Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 20



– Это ты пригласил Мэри.

– Red keinen Quatsch [Не говори глупостей (нем.)]. Я не позвал бы девочку смотреть, как я боюсь.

Скорчив насмешливую рожицу, Крис потянулся. Стрелки часов перевалили за полночь, значит, возвращаться к себе не было смысла.

Он жил в общежитии второй год. Парень сам настоял на этом жилье в надежде, что постоянное общение с носителями языка поможет быстрее освоиться. До общежития можно было дойти за полчаса или уговорить Салли и доехать за пять минут на мотоцикле, но все же Кристиан предпочел остаться и переночевать на надувном матрасе. Он пропустил комендантский час, и дежурная (Крис не сразу запомнил, что ее называют «фахтерша») наверняка уже закрыла входную дверь.

Впрочем, гостей она не пускала вообще, и парни предпочитали выпивать в квартире Салли. Родители Крауза сняли для него небольшую студию, переделанную из однокомнатной квартиры. Крохотная, скромно оборудованная кухня соединялась со спальней широким проходом-аркой, которая визуально добавляла пространства. В комнате места было немного: хватило только на кровать, шкаф и огромный телевизор на стене. На кухне было лишь основное: холодильник с полуфабрикатами, плита, раковина и стол с парой стульев. Был и широкий балкон, особенно полюбившийся курящему Салли.

В квартире постоянно царил бардак, несмотря на то, что половину комнаты занимала кровать, а хозяин регулярно прибирался перед приходом гостей. На подоконнике валялись конспекты, распечатанные работы и учебники, между ними стояли грязные чашки, кое-где виднелись ручки и карандаши. На дверях и стульях висели футболки, на кухонном столе в центре стоял натертый до блеска мотошлем, несколько полупустых аэрозолей непонятного назначения и винты в блюдце.

Иногда Крису казалось, что бардак – неотъемлемая часть Салли, что это его симбиот или еще какая-то сущность, что бардак невозможно убрать навсегда, поскольку они с Краузом неразрывно связаны.

А иногда Крис просто завидовал. Его самого давно бы отругала мама. Анна Вайс регулярно звонила сыну по видеосвязи и просила показать комнату, подмечая крошки на столе или грязный пол. Родители же Салли считали, что в своей комнате сын может делать что угодно, пока это не мешает другим.

– Я подумал, – внезапно произнес Сальваторе. – Зачем тебе сложная игра? Жизнь – вот это сложная игра. Ничего не понятно, нет понятных миссий, нет никаких сохранений и всего одна возможность.

Крис кивнул. Вот уж точно, сложность просто экстремальная и ни одной дополнительной жизни или подсказки. Взять хотя бы недавний случай в архиве…

– Кстати, как у тебя дела с Микой? – отложил геймпад Салли. Как более опытный в любви, он переживал за друга и его отношения едва ли не больше, чем когда-либо за свои.

– Все хорошо. Она пришла учиться на первый курс. Она говорила, что поступить сложно, но она молодец, – Крис улыбнулся было, но Салли покачал головой. – Что?

– Ты признался ей?

– В чем?

Салли закатил глаза.

– Крис, я все видел и знал, я не дурак. Ты постоянно ей писал, специальный ездил фотографировать для нее граффити и читал про них. К тому же ты не стал обнимать Нелли при встрече, а ведь вы встречались весь последний год и расстались друзьями.

– Ты слишком наблюдательный.

Крис познакомился с Евой («Для друзей просто Мика») на первом курсе, когда девушка, тогда еще старшеклассница, пришла на день открытых дверей. Изначально общение было исключительно дружеским, но Салли уже тогда сказал, что из них выйдет отличная пара. «Накаркал», как сказала бы Мика.

– Тогда расскажи, что произошло между тобой и тем парнем с белыми волосами, – пожал плечами Крауз.

– Это Юшин, он работает в библиотеке. Он альбино.

– Альбинос, – поднял палец Салли. После двух с половиной месяцев в Берлине возвращаться к русскому языку было непросто даже для полиглота Крауза, который легко перескакивал с немецкого на английский или испанский, а потом обратно.





– Альбинос. Мы поспорили.

