Страница 3 из 470
Я менеджер тухлого клуба
Я менеджер тухлого клуба,В котором толчётся хипня.Кобзон и Успенская ЛюбаНавряд ли споют у меня,Ветлицкая тоже НаташкаНавряд ли заглянет сюда.Филипп и евонная пташкаКо мне не придут никогда.Так кто же у нас выступает,Кто слух усладит хиппанам?Здесь Слава Могильный бывает,Ди-джей Кабыздох ходит к нам.Ужель про таких не слыхали?О, люди! Ленивые тли!А бард Теймураз Миноссали,Цвет совести русской земли?А Гиршман, поэт и прозаик?Какой тебе Алан Чумак?Стихами он всех усыпляет:И мух, и людей и собак.Поэтому вход для зверюшек,Как видите, не возбранён,приводят и тёлок и хрюшекИ поят зелёным вином.Потом их волочат на дойку,А кое-кого на зарез.Шучу я, конечно же в койку.У нас в этом смысле прогресс.Ведь все мы, друзья, зоофилы,Животные, мать нашу так,И будем любить до могилыИ тёлок, и жаб, и собак.Я любил поджигать кадиллаки
Я любил поджигать кадиллаки,Хоть и был я не очень богат,Но буржуи, такие собаки,Норовили всучить суррогат."Подожги, - говорили, - Вадюша,Хоть вот этот поганенький джип." -"Нет, давай кадиллак, дорогуша,Если ты не петух, а мужик".И обиделись вдруг богатеи,Что какой-то пьянчуга-поэтВытворяет такие затеи,А они, получается, нет.Да, ни в чём не терпел я отказа,Власть я шибко большую имел,Ведь чесались сильней, чем от сглаза,От моих пиитических стрел.Знали, твари, что если вафлёромИ чмарём обзовёт их поэт,То покроет навеки позоромИ заставит смеяться весь свет.И боялись меня хуже смертиВсе министры, менты и воры,А потом сговорились ведь, черти,И отрыли свои топоры.Дали денег, приказ подмахнулиИ услали меня в Парагвай.Стал я там атташе по культуре,А работа - лишь пей-наливай.Познакомился с девкой хорошей.Хуанитою звали её,Часто хвост ей и гриву ерошил,Загоняя под кожу дубьё.Но ревнива была, асмодейка,И колдунья была, вот те крест,И при мне угрожала всем девкам,Что парша у них сиськи отъест.Целый год остальные мучачиЗа версту обходили меня.И тогда Хуаниту на дачеУтопил я. Такая фигня.Вот иду я однажды по сельвеС негритянкой смазливой одной,Запустил пятерню ей в кудель яИ притиснул к платану спиной.Ну-ка думаю, чёрная стерлядь,Щас ты мне соловьем запоёшь.Вдруг откуда-то из-за деревьевПросвистел ржавый кухонный ножИ вонзился девчоночке в горло -Кровь мне брызнула прямо в лицо,И нечистая сила попёрлаИз густых парагвайских лесов.Мчатся три одноногих гаучоНа скелетах своих лошадей,Ведьмы, зомби и Пако Пердуччо,Выгрызающий мозг у людей,И под ручку с бароном Субботой,Жгучий уголь в глазах затая,Вся в пиявках и тине болотной,Хуанита шагает моя...В общем, съели меня, растерзали,Не нашлось ни костей, ни волос,Лишь от ветра с платана упалиМой ремень и обгрызенный нос.В Парагвае меня схоронили,Там, в провинции Крем-де-кокос.В одинокой и скорбной могилеМой курносый покоится нос.В полнолуние он вылезает,Обоняя цветы и плоды,И к девчонкам в постель заползает,Чтоб засунуть себя кой-куды.Я крылышки "Allways" в аптеке купил
Я крылышки "Allways" в аптеке купил -меня телевизор об этом просил,просил меня ночью, просил меня днём,и я согласился: "Ну ладно, берём!"Пытался приставить туда и сюда -но я оказался не девочкой, да.Я эту фигню возле губ привяжу -я часто блюю, когда в телик гляжу.Я блондинка приятной наружности
Я блондинка приятной наружности,У меня голубые глаза,Бедра сто сантиметров в окружностиИ наколочки возле туза.Если джентльмен сорвёт с меня трусики,Обнаружит на попке коллаж:Лысый чёрт трёт копытами усикиИ готовится на абордаж.А правей, на другом полушарии -Там сюжет из античных времён:Толстый карлик и негр в лупанарииИзбивают двух римских матрон.Вот такие на теле художестваРазвела я по младости лет.Кавалеров сменила я множество,А приличного парня всё нет.Был один аспирант из Мичуринска,Не смеялся, как всё дурачьё,Но умильно и пристально щурилсяНа весёлое тело моё.Он пытался скрестить умозрительноКарлу с негром и чёрта с бабьём,Стал болтать сам с собой, и стремительноПовредился в умишке своём,Окатил себя чёрною краскоюИ рога нацепил на башкуВместе с чёрной эсэсовской каскою,И детей стал гонять по снежку.Тут его и накрыли, болезного,Отметелили, в дурку свезли.И житьишко моё бесполезноеВместе с милым затухло вдали.Грудь опала и щёки ввалилися,А седалище вдруг разнесло,Черти с бабами силой налилися,Пламя адское задницу жгло.Ни спасали ни секс, ни вибраторы,Ни пиявки и ни кокаин.И лишь обер-шаман Улан-БатораНечто вытворил с телом моим.Нежной лаской, молитвой и святостьюУсладил он мои телеса -И над синей наколотой пакостьюЗакудрявились вдруг волоса.Я была расписною картиною,Стала вдруг я курдючной овцой,Безответной жующей скотиноюС человеческим лысым лицом.И меня больше черти не мучают,Щёчки пухлые, вымечко есть.Лишь монгол мой от случая к случаюОбстригает на заднице шерсть.