Чёрные крылья

Захваченный этими невесёлыми мыслями, я и сам не заметил, как добрался до здания штаба. Говоря точнее – до главного управления разведки Чёрной Армии. В последнее время высшее командование всё чаще и чаще заседало именно здесь. Не знаю, с чем конкретно это было связано: то ли с тем, что Алеутов вёл какую-то свою, скрытую от глаз простого капитана игру, целью которой было расширение полномочий разведки, то ли сыграла свою роль удачная планировка здания, три верхних этажа которого выглядели строго и представительно, а четыре других, вырытых под землёй, представляли собой отличное бомбоубежище. Меня же в эту обитель сильных мира сего пригласили ради моего доклада по поводу операции «Осина», с которой я, как правильно заметила Аня, недавно вернулся. Уже подойдя ко входу в здание, у двух широких двойных дверей я нос к носу столкнулся с Артёмом.

– Как ты удачно подгадал, – улыбнулся мне мой воспитанник.

– Я бы и раньше пришёл, – ответил я, пожимая протянутую мне руку. – Анька задержала.

Артём понимающе кивнул. Спросил:

– Ну, и как она там?

Я пожал плечами.

– Да как обычно. Скандалит.

Артём осуждающе посмотрел на меня, но ничего, слава Богу, не сказал. Он был очень хорошо знаком с Аней. Когда я привёл его голодного и грязного к себе домой, бывшая проститутка очень хорошо к нему отнеслась. Не знаю, с чем это связано, наверное, материнские инстинкты не могут убить ни работа в борделе, ни голод, ни постоянный страх перед бомбёжками. Так что, на время его недолгого пребывания в моём доме, а затем и немногочисленных увольнительных из училища, она была ему самой настоящей матерью. Которая и покушать приготовит, и по головке погладит, безудержно квохча над бедным малолетним курсантиком.

Такая вот у меня была странная семья. Бывшая проститутка, занявшая место законной жены и беспризорник, ставший мне сыном, пусть даже и приёмным. Впрочем, я не жаловался. Странно было бы ожидать чего-то другого от человека, у которого все эмоции, кроме застаревшей жажды мести – лишь грамотно наведённый морок.

Мне иногда кажется, что тот атомный взрыв, свидетелем которого я был шестнадцать лет назад, выжег во мне что-то очень важное. Помимо километров безлюдной, опустошённой земли, помимо радиоактивных осадков, разнесённых по всей Сибири переменчивыми ветрами, помимо сгоревших в ядерном огне великих генералов и их гвардейцев, я и сам потерял что-то личное. Что-то, без чего невозможна нормальная человеческая жизнь. Тот столб пыли и пепла, на который я завороженно смотрел глазами шестнадцатилетнего юноши, всю жизнь будет своим тёмным молотом висеть над моей душой, не давая возможности по-настоящему полюбить Аню и от всей души гордиться Артёмом. Они оба для меня – лишь инструменты моей ненависти, лишь орудия отмщения моего народа. Женщина мне нужна, чтобы вовремя сбрасывать напряжение, накопленное во время непрерывных операций, ни о какой любви там речи не идёт. Ребёнок, которого я когда-то подобрал с улицы, послужит мне прекрасным наследником, когда пробьёт мой час, а пока послужит нашей общей Родине на полях её бесконечных сражений. Я же вполне себе могу разыграть роль принца на белом коне, вытащившего солдатскую подстилку из мрака и копоти борделя, или любящего наставника, возвысившего своего ученика до высот, которые так сложно покорить любому другому сироте. Если окружающие меня люди так сильно хотят, чтобы я играл этот спектакль, то пожалуйста, мне не сложно. В конце концов, не зря же именно искусство притворства и скрытности я избрал своей профессией?

Мы вдвоём спускались по длинной винтовой лестнице, ведущей в подвальные помещения. Обычно именно там, на глубине третьего этажа, проходили заседания штаба. Я знал дорогу, потому что все эти большие шишки собирались по обыкновению в кабинете Алеутова, в котором я также был довольно частым гостем. Артём же на такие вершины ещё ни разу не поднимался (или, точнее сказать, никогда не спускался до таких глубин), поэтому покорно шагал следом.

