(Не)настоящий парень

Но спокойнее.

Этот простой жест словно укрывает меня от маминых провокаций. Так вот, что значит реально иметь крепкую стену, надёжное плечо. Гораздо проще справляться с несправедливыми словами, когда есть кто-то на твоей стороне. Даже если ты ему платишь.

Я поворачиваю голову к Вове и одариваю его благодарной улыбкой. Его лицо совсем близко, настолько, что мне хорошо видна его темная радужка, окольцовывающая яркой зеленью зрачок, едва заметные конопушки на переносице и прокол от серьги в носу. Я любуюсь им. Незнакомое тепло разливается по телу, согревая вечно холодные руки. Поддаваясь порыву, я укладываю голову ему на плечо. Он ничем не выдает, что удивлен или недоволен, напротив, прижимается щекой к моей макушке, бессловно поддерживая. Настоящий профессионал! А я просто наслаждаюсь моментом, он скоро закончится, а мне хочется немного пофантазировать о том, чего никогда не будет.

Хотя, что это я? Будет, конечно! Просто с кем-то другим. Возможно, не таким колючим.

– Так вот Дима… – снова возвращается к теме мама, нарочно отводя взгляд от нашей идеалистической картины и принимаясь кромсать мясо на тарелке ножом..

– Упустил свой шанс, – влезает в разговор Вова. – Надо было на том горшке еще Зину кольцевать, – эй, а он, оказывается, все слушал! – Такой лузер, – добавляет шепотом, словно мне на ухо, но так, что все слышат. – Сделаешь чай, заюш?

И настолько я поражена его рыцарским выпадом, что готова простить очередное сравнение с мохнатой зверюгой.

Мама замолкает, я встаю, чтобы поставить чайник. Атмосфера как-то резко меняется, словно сильно надутый шарик выпустили из рук и пустили в небо. Он кружит над головой ярким пятном, мечется, выпуская воздух, и наконец, опадает к ногам цветной лужицей. Я радостно улыбаюсь, папа берется рассказывать про свой любимый перегонный аппарат, чайник кипит.

Даже солнце будто заглядывает в окно, освещая кухню.

Чаепитие долго не продляется, мама довольно быстро сворачивается и гонит папу собирать вещи. Они удаляются в комнату, я шумно выдыхаю и укладываюсь головой на стол.

– Господи, наконец-то, – шепчу я столешнице.

– Не расслабляйся, они ещё не вышли за порог, – учит меня своим премудростям Вова.

Я выпрямляюсь, провожу ладонями по лицу, уводя выбившиеся из прически пряди назад, и встаю. Он прав. Нельзя проколоться сейчас. Финишная прямая, финишная прямая!

Убираю оставшиеся продукты в холодильник, под жадный сопровождающий их взгляд Вовы, отношу посуду в раковину. В коридоре слышится возня. Я делаю глубокий вдох-выдох и поворачиваюсь, чтобы пойти проводить родителей.

Передо мной материализуется Курт Кобейн.

– А теперь финалочка, – шепчет он.

Делает шаг ко мне, прижимается своими бедрами к моим, вызывая мгновенное оцепенение, медленно поднимает руку вверх и говорит:

– Я все равно люблю тебя, – заправляет очередную выбившуюся из косы прядь волос мне за ухо.

Я застываю, как кролик перед удавом. Все тело каменеет, тяжелея на добрый центнер. Сердце снова разгоняется, сопротивляясь стоп-сигналам мозга. Я же помню, что все не взаправду, но попробуй ты объясни это скакнувшему пульсу и замершим лёгким, отказывающимся качать воздух.

Мягкие пальцы проходятся по уху, скользят по щеке и останавливаются по подбородке. Я интуитивно приоткрываю рот и кидаю взгляд на губы парня напротив. Он снова сделает это сейчас, да? Ох, ожидание хуже неизвестности!

