Первый обсидиан

Открыв глаза, Кангасск приподнялся на локте и обнаружил себя в гуще битвы. Внимания на него не обращали, считая трупом; проскочившая мимо Влада едва об него не споткнулась. Растрепанная, в заляпанном кровью плаще, она с катаной в одной руке и мечом-спутником в другой отбивалась от пятерых нападавших, мастерски сбивая их в кучу и не давая толком развернуться. Известная техника против толпы, – туманно оценил Кан.

Звуки доносились до него приглушенными, перед глазами все плыло и двоилось. В последний раз такое было с Кангасском после самогона, которым его угостил мастер Эминдол (с тех пор Кан поклялся ни капли спиртного в рот не брать), но он заставил себя подняться и, выхватив меч, с полнейшим безрассудством бросился в битву. Должно быть, пьяный воин с залитым кровью лицом, бегущий вперед не разбирая дороги, выглядел жутко, потому что разбойники попятились, а несколько особо мелких рванули наутек. Кан еще успел заметить, что внешность у бежавших совсем не человечья: чего стоят одни только выпученные неморгающие глазищи да пасть до ушей с частоколом мелких острых зубов.

Все бы хорошо, только вот опомнились нападавшие быстро. Вернулись назад и мгновенно окружили одинокого воина. Меч свистел и пускал лунные блики во все стороны; кажется, Кангасск даже попал по кому-то несколько раз – он уже ничего не понимал… кроме того, что зарубят его тут как пить дать. Или кто-нибудь из этих маленьких пучеглазых уродов, разматывающих пращи с высоты барханов-монстров, прицелится получше – и…

Впрочем, ему повезло. Как и всему каравану. За барханами тонко зазвучал разбойничий рожок, подавая сигнал к отступлению. Перестроившись, разбойники принялись отступать, отгораживая караванщиков от пустокора с поклажей, которого палками погоняли пучеглазые коротышки. Пожалев своих людей, защитники каравана отказались от преследования, и несчастный пустокор исчез в пустыне; его жалобный стон слышался еще долго. Пустокоры – они такие: сильно привязываются к хозяину. Жаль, эта сердечная преданность граничит с непроходимой тупостью, иначе эта махина раскидала бы захватчиков, как муравьев.

Убедившись, что нет погони, вскоре и пучеглазые пращники, от которых было черным-черно на барханах, исчезли в темноте. И вновь – тихая ночь кругом, будто и не случилось ничего.

Есть два способа собрать яблоки. Один из них такой: порубить все деревья под корень, тогда урожай будет большой. Но только один. На следующий год ни одного яблочка не дождешься. Похоже, разбойники чтили древнюю мудрость, иначе, пожалуй, перебили бы караванщиков всех до единого. Или им своих терять не хотелось: вздумай они продлить битву, их людей тоже полегла бы половина.

Караван стоял. Успокаивали перепуганных пустокоров, перевязывали раненых, хоронили убитых, прямо в песке, недалеко от дороги. Хмурые, измученные люди молча взирали друг на друга.

С Кангасска постепенно сходил дурман битвы. Прояснилось зрение, нахлынули отвращение и ужас. Ноги подкосились. Стараясь держаться достойно, Кан упал на одно колено и случайно заглянул одному из мертвых разбойников в лицо…

– Все в порядке, Кан? – спросила Влада, присев на корточки рядом.

– Да… – выдохнул Кангасск, устало порадовавшись, что с ней тоже все хорошо. – Знаешь, кто эти люди?

– Кто?

– Уроды, – мучительно выговорил он. – Такие же, как я. Вот этот – тоже из Арен-кастеля, черты Прародителей в нем узнаю, только перемешанные, как и мои. Тоже, видать, травили всю жизнь, вот и ушел в разбойники… может, и неплохой парень был раньше.

Владислава ничего не ответила, только молча склонила голову и положила ладонь ему на плечо.

Вскоре Кан взял себя в руки. Встал, вытер от крови свой новенький, побывавший сегодня в первой битве клинок. От мертвого разбойника он отвернулся и, решив сменить тему, поддел носком ботинка тушку зарубленного им пучеглаза.

– А этих, – сказал Кан, – в первый раз вижу.

