Страница 5 из 20
– Да, но…
– Успокойся и иди, собирайся.
– Я собрана! – голос срывается на фальцет.
– А.
– Что "А"? – снова раздражаюсь я.
Поворачиваюсь к зеркалу в прихожей и внимательно себя осматриваю. Нормальное же трикотажное платье, да? Вполне себе домашний вариант. Немного выцветшее, но в целом…
– Переодеться? – поднимаю глаза и встречаюсь в отражении с зелеными-зелеными глазами.
– Может что-нибудь более… – он замолкает, внимательно изучая мой силуэт. – Не такой балахон?
Ему-то хорошо говорить, он высокий и худощавый, как жердь. В простом темном джемпере и джинсах смотрится как мальчик из каталога популярного бренда. А на мой нестандартный сорок четыре сверху, сорок шесть снизу фиг что найдешь.
Не одевать же дома джинсы?
Звонок в дверь все решает за меня. Липкий пот скатывается по затылку, сердце подскакивает к горлу. Приехали.
Кидаю финальный взгляд на своего подставного парня и сама себе шепчу: с богом!
Открываю дверь и тут же в мою тихую квартирку на Дунайском врывается шум поселка Пруды. И его запах.
Мама шагает в квартиру первая и сразу вцепляется в меня зорким взглядом.
– Опять лохматая! – вместо приветствия у нее.
Интуитивно приглаживаю волосы и отчитываю себя в голове. Вот все, казалось бы, предусмотрела, а про дикую нелюбовь к моим волосам – забыла. Все детство мама нещадно драла их расчёской после мытья и тут же заплетали в тугую косу, чтобы "не мешали", как она выражалась. О том, что миллионы людей, вообще-то, мечтают иметь такую копну, я узнала только в институте, а до этого семнадцать лет считала их своим проклятием.
Следом за мамой входит папа с двумя гружеными доверху сумками. В этот раз обошлись без живой курицы и спектакля для потенциального жениха "Зина знает, что делать, а ты за голову подержишь". Вот на этих словах Денис и слился. Недолгий был роман, до первой пернатой твари. Зато слава обо мне, деревенщине, так до пятого курса по институту и ходила, обрубив любые шансы на отношения.
– Зин, тащи на кухню, – кряхтит папа, ставя сумки на пол.
– Давайте я, – включается в игру парень по найму. Выходит из тени, бодро шагает к моему отцу, протягивает руку. – Вова.
– Георгий Иванович, – отвечает на рукопожатие папа.
– Лариса Федоровна, – кивает Вова маме, расцветая в лучезарной улыбке. – Приятно познакомиться!
Вова подхватывает сумки и, слегка сгорбившись под их тяжестью, поворачивается к кухне.
– Зина? – шепотом спрашивает он, проходя мимо меня.
– Потом, – вывожу губами, стойко встречая его недовольный взгляд.
Конечно, недовольный, а кому может понравиться имя Зина? Если даже его носителю оно претит. Вот и стала я из Зинаиды просто Ида. Модно и лаконично. В духе времени.
Правда, родители до сих пор не в курсе.
– Хиловат, – констатирует мама, как только Вова скрывается в кухне.
– Мать, не гунди, – говорит отец, снимая ботинки. – Ему землю не пахать.
– А кто нам осенью будет десять соток картошки выкапывать? – конечно, потенциальных зятей только картошками и измеряют.
Родители в своем репертуаре.
– Как Галя? – перевожу стрелки на сестру. Безотказный вариант.
– Опять с токсикозом, – отмахивается мама.
– Ну что, по чайку́? – хлопает в ладоши папа. Неунывающий весельчак. И как только позитив свой рядом с вечно недовольной мамой сохраняет?
Прокачка – уровень бог.
Мы проходим на кухню, где Вова уже начал разбирать сумки. И настолько гармонично он смотрится на моей небольшой кухне, словно и правда частый гость здесь.
– О, тушёнка! – радостно восклицает он, доставая очередную литровую банку.
– Своя. Говяжья, – важно отмечает мама.
– Зай, откроем? – спрашивает псевдо-парень, сияя своей улыбочкой теперь в мою сторону.
А вот этот уменьшительно-ласкательный зоопарк стоило обсудить на берегу.
