Страница 4 из 52
— И все? Смотрите-ка, как все просто! А главное, моя невестка справится с этим! Ну все. На старости лет, я не останусь без жидкости и всегда буду вспоминать в…, - на последнем слове Генрих Альбертович стал терять сознание.
— Ловите! — скомандовала я троице.
Глава 4
Значит, ее зовут Машенька. Мария… Маша… Имя Божьей Матери. Чудесной, наверное, женщины… Которая помогала ближним, несла добро в народ. Чего нельзя сказать о ее тезке, которая сейчас на моих глазах траванула старика…
Сначала мы с пацанами не заподозрили неладное, но когда старичок поплыл в речи и стал закатывать глаза, нас охватила паника. Мы — три здоровых мужика, сотрудники МВД — и напугались обморока старика. Правильно. А вдруг это не обморок? Дышит он вообще или нет?
— Ловите!
По команде моей соседки мы трое кинулись к Генриху Альбертовичу — так, оказывается, зовут нашего знакомого «собутыльника» по лестничной площадке. Упал старичок прямо в руки к Лехе, который стоял ближе всех. Ненадолго возникшая паника сменилась гневом, поскольку наша милая Машенька, названная в честь Божьей Матери, со знанием дела начала командовать дальше.
— Заносите! — велела нам девушка, обернувшись и идя в квартиру соседа.
В руке ее был стакан, походка спокойная, непринужденная. На лице даже мускул ни один не дрогнул! Она что, проводит это уже не в первый раз?!
— Сюда, — в квартире девушка ориентировалась отлично.
Планировка в точности повторяла мою, поэтому я понял, что указывает она на спальню. Мы с Лехой затащили старичка, а Вадик шел за нами на расстоянии. Он как бы оставался на шухере. Ну мало ли, что могут наши гостьи подумать. Лишнего шума не нужно.
Положив старичка на кровать, Машенька поставила стакан на комод и вытащила из верхнего ящика что-то в чехле. Через мгновенье я понял, что это тонометр.
Мы стояли в оцепенении — я с Лехой возле кровати, а Вадик в гостиной, постоянно озираясь на входную дверь. Страх, смешанный с гневом — вот что чувствовал я. Не знаю, о чем думали мои друзья, но я готов был наорать на эту Машеньку!
— Свободны, — присев на край кровати, посмотрела на меня в упор. Ловкими движениями закатала рукав кофты и начала мерить давление моему соседу.
Пока я размышлял над тем, когда на нее лучше наорать, сейчас или дождаться, пока тонометр покажет заветные цифры, Леха дернул меня за рукав. Я вышел из оцепенения, решив, что действительно лучше смыться прямо сейчас.
Прикрыв входную дверь, Вадик стал голосить:
— Нет, ну это нормально?! Че она творит?! — делал он это в полголоса, но с такой бешеной возбудимостью, что периодически переходил на писк. — А если она угробила его? Или он коньки отбросит сейчас? Мы же соучастники!
— Не нагнетай, — наконец высказался Леха, чему я был благодарен. Я же вообще не знал, как реагировать на сей поступок соседки. Но чувствовал, как кулаки сжимаются.
Черт! Не треснуть бы ее сейчас… Такая подстава! Хоть бы предупредила! На ногу мне бы наступила, или подмигнула!
Хотя… Я бы это подмигивание посчитал призывом…
Теперь еще злость и на себя пошла…
Леха знал нас с Вадиком давно, поэтому, будучи не вспыльчивым и спокойным в любой ситуации, он подошел к двери моего соседа ближе. Его ход я понял: он боялся за Машеньку. В силу обстоятельств, что он мужчина, а мы сейчас на взводе, ее нужно бы от нас оградить. Ух, как я ему был в этот момент благодарен.
— Да, Леонид Генрихович, я зайду к нему рано утром. Если что-то будет не так, обязательно позвоните мне в любое время, — приложив к уху телефон и поддерживая плечом, Машенька держала в одной руке стакан, а другой закрывала дверь соседа на ключ. На нас она не обращала никакого внимания, говорила спокойно и размеренно. — До свидания, всего доброго.
— Ты че творишь?! — налетел на нее Вадик.
