Страница 4 из 14
И лишь когда Эйже исполнилось четырнадцать, она добилась того, чтобы мать разрешила ей регулярно оставаться у меня. А теперь ей уже семнадцать, и она заявила, что либо будет работать в моем офисе, либо заявит судье – первому же, который согласится ее выслушать, – будто новый муж Моники, Коулман Тессар, то и дело случайно заглядывает в ванную, когда она принимает душ.
– Что? – переспросил я.
– Когда ты вот так смотришь в окно, ты почти всегда думаешь о тюрьме.
– Меня там сломали, детка.
– Но ты не выглядишь больным и разбитым, – произнесла она. Эти слова я сказал ей однажды утром, когда она хотела увильнуть от школы.
– Что это у тебя? – спросил я, кивая на кипу бумаг у нее в руках.
– Почта.
– Завтра с этим разберусь.
– Ну уж нет. Вечно у тебя до почты руки не доходят, пока счета не просрочишь. Не знаю, почему ты не разрешаешь мне завести тебе онлайн-кабинет, тогда я бы сама их сразу оплачивала.
Она была права, но мне все казалось, что по почте придет какое-то фальшивое свидетельство, из-за которого я снова отправлюсь в эту жуткую камеру с тараканами.
– Мне надо на выезд по делу Эйкерза, – объяснил я.
– Так возьми с собой – и разберешь, пока будешь ждать. Ты же сам говорил, что девяносто девять процентов времени на работе ты просто сидишь в машине и ждешь.
Она протянула мне кипу и заглянула в глаза. Что и говорить, Эйжа-Дениз не зря ругалась с матерью, потому что знала, как она нужна мне.
Я взял папку, и дочка улыбнулась.
– Дядя Глэд звонил, – сообщила она, когда я принялся пролистывать счета, рекламные листовки и разнообразные запросы от клиентов, судов и, естественно, бывшей жены. Еще среди бумаг лежал небольшой розовый конверт, подписанный вручную, судя по маркам – из Миннесоты.
– Да? – пробормотал я. – И что же Глэдстоун говорит?
– Они с Лиманом, Вороном и мистером Ло сегодня играют в карты тут неподалеку.
– Его зовут Джесси Уоррен, а не Ворон, – поправил я. – Он просил меня называть его так.
Мне не слишком нравились друзья Глэдстоуна, но по большей части он старался держать их подальше от офиса. И потом, я был обязан Глэду: после ареста он мою шкуру спасал не раз и не два.
Только потому, что меня посадили в одиночку, я не стал убийцей. А когда у меня не было денег ни на аренду, ни на алименты, именно он одолжил мне сумму, которой хватило даже на то, чтобы открыть «Детективное агентство Кинга». Он же и подкинул мне первых клиентов.
Но самое главное, он помог мне уладить дела с уходом из полиции Нью-Йорка. Я лишился и пенсии, и льгот, но сохранилась медицинская страховка и для Моники, и для моей дочери. И уж совсем волшебным образом в моем личном деле не осталось никаких порочащих записей.
Кстати, я уже пару недель как начал читать роман почти столетней давности «На Западном фронте без перемен»[2]. Так вот, там один персонаж напоминает Глэда – Станислав Катчинский (Кат). Кат мог найти хоть еду на кладбище, хоть красавицу в разрушенном бомбежкой здании. И когда вся немецкая армия страдала от голода, Кат появлялся в отряде с запеченным гусем, головой отменного сыра и несколькими бутылками красного вина.
В таких друзьях, как Кат или Глэд, нельзя сомневаться.
– Я ему сказала, что ты будешь работать, – сообщила Эйжа.
– Ты мой ангел.
– Он собирался заскочить до твоего ухода.
Между тем меня заинтриговало письмо из Миннесоты, но я решил пока отложить чтение.
– Как поживает мама? – спросил я.
– Нормально. Хочет тебе написать, чтобы ты дал денег. Они с Тессаром надумали отправить меня в Италию – на конференцию молодых ученых в Милане.
– Звучит здорово, прямо-таки почетно.
– Там будет человек сто, и из них только четверо из Америки. Но я туда не хочу. Ты им скажи, что поможешь, а платить на самом деле не придется.
– Почему это ты туда не хочешь?
– Преподобный Холл устраивает специальную школу при церкви в Бронксе, там лучшие студенты естественно-научных классов будут показывать проблемным детям, как ученые проводят эксперименты.
