город — что с тобой сделали?

Начальник службы вывалил на стол кипу бумаг, ксерокопий, документов.

Информация, собранная местными коллегами, была исчерпывающей. Все — «от и до» — задокументировано. Справки, объяснения, протоколы. Работали опытные опера, которых на мякине не проведешь. Как и город, управление хранило традиции своих мастеров.

— На место поедем?

— Святое!

…По автостраде неслась черная «Волга». В машине Олег, Дед и опер из местного управления. Пейзаж за окном — типично сегодняшний среднероссийский: чахлый, болезненный. Какой, интересно, человек проходит тут, как хозяин? Глаза бы не глядели. Единственное спасение — скорость.

— Вы только вчера позвонили, а тут звонит особист. На военный аэродром, говорит, прибыли двенадцать бэтээров. Вообще-то ничего странного нет: отсюда армия, бывает, снимается в «горячие точки». Особист другому удивился: бэтээры новенькие, а погрузка идет в гражданский грузовой самолет.

— Откуда на военном аэродроме гражданский самолет?

— Да сейчас чего не бывает! У армии денег нет, так все в коммерцию ударились. Вот и оказывают услуги частникам и «акционерам».

— И что особист?

— Сообразил, что дело нечисто. Но сам понимаешь: пока в самолет не погрузили, разговора нет. Он дождался, пока все двенадцать машин закатят в отсек, задраят люки, получат разрешение на взлет, а потом выкатил под переднее колесо тягач. Туда-сюда, документы на бочку. В накладной вездеходы, в натуре — броники. Только без оружия.

Машина петляла по дороге, объезжая колдобины и рытвины. Она словно пыталась найти и не находила изъяна в словах немецкого полководца Гудериана, утверждавшего, что в России дорог нет, есть только направления. Одно из таких направлений и привело на аэродром. Перевалив через очередную железнодорожную колею, «Волга» притормозила около полосатого шлагбаума. На редкость неряшливый сержант вразвалочку подошел к машине. Предъявленное удостоверение прочитал с интересом, но без особого энтузиазма.

— Минуточку, — он двинулся к КПП.

— Эй, боец! — подобное поведение буквально взорвало Деда. — А ну иди сюда, сынок.

Удивленно вскинув брови, сержант приостановился, всем видом демонстрируя недоумение: «А это еще кто такой?»

— Иди сюда, с тобой майор разговаривает.

Сержант медленно, так же вразвалочку двинулся к машине.

— Что за вид, боец? — Дед наливался злобой. Он был готов простить многое, но подобного отношения к службе…

Сержант нехотя заправился и, скривив физиономию, нетерпеливо переминался с ноги на ногу: «Ну чего еще?»

— Почему не представился по уставу?

— Откуда я знаю, кто вы такие? — сержант явно нарывался на скандал, плохо представляя натуру Деда, который в армии был «дедом» настоящим — жестким, но справедливым.

— Теперь выяснил? — майор с трудом сдерживался от мордобоя.