Страница 7 из 14
При воспоминании о бабушке Лер улыбался, бабушка бы обрадовалась, но она такая же «чудная», как и Лер, и Лер научился у бабушки, как надо подстраиваться под других и душить собственную песню в угоду окружающим, да и у бабушки возможности не было, ну и смелости тоже, хотя бабуля так же, как и Лер, имела красивый голос. Дед ее на деревенских сходках и встретил. Почему-то в их деревне раньше пели, собирались раз в неделю вечером и пели, дед в их колхоз тогда только приехал по распределению и на этой сходке увидел бабушку. Она любила это вспоминать, но после свадьбы про музыкальные вечера пришлось забыть, она не говорила почему, но очевидно из-за деда, тот ее до самой смерти стерег, все боялся, что ее, старуху, уведут. Для него она в любом возрасте была слишком красивой и он сторожил жену, свой страх потери реализуя через собственный деспотизм. Бабушка пела Леру перед сном, а еще пела на Новый год, но никогда не пела при чужих или гостях, которые, как назло, любили вспоминать времена ее юности, дед в такие моменты бесился, и после того как гости уходили, начинался скандал.
Лер не мог понять, почему дед ругается, из-за чего заводится, он спрашивал потом, когда все затихало, у бабушки в чем дело, она обычно молчала, но когда Лер подрос и снова спросил, ответила: «Страшно ему и стыдно, вот и злится». Бабушка была мудрая и спокойная, Лер хотел быть таким же. Все волны агрессии и внешних волнений разбивались о бабушкино спокойствие, но только теперь Лер стал понимать, какую цену за это платила бабушка, но перед ней и выбора-то особого не стояло, а перед Лером встал не просто выбор в какой-нибудь эфемерной перспективе, у Лера возможности колотили в двери, а Лер делал вид, что не слышит, и этот стук выливался в нарастающую тревожность.
Раньше у Лера не имелось всех этих перспектив, и он был просто оплотом спокойствия, а теперь Самсон подозрительно начинал коситься, замечая странности в поведении Лера. В этот котел стресса подливала масла в огонь маячившая перспектива конфликта с Васильцевым. Лер обещал, что не будет с Самсоном, в итоге обещание не сдержал, и что ему за это будет, предположить не мог. Более того, Васильцев не пропал окончательно из его жизни, иногда на почту приходили письма, в которых Дима в свойственной ему сухой, лаконичной манере интересовался здоровьем Лера.
Была всего лишь парочка таких писем, но Лера просто в дрожь бросало при их появлении, а в последнем Васильцев интересовался, как его занятия музыкой, есть ли какие-то перспективы, может быть, стоит помочь? От этого вопроса Лер просто похолодел и снова обкусал губы до крови. Почти сорок минут Лер метался по комнате, думая, что ответить, не хватало еще, чтобы Васильцев заинтересовался этой темой и подключился ему помогать.
О, это стало бы просто катастрофой! Лер не знал, в курсе ли Васильцев того, что он фактически живет с Самсоном, наивно надеясь, что не знает, но боялся представить, что будет, если узнает. Все это вкупе кидало Лера в состояние паники, и, презирая сам себя, он трусливо радовался, что, когда пришло последнее письмо Васильцева, они как раз поругались, и Самсон не стал свидетелем этой нездоровой паники, когда у Лера все из рук валилось и он себе места в собственном доме найти не мог.
Ответ Лер формулировал почти два дня, пока не пришло еще одно сообщение, по сути сводившееся к вопросу все ли с Лером хорошо и почему он не отвечает. В итоге Лер, сломавший голову над дилеммой, что говорить, не придумал ничего лучше, как сказать правду, к тому же врать он не любил.
Лер рассказал о том, что все еще осваивает программы для записи и аранжировки, изучает платформы, но несколько треков ему удалось записать и опубликовать на известных музыкальных платформах, и они неожиданно стали пользоваться спросом, на один из треков нашелся заказчик, предложил купить частичную лицензию, чтобы использовать музыку Лера для своей песни, но если Лер согласится, то придется ехать в студию и записывать трек с профессионалами.