Как только мы спустились на первый подвальный этаж, нас тут же перехватил личный секретарь Алеутова.

– Григорий Иванович, Господи, ну где вы ходите, вас уже давно все ждут! – запричитал он, попытавшись потянуть меня за рукав.

Руку я немедленно одёрнул.

– Василий, не шелести. Отдышись сперва. Кого там такого важного Александр Сергеевич пригласил, что аж меня, героя и ветерана, в такую рань выдернул? Я только что с операции, мне отдых, между прочим, полагается, – улыбкой я попытался смягчить ситуацию.

Правда, возымело это полностью противоположный эффект. У секретаря аж глаза на лоб полезли, от неописуемого возмущения он яростно замахал руками.

– Как это кого привел? Вы что себе позволяете, Григорий Иванович?! Думаете, раз Александр Сергеевич вам благоволит, так можно балду гонять?! Что хочу, то и ворочу, да?! Дома у себя возмущаться будете, а здесь извольте выполнять приказы, вам всё понятно?! – Василий, обычно дружелюбный донельзя человек, даже сорвался на крик.

Так. А вот это уже серьёзно. В такое состояние Васю могло привести появление у Алеутова только кого-нибудь действительно важного. Например, Иисуса Христа, Сергея Мироновича Кирова или Адольфа Гитлера. Двое из них не явились бы по причине скоропостижной смерти, а третьего, наверняка, не пустили бы наши пограничные части. Так что я, оставив при себе своё бахвальство, покорно пошёл быстрым шагом за Василием. Артём же, за время нашего короткого диалога не сказавший ни слова, всё также следовал за нами.

Только когда наша компания добралась-таки до кабинета, я понял причины такой спешки. За круглым столом, место за которым занимал, помимо прочих, и мой непосредственный начальник, Алеутов, находились люди, которых действительно не нужно заставлять ждать. Слева от Александра Сергеевича сидел уже порядком постаревший Александр Александрович Новиков, маршал нашей немногочисленной, но всё же существующей авиации, исполняющий, помимо своих основных обязанностей, функцию министра иностранных дел. Проще говоря, именно с ним немцы договаривались, когда необходимо было обменять пленных, и именно у него японцы выторговывали наши драгоценные металлы взамен на столь необходимое нам оборудование. Рядом с Новиковым восседал Николай Герасимович Кузнецов, в прошлом адмирал советского флота, ныне же, из-за фактического отсутствия у нас каких-либо ВМФ, исполняющий обязанности министра военной промышленности и народного хозяйства. Именно ему Чёрная Армия была обязана организацией рейда Батова, который, если не решил проблему голода в стране, то хотя бы отодвинул её на дальний план. Около адмирала, не имеющего собственного флота, занял место Константин Константинович Рокоссовский, главнокомандующий нашими сухопутными вооружёнными силами. Единственный, наверное, кто исполнял свои непосредственные обязанности. Ещё одно место занимала грузная широкоплечая фигура, сидящая спиной ко мне, из-за чего я не мог понять, кто это, собственно, такой. На генерала Карбышева, ещё одного очень важного человека в нашем кабинете министров, этот человек был не похож, престарелый татарин, чьи укрепления когда-то спасли Россию, был намного уже в плечах. Да и к тому же, Дмитрий Михайлович очень неохотно вылезал из своих бетонных бункеров, постоянно совершенствуя их и доводя до недостижимого идеала. Впрочем, нельзя сказать, что работа эта была напрасной. Его неприступная линия обороны нерушимой стеной стояла уже шестнадцать лет, не пуская немцев к Уралу. Так или иначе, затворничество, а правильнее сказать, его фанатичная преданность делу, вошла уже в легенды и народный фольклор. Я лично слышал парочку анекдотов на эту тему, а Алеутов говорил, что за все эти годы Карбышев посетил едва ли больше десятка штабных заседаний, на которых откровенно скучал и искал возможность побыстрее улизнуть.

– Ну, надеюсь, теперь все в сборе? – спросил, оборачиваясь ко мне, незнакомец.

Вот так вот…

Теперь я окончательно понял причину панической спешки, с которой Вася нас вёл в это помещение.