Периметр

Поэтому кто-то позвонил в Сердцевину, а из Сердцевины дали знать сообществу физических, что один из нас попал в беду.

В наших домах надрывались телефоны. Физические Лондона похожи на членов старой перессорившейся семьи, которые давно уже глухи к недугам ближних, которые знают все их мелкие и мучительные слабости. Подобное равнодушное оцепенение способна нарушить лишь общая беда.

- Проклятая Кларисса. Вы слышали?

- Кларисса снова взялась за старое.

- Конечно, нельзя привлекать Агентов. Реальные люди должны сами решать своих проблемы.

- Проклятая Кларисса! Как она смеет ставить нас в такое положение?

В конечном итоге делегировали нас с Ричардом Говардом. Мы пересекли весь Лондон и, поскольку не могли воспользоваться виртуальными эскалаторами, тоже медленно и неловко сползли по гулкой бетонной лестнице на платформу. Кларисса сидела на рельсах. Она опять отключила имплантант - отчасти демонстративно, отчасти чтобы не нервничать при виде сотен возбужденных виртуальцев. Но в результате она оставила себя и без света ламп, который накладывало на заброшенную и неосвещенную станцию Поле. Последний час она, спотыкаясь, завывая и плача, бродила в кромешной темноте - видя одних лишь крыс и слыша только стук водяных капель, доносящийся откуда-то из глубины туннеля.

Мы с Ричардом включили имплантанты, чтобы видеть, что делаем, и потому нам пришлось сносить холодные взгляды виртуальцев. Они сидели в поезде, наблюдая, как мы неуклюже втаскиваем Клариссу наверх; они стояли на платформе, глядя, как мы ее отряхиваем; они перегибались с виртуальных эскалаторов, посмотреть, как мы несем ее по бетонным ступенькам.

- Взгляните на этих жутиков! - сказал один из прохожих, когда мы помогали Клариссе сесть в пикап Ричарда. - Какие безобразные у них рожи! У них что, нет никакого самоуважения?

Ответом ему стал общий гул согласия. Как правило, виртуальцы боятся нас, людей Извне, и наших жутковатых способностей в их мире (в особый трепет повергает их Ричард - с его огромным ростом, пышной гривой седых волос и манерой надменно проходить сквозь виртуальные стены). Но в тот момент мы мало кого могли напугать: два отдувающихся раскрасневшихся старика помогают колченогой сбрендившей старухе сесть в древний пикап.

- Не забудьте мою коляску! - взвыла вдруг Кларисса. Каким-то образом мы умудрились затолкать инвалидное кресло

через задние дверцы. Один бог знает, почему мы на это согласились, а ведь с полным правом могли бы возразить, что оно слишком тяжелое, и оставить его в сквере. Но приказы Клариссы, как правило, действовали на нас магически. Мы могли ворчать, роптать, но неизменно поступали так, как она велела.

- Только не надейся, что мы снова будем тебя спасать, - сказал ей Ричард уже у нее дома, туго забинтовывая старухе ногу. - В следующий раз это будут Агенты.

Никто из нас не знал точно, что собой представляют Агенты, известно было лишь, что они подручные Сердцевины в физическом мире. У них не было различимых лиц. Их гладкие головы и тела покрывал скафандр или кожа особого голубого оттенка, который не улавливали сенсоры Поля, и потому для виртуальцев они оставались невидимками. Одни из нас считали их просто роботами, другие - новой разновидностью людей, выведенных и выращенных для собственных целей Сердцевины. Но кем или чем бы они ни являлись, мы боялись их почти так же, как и виртуальцы, которые знали о них лишь по слухам, и их присутствие могли определить только по косвенным признакам.

- Я бы этого не перенесла, - пробормотала Кларисса. - Только не Агенты, которые придут за мной в темноте.

- Решать тебе, - отозвался Ричард. - Если снова попадаешь в переплет, другой помощи не жди.

Когда-то, в эпоху до Теренса, он был женат на ней. Как бы абсурдно это ни звучало, раньше они любили друг друга. И даже сейчас Кларисса попыталась рассеять его гнев кокетством.

- Ричард, дорогой, я знаю, что была глупой девочкой, но обещаю впредь вести себя хорошо.

Я обдумываю написанное: «Большинство из нас рано или поздно приходило к выводу, что подобные контакты нам неприятны, а цифровой мир считали неизбежным злом…»

Воображаю, как издевательски фыркнет Кларисса, прочтя эти строки.