Лер сам не знал, зачем поделился этой информацией, ругая себя за болтливость, но ему совсем не с кем было обсудить эту сферу своей жизни. Самсон его музыкой и музыкальными делами не интересовался, а Лер не хотел навязываться, да и осознавал, что Самсон не поймет, он на это, к сожалению, просто неспособен, хотя у Самсона имелось много положительных качеств, Лер правда отыскал еще не все, но они наверняка были, не могла же быть любовь настолько слепа и жестока.
Лер и сам не успел у себя отследить совершенно детское желание поделиться с кем-то, кому это интересно, своей радостью, в итоге сказал больше, чем было разумно, ненамеренно открывая двери для чуть более близкого общения чем следовало.
Лер потом весь извелся, сам себя ругая за то, что рассказал, потому что на это поступившее предложение от заказчиков Лер ответил двухнедельным молчанием… Теперь Васильцев может спросить про результаты, а Леру и ответить-то нечего, потому что он сам не до конца осознавал, почему ничего так и не ответил, но позже порадовался, что все же написал об этом Васильцеву, потому что по следующему сообщению от Димы, пришедшему через пару дней, Лер понял, что Васильцев знает больше, чем Лер мог предполагать, и больше, чем, по идее, должен был.
Лер на самом деле ему не обо всем рассказал, было еще одно предложение, на которое он ответил отказом, напечатав целый абзац вежливых извинений с невнятной причиной отказа, которую и сам понять не мог, отчего стыдился еще больше. Ему написали из одного музыкального дома, где часто проводились музыкальные вечера, посвященные разным событиям, или небольшие спектакли, даже презентации книг с зачитыванием и обсуждением отрывков. В общем, это было особое место, о котором Леру рассказала Жанна, когда случайно узнала о том, что Лер играет. Лер даже сходил туда на несколько мероприятий. Народу там набиралось немного, наверное, около двухсот человек, в зависимости от заинтересованности выступающим, бывало так, что публики было человек пятьдесят, но Леру очень понравилась атмосфера.
Само здание чем-то напоминало католическую церковь и там был орган, а еще потрясающий рояль и невероятные скрипки. Отделанные теплым деревом стены и приглушенные огни. Люди приходили туда прикоснуться к музыкальному таинству. Для того чтобы поймать то самое тонкое пространство, в которое можно попасть только через музыку, но стандарты к билетеру и пассажирам предъявлялись самые высокие, только соответствуя им, можно было попасть на тот самый уникальный экспресс, который переместит всех в бескрайнее пространство, где есть один универсальный язык, понять который может только чуткий слух и живое сердце.
Но Лер отказал. Сам себе объяснив это кучей нелепых причин: он не хотел ехать в Москву, он боялся, что не сможет дать тот уровень, ради которого имело смысл тратить время тех кто придет, а еще была маленькая причина, о которой Лер запрещал себе думать, постоянно ловя свои мысли за хвост, стоило им приблизиться к этой самой своей мысли и спрятавшейся за ней немой, но упрямой надежде.
Лер боялся, что стоит ему оказаться в городе дорог, как обязательно почему-то так произойдет, что он встретится с Димой и… Самое ужасное в этом был не страх этой встречи и её последствий, а то, что задушенным, немым краешком своего сознания Лер этого хотел. Вопреки всякому здравому смыслу он этого хотел и поэтому лишь сильнее чувствовал свою вину и скованность.
У них с Самсоном совсем ничего не было общего, двое абсолютно разных людей. Самсон показывал Леру смешные видео, а Леру было несмешно, а то, что показывал Лер, не было смешно Самсону. Между ними неизбежным и необратимым становилось фатальное понимание того, что они абсолютно чужие друг другу люди и их не связывает ничего, кроме влечения и больных, сумасшедших чувств.
Они любили разные фильмы, разную еду, разные книги, хотя не то чтобы разные… просто Самсон читал либо бизнес-литературу, либо какие-то бизнес-биографии, где учили преуспевать тех, кто живет по законам джунглей, нашептывая людоедские лайфхаки, как кем-нибудь манипулировать и сделать так, чтобы другие сделали то, что тебе нужно. Лер этого не понимал, а Самсон не понимал, как можно по-другому – если не ты, так тебя? У них были абсолютно разные принципы и взгляды на жизнь, Лер как одержимый искал эти точки соприкосновения, но находил их лишь в постели и в своих иррациональных чувствах.