Позднорожденные. Том 3

Софи, следуя легенде, возмущалась и требовала соблюдать ее гражданские права. Сама над собой посмеивалась втихаря. Гражданские права… вот умора!

Перевозки было легче всего запомнить в ее монотонных буднях, и она считала их зачем-то. Это была двенадцатая и везли долго, несколько часов. Но ее и до этого возили долго и ничего. Сердце уже не билось взволнованно при каждой выгрузке из машины. Она привыкала мечтать не о вечной любви или о вселенском мире, а о простой горячей ванне, кофе и теплой мягкой одежде.

Ее куда-то вели, держа за предплечья. Скрипели дверные петли, послышались обрывки новостей из работающего телевизора, звякнули раскрываясь двери лифта. Кажется, ее везли вниз, но Софи точно сказать не могла.

Открывались и закрывались двери, лязгали тяжелые металлические засовы, пикали кодовые замки, ее горячее дыхание оставляло на ткани мешка влажный след.

– Садись.

Софи осторожно нащупала спинку стула и села. Ее пристегнули к столу – уже привычная допросная процедура – и сдернули мешок.

Пока она промаргивалась и пыталась смахнуть с лица спутавшиеся волосы, хлопнула дверь. Охранники вышли. Софи смогла наконец привыкнуть к яркому свету и замерла.

За столом напротив нее сидел Линар.

Софи онемев глядела на него.

Линар сидел на странном металлическом стуле, руки, похоже, лежали на подлокотниках, но Софи их не видела из-за стола. Глаза его были закрыты, он словно дремал.

Софи сглотнула и посмотрела на огромное во всю стену зеркало слева от стола. В допросных частенько висело такое. Софи, конечно же, знала что там, с другой стороны, кто-то стоит и смотрит на них. Она отвернулась и снова посмотрела на Джона, жадно выхватывая делали.

У него появился новый шрам на виске, тянулся на скулу. И волосы… Его обрили, почти налысо. Острые уши так и притягивали взгляд. Он был в простой белой футболке, из ворота виднелись ключицы. Он похудел. Но в остальном вроде был в порядке.

Софи снова нервно сглотнула, не зная, как начать разговор и стоило ли его начинать. Она приподняла руки, звякнула цепочка между наручниками, пристегнутая к пазу на столе. Линар нехотя открыл глаза.

Он ничего не сказал. Софи тоже молчала. Мгновение он смотрел на нее, а потом снова закрыл глаза. И только тогда крохотная складка, очень привычная так нелюбимая ею, стала прорезаться у него между бровей. Сколько раз она говорила ему не хмуриться… Было ли это с нею и с ним? Или с кем-то другим в другой жизни?

Брови Линара сошлись на переносице.

– Тебя не должно быть тут… – прошептал он тихо.

– Да уж, не должно, – Софи слабо улыбнулась.

Он открыл глаза и посмотрел на нее с надеждой.

– Ты с ними заодно? – прозвучало так, словно это была последняя соломинка за которую он отчаянно хотел ухватиться.

– О, если бы.

Джон закрыл глаза снова. Минуту он хмурился, чуть поворачивая голову, словно прислушивался к чему-то недоступному слуху Софи.

– Недаром народ проклинает предавших lin’ya. Для них нет ничего святого и долг их – служить лишь себе. – сказал Джон глядя в пространство и вдруг вдохнул, разом стряхивая апатичную дрему и посмотрел на нее прямо и с вызовом. – И что ты тут позабыла, София? – сказал он, презрительно оглядев ее.

Софи почувствовала, как внутри что-то екнуло от обиды, но так несерьезно, словно ее ткнули спичкой вместо иголки. Конечно же, Джон врал, наверное, он что-то придумал, а она, тупоумная дура, не может постичь. Но правда была в том, что ничего тут было не придумать. Хоть отрицай их связь, хоть клянись друг другу в вечной любви, все равно никто и ничему не поверит. На слово.

– Пришла тебя спасти, конечно же. – усмехнулась Софи. – Что мне тут еще делать? Не отпуск же коротать.

– О! Я польщен. – Джон усмехнулся. – Какая преданность для смертной жены. Я, видно, здорово впечатлил тебя, раз удостоился твоей помощи.

– Да как сказать. – Софи хмыкнула. От этих его слов, ее разобрала злость. Она не смертная жена, черт побери!