Девушка чуть стакан не выронила, насколько это было неожиданно. Благо, стоял Вадик за мной, а я за Лехой, который был к двери соседа и к Машеньке ближе всех. Он выставил руку перед ней — своеобразный щит от нас двоих. Я тоже автоматически выставил руку, защищая ее от Вадика. Сам того не ожидал, но весь гнев сошел сам собой, как только я опять увидел этот испуг в глазах. Еще бы! Вадик негодовал не по-детски.
— Эй, мальчики, вы вообще о нас забыли? — появилась рыжая в дверях моей квартиры.
— Скройся! — скомандовал Вадик так, что та от неожиданности аж подпрыгнула и тут же скрылась.
— Мне, наверное, нужно объяснить, что и к чему, да? — спросила Машенька с такой непринужденностью, будто это не она сейчас напугалась высокого бугая. Кстати, страх в глазах уже прошел…
— И побыстрее, — спокойно произнес я.
Видимо, от меня подобного спокойствия никто не ожидал, потому что Леха обернулся ко мне с удивлением. Машенька тоже дернула головой и слегка прищурилась, рассматривая.
— Ну хорошо, — сложив руки на груди и вскинув в очередной раз подбородок, начала она. — Генрих Альбертович, 82 года, кардиолог. По иронии судьбы сам страдает от сердечно-сосудистого заболевания, в результате которого ему нельзя нервничать, выпивать, а спать необходимо полноценные десять часов. Это с десяти вечера и до восьми утра. И все бы он выполнял, если бы в соседстве не было ВАС, — на последнем слове она сделала акцент и с пренебрежением посмотрела мне прямо в глаза. — Вы настолько сильно себя любите, что забываете о других людях. Ваше самомнение о себе настолько завышено, что вас не смущает тот факт, что ваши ночные спутницы орут на весь подъезд и мешают спать простым смертным гражданам, — следующие слова она говорила, смотря мне пристально в глаза, вымещала всю злобу. И теперь уже она готова была меня ударить. — В то время, когда вы сладко отсыпаетесь, наконец-то заткнувшись под утро, Генрих Альбертович ощущает на себе все прелести ЕГО бессонной ночи. И вот когда ему становится плохо, и он боится, что это последние минуты в его жизни, он зовет на помощь. И будит МЕНЯ, а не ВАС. Происходит это, как правило, в пять утра. И я вместо пробуждения под ослепительные лучи утреннего солнца и утренней пробежки вынуждена бегать возле него. Я вызываю скорую, его сына, меряю ему давление и даже колю ему уколы, потому что врачи попросту могут не успеть. И это еще не оговариваем выпитый им алкоголь накануне, который подливается в течение всего вечера добрым соседом. Три недели назад в вашу очередную ночную сходку Генрих Альбертович вновь угодил в больницу. В этот раз ситуация оказалась серьезнее, поэтому его сын, Леонид Генрихович, принял решение забрать его к себе насовсем. Это произойдет завтра. А пока мне было выдано снотворное, чтобы я дала нашему общему знакомому дедушке во избежание рецидива. И я приняла решение, что последнюю ночь со своим уважаемым соседом хочу провести спокойно. Поэтому: ему снотворное, мне беруши.
Говорила она четко, ни разу не запнувшись и не задумавшись. Это она настолько сильно меня ненавидит, что монолог уже несколько раз репетировала, представляя мое лицо? Получается, мне повезло? Ведь вместо тумаков я получил внятный ответ, но сказанный с такой ненавистью в голосе и глазах…
Она двинулась вперед к своей квартире, но задержалась, остановившись возле меня. Стояла она достаточно близко ко мне, почти вплотную. Я почувствовал манящий запах клубники, и уже хотел прильнуть к ее макушке носом, как она повернула голову и, вскинув подбородок, посмотрела мне прямо в глаза. Затем она слегка подалась вперед.
— В большинстве случаев орущие девицы имитируют оргазм, — прошептала мне в ухо так, чтобы не услышали парни.
— Приятного вечера, — отдалившись и улыбнувшись какой-то едкой улыбкой, сказала она уже громко. Всем нам, но при этом, продолжая смотреть мне прямо в глаза, слегка прищуриваясь.
И я задумался: я познакомился с симпатичной соседкой или нажил врага?
— Дааа, такую сложно обработать, — с улыбкой и определенной задумчивостью произнес Вадик, повернувшись к нам после того, как мы все трое проводили девушку взглядом.