От возмущения я даже подпрыгиваю на месте и раздуваю щеки, но вовремя прикусываю язык, подавляя желание послать его полем/лесом. Искать свою заю, лисичку и медвежонка в комплекте.
– К чаю? – сквозь зубы, обнаженные натянутой улыбкой, выдавливаю я.
Я старалась, испекла пирог накануне, купила пирожных, отдраила чайник до блестящих боков, чтоб маме не к чему было придраться. А он со своей тушенкой!
– Конечно, откроем, – влезает мама. – Не слушай ее. Ты такой ещё не пробовал.
И пока я ставлю чайник, насыпаю заварку, расставляю на столе все, что заготовила, эти двое втихаря рыскают по моей кухне. Находят открывашку, вскрывают банку, дегустируют тушёнку.
Вова отыгрывает на сто пятьдесят процентов. И восхищённо мычит, и с энтузиазмом жуёт. Я даже сама захотела маминой тушёнки.
– Попробуй, заюш, – возникает возле лица большая ложка.
Я послушно открываю рот и пробую. Хорошо. Вкусно. Как всегда.
А то, что практически с рук Кобейна ем – так вдвойне придает вкуса.
– Должен сказать, это самая вкусная тушёнка, что я пробовал, – разливается соловьём наемный парень.
Смотрит мне в глаза, мягко так, почти влюбленно. Закидывает руку мне на плечо, поворачивается к маме.
– Не только дочь у вас само совершенство.
Черт. А он стоит этих денег.
***
– Вова, а где ты работаешь?
Допрос с пристрастием не подождал, даже пока я разолью чай. Вот так между "какая восхитительная у вас тушёнка, почти, как ваша дочь" и "присаживайтесь, я сам дальше разберу", мама успела ввинтить интересующий ее вопрос.
– Я фрилансер.
Да блин, а так все хорошо шло.
Мама кидает более чем красноречивый взгляд на папу, папа сдвигает брови, явно пытаясь достать из закромов все свои познания в современном сленге. Родители у меня не так, чтоб прогрессивные. Телефон предпочитают с кнопками, интернет только для телевидения. Да чего уж там, они и телевизор ламповый сменили на ЖК только пару лет назад, когда антенна ловить федеральные каналы перестала, а девятичасовые новости – это святое.
Пока мама с папой общаются телепатически, это они умеют, я сигналю Вове бровями и выпученными глазами, умоляя оправдаться.
Я же ему все написала!
Он, однако, на меня не смотрит, загружая холодильник свежими банками с соленьями. От вида консервированных кабачков меня привычно подташнивает, нашли, куда сбагрить эту отраву! Я их как в детстве не выносила, так и пронесла эту нелюбовь через всю жизнь, но мама упорно делает вид, что этого не помнит. А я упорно скармливаю их Ангелинке, та по овощам вообще, без пяти минут, вегетарианка.
– Кому какой чай? – звонко спрашиваю я, пытаясь заполнить установившуюся тишину.
– Мне как всегда, Заюш, – подаёт голос неКурт из холодильника. – О, сало!
Я поворачиваюсь к подставному парню и с ужасом наблюдаю, как он упирается носом в огромный кусок сала и глубоко втягивает запах. Зрелище достойное Оскара. Или он реально такой голодный по утрам?!
– Копченое! – радостно выносит он вердикт.
– Собственного копчения! – гордо произносит отец.
– У вас своя коптильня? – глаза блондина так загораются, что я сама уже хочу носом в сало зарыться. Удивительная способность – заражать настроением.
– А то! – папа встаёт из-за стола и тянется к ящику с ножами. – Давай сюда, сейчас настругаем, это надо пробовать!
Свёрток нежно передается из рук в руки, раскрывается. Мужские спины загораживают процесс нарезки, но судя по восхищенным вздохам, там у них все в порядке. Я разливаю кипяток по чашкам, мама пристально наблюдает за Вовой. Женщина-рентген! Определила уже, какая почка у него увеличена и насколько здорова печень?
– Чувствуешь, чувствуешь? – радостно восклицает отец.
– М-м-м, – тянет псевдо-парень. – Ольха?
– Она самая! На ней коптить – во! – папа выставляет большой палец и удовлетворенно улыбается.
– А на дубе пробовали? Для мяса – просто бомба будет.
– Не, дуб это дорого. Да и негде его достать у нас, а Ольха – хоть жо…