- А ты бы предпочел, чтобы были только мы и никакого виртуального мира?

На самом деле происходит как раз обратное.

Виртуальные урбанистические конструкты создавались ради того, чтобы извлечь людей из окружающей среды, находившейся на грани полного уничтожения, и было решено, что эти города будут соответствовать старым физическим. На то имелись три причины. Во-первых, многих смогли уговорить принять консенсусный, или в просторечии виртуальный, статус, лишь пообещав, что у них сохранится доступ к тому, что они тогда еще считали «реальным миром». Во-вторых, проектировщики сочли необходимым оставить виртуальцам возможность контактировать с теми из нас, кто купил себе исключение из процесса «обесфизичивания», уплатив огромные штрафы и позволив себя стерилизовать (ведь в те дни физические и виртуальцы жили бок о бок, могли быть братьями и сестрами, отцами и сыновьями, однокашниками и давними друзьями). Третья причина была связана с мощностями самой Сердцевины: при всей огромности процессоров ее возможности были небезграничны, и виртуальный мир, который опирался на физический, требовал гораздо меньше системных ресурсов, чем выдуманный от начала и до конца.

Сейчас эти три условия утратили силу. Сердцевина разрослась, физические и виртуальцы отдалились друг от друга, и последние давно уже перестали воспринимать физический мир как «реальность». Поэтому, с точки зрения и политики, и техники, Сердцевина могла бы отделить физический город от виртуального. Отчасти это было бы проще, чем поддерживать статус-кво за счет дорогостоящей сети сенсоров.

Но, если быть честным, мне становится не по себе от одной мысли, что однажды я проснусь в Лондоне, где имплантанты больше не работают, где больше не встретишь виртуальцев, а мы предоставлены самим себе среди развалин. Эта мысль вызывает у меня ужас, ощущение заброшенности, изоляции. Видимо, говоря, что вирту-альцы нужны нам из практических соображений, что их присутствие неизбежное зло, я просто ищу рациональное объяснение этому чувству.

Думаю, свое обещание Кларисса держала дня два, а после снова покинула дом в коляске. Уже через неделю она вернулась в Уолтхэм-стоу, хотя избегала станции подземки и больше сцен не устраивала.

Не прошло и месяца, как она стала заряжать аккумулятор для большого путешествия - в самый центр Лондона. А после и впрямь взяла туда курс, мрачно подпрыгивая на рытвинах мостовой и упрямо отказываясь думать о том, насколько хватит зарядки.

Как всегда, она катила, выключив имплантант. Ее обступали разрушенные дома и заброшенные бензоколонки, мостовая лежала пустая, растрескавшаяся от многолетних заморозков. Но время от времени она останавливалась ради желанной «дозы», ради мгновия уюта и утешения, когда перед ней среди безмолвных руин вставал живой город.

- Я еду на Пиккадилли-серкус, - говорила она людям возле магазинчиков на Стоук-Ньютингтон. - Когда я была маленькой, меня водили туда посмотреть на разноцветные огоньки.

Покупатели - все как один - отворачивались.

- Как я любила эти огоньки, - рассказывала она букмекеру у дверей его конторы в Ислингтоне, - они плыли и искрились. Яркое электричество! Волшебные краски.

- Почему бы тебе не вернуться домой, жутик? - пробормотал букмекер и поспешил прочь.

- Наверное, огни там до сих пор есть, правда? - спросила она девушку на Кингс-кросс. - Ну, конечно, не настоящие, а те, которые вы способны видеть?

- Да, да! - откликнулась девушка, которую звали Лили. - На Пиккадилли-серкус чудесные огни, но они совершенно настоящие, понимаете? Они не физические, вы не подумайте ничего такого.

Особым умом Лили не отличалась, но была рада сделать доброе дело. Ее простое круглое личико, с очень низким разрешением и совершенно плоское, выглядело так, будто его взяли из комикса. Виртуаль-цы могли выбирать себе внешность, становиться настолько хорошенькими, интересными или получать настолько высокое разрешение, насколько позволяли их банковские счета. Но детальная проработка стоила дорого, а, судя по внешности девушки, Лили была очень бедной. Кожа у нее была однородно розовая, одежда - цветовой заливкой, вместо глаз - точки, а вместо улыбки вверх или вниз загибались кончики прямой линии.