– Что ж, тогда будь добра – окажи же мне свою поддержку. – Он кивнул на свои руки, скрытые столом. Софи чуть приподнялась, чтобы увидеть, что его стул, тяжелый металлический, был вмурован в пол, а руки пристегнуты тремя парами стальных браслетов толщиной в два пальца каждый.

– М… Извини, у меня, как видишь, такие же аксессуары. – Софи пошевелила руками ,и наручники с цепочкой громко звякнули.

– Любопытная нынче мода среди людей. И давно ты такие носишь?

– Да уж месяца два.

– Прискорбно. – сказал он так, словно Софи объявила, что сломала ноготь. – У тебя всегда был сомнительный вкус. Не стоило их надевать.

Софи замерла, с трудом справляясь с собой, но все же выдавила:

– Не тебе решать.

– Да, не мне.

И они умолкли.

Сидели и смотрели друг на друга, и Софи казалось, что шепот Линара звучит у нее в голове.

«Зачем… За что?!… За что ты так со мной? Я же сделал все… я позаботился… Почему ты здесь?! Этого не должно было быть!»

Он говорил это не словами, а одним взглядом, движением бровей, горькой едва заметной улыбкой на губах. Софи прекрасно видела, что Джон раздавлен ее появлением тут, что его худший страх осуществился. Он еще какое-то время помолчал, а потом посмотрел на нее очень жестко.

– Выглядишь ужасно. – презрительно бросил он. – Если рассчитывала вызвать во мне жалость, то преуспела. Если желание, то прости, но даже на смертном одре мне мерещатся девы красивее тебя.

– Не было времени привести себя в порядок. – Софи тряхнула отросшими волосами. Она представляла, как выглядела: пробивающиеся рыжие корни, обломанные обгрызенные ногти, лицо, которое два месяца баловали только ледяной водопроводной водой. – Я думала тебе, ну знаешь, ты же у нас не Эльтан там какой-нибудь Сиршалленский, и я сгожусь.

Джон усмехнулся, и Софи с болью увидела в нем проступившие изменения: он не сутулился, не позволял себе, но во взгляде поселилось что-то тусклое, затравленное, траурное. Он ждал конца. Был готов умереть.

– Как ты сам? – спросила она небрежно.

– Не нужно. – он насмешливо скривился. – Изображать сочувствие никогда не было твоим коньком. Что тебе пообещали за это прекрасное представление?

Софи улыбнулась. Наверное, Джон хотел, чтобы она подыграла ему, изобразила отвергнутую глупую девочку, которая была влюблена и рассчитывала на взаимность, а эльф безразличен к ней, и значит ее, может быть, отпустят…

Наверное, Линар рассудил, что лучше попытаться сыграть эту последнюю карту, но Софи знала, что это бессмысленно. Не для того ее возили два месяца из одной тюрьмы в другую, чтобы отпустить на все четыре стороны.

– Ты очень жесток, Линар. Ранишь мои чувства. – сказала она похлопав ресницами и рассмеялась. – Почему ты так говоришь? Разве ты не любишь меня? – Софи изобразила удивление, но комично, явно насмешничая.

Брови Джона изумленно приподнялись. Он прыснул.

– Люблю тебя? Тебе, видно, отбили голову, пока тащили сюда.

Софи искренне фыркнула от смеха. Боже, как же ей было смешно! Любовь! Чувства! Боже, да кого они сейчас вообще волновали.

Любила ли она Джона? Да, любила. Все внутри сжалось, когда она увидела его, горло перехватило и захотелось разреветься то ли от счастья, то ли от ужаса. Она добралась! Добралась до него! Увидела его, хотя думала, что никогда уже не увидит!

И что? Да ничего! Это ровным счетом не значило ничего. И эти его жалкие попытки что-то изобразить только смешили ее.

– Хватит, Джон. Ни для кого тут не секрет, что между нами было… что-то. – Софи закатила глаза, едко насмешничая. – И теперь я по уши в дерьме. Мы оба, собственно. Спасибо тебе.

– Ты мастерица отдавать вину любому, кто готов ее взять. Что ж, я не против стать причиной всех твоих бед. В чем же я повинен? – Он поднял брови, и Софи поняла, что они говорят почти правдиво.

– Ты прекрасно знаешь в чем ты повинен.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Отдаю долги.