Крис кратко пересказал произошедшее: о своем желании развлечь Еву, о решении показать ей «библиотечного призрака», о реакции Юшина. Салли не перебивал, лишь вытащил сигареты и вышел покурить на балкон, слушая через открытую дверь. Дворик, окруженный старыми «пятиэтажками», вечерами оживал: сюда заезжали лихие гонщики, проходящая молодежь слушала рэп из переносных колонок, собаки из разных квартир приветствовали друг друга. Но после полуночи все затихало, засыпало, лишь издали доносился шум неспящего автомобильного шоссе.

Прислушавшись, Салли вздохнул. В Берлине в последний год он часто уезжал поздно ночью покатать на мотоцикле. Черно-салатовый спортивный мотоцикл «Kawasaki» молнией летел по пустым трассам: иногда один, иногда в окружении других красоток. Иногда Салли катал с отцом. Тот предпочитал надежный и добротный «Harley-Davidson». Рядом с угловатым «Kawasaki» «Harley» смотрелся приземистым и медлительным, но по-своему красивым. Мотоцикл нравился не только ему: девушки засматривались на байкера на классическом мотоцикле едва ли не чаще, чем на Сальваторе.

– Мика грустная. Она жалеет, что обидела Юшина, – тем временем Крис закончил рассказ, не глядя на друга. Вспоминать собственный промах было невероятно стыдно даже через несколько дней. Он попросту не подумал, что прозвище может быть неприятно Юшину – в голову не пришло. Все его мысли были заняты возможностью поболтать с Микой.

– Ты ужасно поступил с парнем, – проворчал Салли, подвинув пепельницу ближе. Он резко стал серьезным. – Ты должен извиниться перед ним.

Крис состроил недовольную мину. Он и сам знал, что должен извиниться, причем извиниться так, чтобы странный и малоразговорчивый парень простил его на самом деле, а не только на словах. Крис шестым чувством понимал, что задел что-то очень важное и личное, и никакое «случайно» и «не хотел» не являются оправданием его поступка.

– Только не рассказывай меня… ээ, уроки? – Салли выдохнул дым и выгнул бровь, не понимая. Крис пощелкал пальцами. – Уроки, учение, поучение…

– Нотации?

– Ja [Да (нем.)]. Как же сложно говорить после немецкого!

Рассмеявшись, Салли вдавил бычок в пепельницу и вытащил вторую сигарету. Мать плохо относилась к сигаретам и не переносила дым, а потому старший и младший Краузы постоянно прятались от нее. Приехав в Москву в первый раз, Салли активно курил неделю, будто убеждая себе, что мать не смотрит на него из окна и никто не запрещает.

– Нечего, во второй раз вспомнить проще.

Крис вздохнул. В прошлом году оба оказались в Москве, едва закончив четырехмесячные курсы. В первые недели им пришлось, мягко говоря, совсем непросто: они постоянно вслушивались в смутно знакомые слова, постоянно переспрашивали и не выключали онлайн-переводчики. Через полгода активной практики парни уже неплохо справлялись и почти все понимали на слух, а Салли пытался материться, чем приводил в восторг девушек. Но всего за полтора месяца на родине знания начали выветриваться, и все пришлось начинать заново.

Решение приехать в Москву у друзей появилось внезапно. Дело было весной, за два месяца до выпускного. Теплым вечером оба вышли немного прогуляться на старую детскую площадку за домом: Салли – чтобы покурить, Крис – за компанию повисеть на старой металлической конструкции в виде октаэдра с натянутой внутри сетью. Площадку вот-вот собирались реконструировать, и Крис невольно улыбнулся: вдруг он будет последним, кто висит на этой железке?

Вайс забрался повыше, зацепился ногами за перекладину и повис вниз головой. Из-за небольшого роста (всего сто шестьдесят девять сантиметров) он помещался внутри, хоть и с трудом.

– Смотри, я все еще влезаю в детскую игрушку, я еще не вырос.

Усмехнувшись, Салли выбросил бычок и подошел ближе, положил руку на верхнюю перекладину и уперся в нее лбом.

– Хочешь сказать, что раз ты еще ребенок, то тебе рано выбирать профессию?

– Да!

Супруги Крауз совершенно не волновались о том, куда поступил их сын и поступит ли вообще. Сам Салли с детства знал, что будет работать в мастерской отца, а потому мог выбирать любое образование в пределах возможностей. Родители не собирались давить на сына.