– Маскаки, – пожала плечами Влада. – Не поверишь: эмигранты с Севера. Там таких полно.

– …Ты была на Севере? – расспрашивал Кангасск, пока Владислава перевязывала его разбитую (благодаря одному из зубастых пращников) голову.

– Была, и не раз, – ответила девушка.

– Ох, ну и как там?

– Неплохо. Зимой снег падает. Тебе понравится.

– Про снег я читал… это вода замерзшая. Говорят, красиво… – Кан спохватился. – А мы что, на Север идем?

– Вполне возможно. Пока нас интересует одна небольшая Область в Ничейной Земле, а там посмотрим. Все, хватит вопросов, – сказала Влада строго. – Караван скоро отправится. Сядешь на пустокора впереди меня, прислонишься к горбу и поспишь. Я прослежу, чтоб ты не упал. И не спорь!

«…Север… – думал Кангасск, засыпая. – Волшебный Север…» Он погружался в дрему, укачанный мерной поступью пустынного зверя, и чувствовал, как его обнимают осторожные, внимательные руки, чтобы он спал спокойно, не боясь упасть.

Еще полтора дня караван провел в пути. Ехали в напряженной тишине, почти никто не разговаривал, даже Владислава, взявшаяся было объяснять впервые выбравшемуся за город парню, что к чему. Все смотрели по сторонам, в том числе Кангасск. У него жутко болела разбитая голова, потому он молча злился и держал свой короткий лук наготове, так что маскак, некстати мелькнувший над шапкой бархана, получил стрелу прямо в свой выпученный глаз.

– Аааа! Получи, сволочь! – победоносно прорычал Кангасск.

– Молодец! – похвалила Влада, одобрительно хлопнув парня по плечу. – Разведчика пристрелил. Если б в прошлый раз так, то та шайка на нас бы не вышла.

– Может, они не по одному ходят, – усомнился стрелок. – Вдруг их двое было. Второй-то сейчас, небось, несется меж барханов к своим.

– Даже если так, они все равно поняли, что мы начеку, что у нас стрелы на тетиве, и наготове камни в пращах. Не будут они нападать.

Караванщик, ехавший впереди них на своем пустокоре, обернулся и кивнул. Согласился, значит.

Что ж, действительно никто больше не напал. Постепенно выровнялись упрямые бугры барханов, древняя дорога вынырнула из-под песка и открыла взору чудную брусчатку, где каждый камень сплошь покрывали древние руны. Кангасск спросил Владу, зачем, на что она ответила, что, мол, это заклятие, отгоняющее пески, иначе арен давно покрыл бы дорогу. И пожалела еще, что со временем руны стираются и заклятие слабеет, а значит, скоро Кулдаган проглотит дорогу целиком.

К утру следующего дня усталый караван вошел в пограничный городок, расположившийся у подножия гор по обе стороны перевала, куда загибалась древняя дорога. Звался он просто и ясно – Рубеж. Городок небольшой, но добротный. Есть у него и стены из замешанного на арене цемента, и небольшое ополчение, чтобы оборонять город от разбойничьих набегов.

Жители Рубежа, как и все нормальные люди, жизни радовались днем, а не ночью (что немало удивило Кангасска). А еще этот пограничный городок нарушал незыблемые законы Кулдагана: не найти было здесь двух одинаковых лиц. На сотни снующих по улицам разных людей Кан смотрел открыв рот. Видя его восторг и удивление, Влада улыбалась, а такая улыбка означает: «Я рада, что ты рад».

Гостиницы здесь тоже звались дларями, но строились многоэтажными – в виде башенок, опоясанных винтовыми лестницами. Влада, пожелав тихого отдыха, выкупила верхний этаж, где было три свободных комнаты. Одну заняла сама, вторую занял Кангасск, а третья так и осталась пустой.

Кангасску – любителю днем поспать – поспать как раз и не дали. Несмотря на все протесты, он был отведен к лекарю. Магию в такой близи от Ничейной Земли не жалуют, посему лечили Кана какой-то дурно пахнущей мазью и отваром корней жога, жгучего до ужаса, что вполне оправдывает его название. После Влада потащила его на рынок – за доспехами.