Страница 1 из 5
Графиня на Новый год
Пролог
Эжения де Лавиняк, в девичестве Проскуро, графиня Синопская по покойному мужу — чтоб его черти на сковороде жарили — бросила последний взгляд в зеркало и не спеша вышла из комнаты. Графине спешить не подобает, пусть даже она и опаздывает на свидание. Сегодня ей придётся сделать всё возможное — и невозможное тоже — лишь бы герцог Ланттарский выбрал в жены её, а не какую-то заезжую провинциалку. Да, Милена Севаньон является графиней Траутской по отцу, она юна и прелестна, да и граф готовит за ней неплохое приданое. Тогда как сама Эжения — дочь барона, ей уже двадцать шесть, у неё за спиной брак с жестоким и отвратительным стариком, ныне покойным, борьба за наследство с его не менее жестокими сыновьями, которую она проиграла, получив лишь небольшой домик в столице, а ещё она вынуждена продавать драгоценности, чтобы оплатить работу слуг. Зато Эжения — взрослая опытная женщина, хорошая хозяйка и настоящая красавица.
Сказать по правде, Эжения вовсе не стремилась стать женой герцога Ланттарского. Тот был неплохим любовником, довольно щедрым на подарки, но характер мужчины оставлял желать лучшего. Вспыльчивый и властный, он временами просто раздражал молодую женщину. Но, разумеется, она молчала, так как его подарки вот уже пару лет помогают ей держаться на плаву. Но недавно герцог сообщил новость: он женится! И, будучи человеком благородным — по своим меркам, не может обманывать будущую жену с любовницей. Казалось бы, что такого? Найти другого покровителя для Эжении не проблема, но… Всегда есть пресловутое "но".
Её отец, барон Адам Проскуро, вбил себе в голову, что его дочь должна стать герцогиней. Он же, в своё время, продал её, шестнадцатилетнюю невинную девушку, старику де Лавиньяку, который уже тогда выглядел так, словно через год-другой помрёт — и всё ради того, чтобы породниться с графом. А теперь аппетиты папаши возросли, и он желает породниться с самим герцогом. Будучи дочерью барона, Эжения не могла и рассчитывать на такой мезальянс, но вот вдовствующая графиня вполне могла бы стать герцогиней. Если бы Кастлер Оделл, герцог Ланттарский, не придерживался иного мнения.
Таким образом, у Эжении просто не было другого выхода, кроме как попытаться заполучить герцога в мужья, хотя в глубине души молодая женщина надеялась, что эта попытка провалится. Пусть это замужество и обещало ей безбедную жизнь, но она вдоволь натерпелась за время первого брака, и вовсе не горела желанием связывать себя повторно этими узами. Подчиняться властному самодуру для той, что успела вкусить прелести вольной жизни — было смерти подобно. Но она не могла перечить отцу, так как тот намекнул, что в противном случае сделает жизнь Софи невыносимой. Софи — это мать Эжении, женщина мягкая, даже можно сказать, бесхребетная — но любящая. Когда отец продавал Эжению за старого графа, Софи попыталась вмешаться — впервые в жизни посмев перечить мужу, за что была жестоко избита супругом. Эжения тогда сквозь слёзы, стиснув зубы, согласилась выйти за старика — лишь бы отец оставил мать в покое. Вот и сейчас барон вздумал шантажировать её благополучием матери. Эжения и желала, чтобы Ланттарский отказался жениться на ней — и страшилась этого: а вдруг отец осуществит свои угрозы? Конечно, он должен понимать, что Эжени не отвечает за решения своего любовника, но вдруг это не будет для барона достойным аргументом?
Как же Эжения ненавидела это общество, где женщина имела чуть больше прав, чем домашнее животное. Где женщина полностью зависела от мужчины, будь то отец, брат, сын или муж. Она слышала, что где-то в Варнавии женщины пытались бороться за свои права, но что ей с этого, когда она живёт в Конкордии? Можно было бы продать дом, распустить прислугу и уехать жить в ту страну, но было страшно. На что ей там жить, как зарабатывать? Да и как оставить маму? Отец ведь может сорвать на ней свои эмоции по поводу несбывшихся ожиданий…
В этот момент Эжения услышала, как к дому подъехала и остановилась карета. Пора! Сегодня решится её будущее.
Глава 1.
В её сон вторглась противная пиликающая музыка.