– Знаешь, по-моему, тебе пора бы уже начать хоть в чем-то бедокурить, – посетовал я с несколько преувеличенной скорбью в голосе.
– Почему? – непритворно обеспокоилась Эйжа.
– Потому что как отец я должен хоть иногда тебе в чем-то помогать. Но ты прекрасно учишься, сердце у тебя золотое, и за неразобранную почту ты меня стыдишь; так что мне уже, кажется, и вовсе нечего тебе предложить.
– Папа, но ведь ты уже сделал для меня кое-что очень важное.
– Что же? Купил тебе «Хэппи Мил» или хот-дог?
– Научил меня любить книги.
– Ты же ничего не читаешь, кроме школьных заданий, и все время жалуешься на это.
– Зато я помню, как мы проводили выходные, когда я была маленькой. Иногда ты читал мне все утро, и я хочу делать так же, когда у меня будет маленькая дочка.
– Ну вот опять, – проговорил я, с трудом сдерживая дрожь в голосе от стоящего кома в горле. – Ты такая хорошая, что я чувствую себя бесполезным. Начать, что ли, наказывать тебя каждый раз, как поступишь правильно?
Эйжа прекрасно поняла – на этом разговор окончен. Она покачала головой, отвернулась и вышла. А я почувствовал – не так уж меня и гнетет, что я впал в немилость у кого-то там из Управления полиции Нью-Йорка.
Однако прежде чем я добрался до розового конверта, Эйжа вернулась, держа в руках большой коричневый сверток.
– Чуть не забыла, – сказала она. – Дядя Глэд просил передать тебе вот это.
Она протянула мне пакет и вышла до того, как я снова начну дразнить ее за успехи.
Глава 3
Эйжа вернулась за стол в приемной, а я еще некоторое время просидел в прострации. После девяноста дней, проведенных в Райкерс, жизнь моя стала, что называется, пустой. Мне было неуютно в больших компаниях. И во время коротких встреч с дочкой и с теми немногими друзьями, что у меня остались, все равно сохранялось ощущение отчуждения. Обычное человеческое общение только лишний раз напоминало мне о том, что я мог потерять.
В этом плане работа частного детектива оказалась просто идеальным выходом, потому что общаться с людьми мне приходилось теперь все больше через прослушивающие устройства и объективы камер на большом расстоянии. В тех же немногих случаях, когда приходилось общаться с кем-то вживую, я обычно задавал максимально сухие и сжатые вопросы вроде «Был ли здесь такой-то в пятницу после девяти вечера?» или «Как долго мистер Смит работает на вас?».
Зажужжал домофон.
Полминуты спустя Эйжа-Дениз сказала по внутренней связи:
– Пап, это дядя Глэд.
– Пусть заходит.
Дверь отворилась, и появился мой вечный сержант, как всегда высокий и поджарый. Он был одет в спортивного стиля пиджак соломенного цвета и темно-зеленые, почти черные брюки. Белая рубашка и синий галстук на нем оставались неизменными, а улыбка сияла не только на губах, но и в глазах.
– Мое почтение, мистер Оливер, – поприветствовал он.
– Привет, Глэд.
Я поднялся, пожал ему руку, и Глэд уселся напротив.
– Что-то в этом офисе смердит, как в тюремной камере, – заявил он.
– Уборщица специальной отдушкой обрабатывает раз в неделю.
– Открыл бы окно да поменьше штаны протирал за этим столом!
– Эйжа сказала, что вы сегодня собрались перекинуться в покер. Я бы и рад составить вам компанию, да надо проследить за одним типом.
Глаза у Глэда были васильково-синие. Он озарил меня взглядом и укоризненно улыбнулся.
– Слушай, Джо! Тебе давно пора завязывать с этой морокой. Десять лет прошло! У меня сын в колледж поступил. А дочь мне скоро родит второго внука.
– Я в порядке, сержант Палмер. Мне подходит работа детектива, так и живу.
Я всегда завидовал Глэдстоуну, даже до того, как моя собственная жизнь была разбита. Стоит взглянуть на то, как он сидит в кресле, и сразу понимаешь, что он хозяин своей жизни, полной и радости, и смысла.
2
All Quiet on the Western Front (англ.) (нем. Im Westen nichts Neues – «На Западе ничего нового») – антивоенный роман Эриха Марии Ремарка, впервые опубликованный в 1928 году.