"Кастлер пригласил в спальню скрипачей?" — Мелькнула в голове нелепая мысль, прогоняя сонливость.
Приоткрыв глаза, Эжения долго не могла понять, где находится. Это точно не спальня герцога, в которой она уснула вчера вечером. Где огромная кровать, где шёлковое белье, где зеркало в полный рост? Эта спальня больше напоминала комнату прислуги. Но что она тут делает? Не мог же герцог быть настолько чёрствым и неблагодарным, что приказал перенести её спящую в комнату служанки? Пусть он остался твёрд в своём намерении жениться на графине Траутской, но это было бы слишком даже для него. Кастлер Оделл вчера дал ей понять, что это их последняя ночь и намекнул на щедрый прощальный подарок. Ничего себе подарочек! Или это самоуправство кого-то из слуг? И как Эжения могла не почувствовать, что её ночью куда-то переносят?
Осознав, что валяясь в кровати, она ответов на свои вопросы не найдёт, молодая женщина протянула руку, чтобы откинуть одеяло и… закричала.
"Что это? Господи, что это?!"
Эжения в ужасе рассматривала пухлую ладошку с короткими ноготками и россыпью веснушек на бледной коже.
"Это не моя рука! Как это может быть?"
Откинув всё же одеяло, девушка уставилась на толстенькие ляжки и округлый животик.
"Что это такое? Это вообще чьё? — В шоке ощупывала себя она. — Я же не могла за одну ночь потолстеть? И ладно потолстеть, но откуда у меня веснушки? И почему я в штанах? Где моя красивая сорочка?.."
Вскочив с кровати, молодая женщина огляделась и увидела небольшое зеркальце на туалетном столике. Осторожно она подошла к нему и вгляделась в незнакомые черты. Из зеркала на неё смотрела юная, чуть полноватая, с отливающими рыжиной светлыми волосами, девушка.
"Я толстая. И рыжая. И конопатая…" — Мысли текли вяло, отказываясь предоставлять хоть какое-то объяснение произошедшему. И в этот момент снова раздалась ужасная пиликающая музыка.
Эжения от неожиданности выронила зеркало и оно со звоном разбилось. Осмотрев комнату, Эжения обнаружила, что звук шёл от мерцающей зеленоватым светом прямоугольной пластины.
"Что это? — Со страхом подумала девушка. — Колдовство? Меня похитила ведьма?"
Эжения была прагматичной особой и не верила в разные сверхъестественные вещи, даже в ныне модных спиритических сеансах не участвовала. Но сейчас в её душу закрались сомнения. Потусторонний свет и звуки, исходящие из черной пластины, наводили на определенные мысли.
Тем временем пластина умолкла и перестала светиться. Эжения осторожно приблизилась к ней и попыталась рассмотреть непонятный артефакт вблизи. Сейчас он просто казался прямоугольным куском… чего-то. Это точно не металл. Возможно, это новинка, о которой пару лет назад говорила вся столица, как там… паркезин[1]? Да, кажется паркезин. Но изделия из паркезина были более грубыми, неровными. Может, это камень? Такой ровной зеркальной огранки могли добиться только ювелиры.
Пока Эжения наклонившись, рассматривала артефакт, тот снова ожил, издавая всё те же раздражающие звуки. Девушка отшатнулась, но тут увидела то, чего не могла заметить раньше: поверхность пластины не просто мигала и светилась, на ней была надпись.
— Тамара, — прочитала вслух Эжения и тут же испуганно зажала себе рот. А что, если это какое-то тёмное заклинание?! А она его произнесла. В панике оглядевшись, девушка поняла, что ничего не изменилось. Надпись по-прежнему мигала на экране, звук шёл, а больше ничего не происходило.
Немного успокоившись, Эжения решила обследовать место, в котором оказалась и, по-возможности, покинуть его. Если она не заперта и сможет сбежать, то и разгадка таинственного артефакта не так уж важна. Важнее убраться отсюда целой и невредимой.
1
Паркезин — так назвал изобретенный материал, по сути — первую пластмассу, её первооткрыватель Александр Паркс. Автор понимает, что Эжения из альтернативного девятнадцатого века и там пластмассу мог изобрести совершенно другой человек — и тогда бы её название было бы другим, но считает, что лучше использовать уже существующее название и реальный исторический факт, так как миры в целом очень похожи.