Поднимаю глаза на зелёные лужайки и встречаюсь с насмешливым взглядом, мгновенно отрезвляющим мозг. Вова подмигивает мне и дёргает бровью чуть вверх, уводя взгляд вбок. Я смотрю влево от него и натыкаюсь на родителей. Смущённо поджимаю губы и выбираюсь из плена гениального актера.

Финалочка удалась.

Папа не скрывает улыбки, мама выразительно изгибает брови. Они явно все слышали.

– Вова, помоги, пожалуйста, пакет с банками отнести до машины.

Мой псевдо-парень с энтузиазмом откликается на мамину просьбу, подхватывая два пакета со стеклянной тарой из-под уже съеденных заготовок, и выходит за папой из квартиры.

Мама немного притормаживает, надевая лёгкие туфли, выпрямляется и пронзительно смотрит на меня. Я готовлюсь к новому уколу, мысленно подсобираясь внутри.

– Хороший мальчик, живите на здоровье, – миролюбиво говорит она, совершенно выбивая меня из равновесия.

Я открываю рот и, как рыба, хватаю воздух. Здесь должен быть подвох.

– Ты на меня не обижайся, что я так…, – она смотрит прямо, не отводя взгляд, как и всегда, когда хочет вбить в меня какую-то истину. – Но лучше отвадить его сейчас, чем когда все зайдет слишком далеко. Это на первых порах разница в вашем менталитете не чувствуется, а потом начнет проступать. Но раз уж все так… и он настроен серьезно… – вздыхает и берется за сумку. – Приезжайте вместе в конце месяца, как раз яблочный спас, твоему мальчику понравится. И корми его нормально, Зин, смотреть на него больно.

– Хо-ро-шо, – все еще не веря услышанному, говорю я. Это что же… первое мамино одобрение? Все получилось? Теперь я официально признана взрослой, а значит равной и отныне все будет по-другому?

– И причешись нормально, дочь, стыдно людям показываться.

А, нет. Акция единовременная.

***

– Хорошей дороги, – пожимает руку отцу Вова. – Было приятно познакомиться, – одаривает маму вышколенной улыбкой.

Родители забираются в машину, папа заводит двигатель, и наш старенький Fiat, который старше меня на пятёрочку лет, двигается с места. Вова крепко прижимает меня к себе, продолжая махать моей семье, пока машина не скрывается за поворотом.

Занавес падает, актеры расходятся.

Вова отстраняется, отпускает с лица выражение "идеального парня" и тут же закатывает рукава.

– Чешется, блин, – растирает ладонями расписанную чернилам кожу. – Чертова синтетика, ещё и жара, как назло.

Он прихватывает джемпер на затылке и одним ловким движением стягивает с себя. Тяжёлая ткань цепляет футболку снизу, и та задирается, показывая совершенно впалый живот (и это после такого обеда!), украшенный разноцветным рисунком. Всё-таки это дракон. Однозначно. И хвост так многозначительно скрывается за поясом брюк…

Вова расправляет темную ткань по телу, закрывая мне обзор, и повязывает джемпер вокруг бедер. Я, наконец, отмираю.

– У меня там еды куча, – жалко говорю я, махая рукой в сторону парадной. – Заберёшь часть?

Заглядываю в яркие солнечные глаза с такой надеждой, словно он сейчас жениться на мне согласится. Просто у меня действительно еды много, он, судя по всему, весь гонорар в магазине спускает, а я ещё не извинилась за те свои слова… Странно будет отпустить его вот так.

– Ну ок, – пожимает плечами. – За еду я ещё не работал, – усмехается, следуя за мной.

– Ну фактически, я тебе все же заплатила. А это бонус! Как молоко на вредном производстве. Только у нас, деревенских, сало.

Мы заходим в лифт, расходимся в разные стороны кабины, насколько это возможно, и молчим. Как-то тягостно.

– Мама благословила, кстати, – ищу тему.

– Пффф, я не сомневался, – разлохмачивает тщательно зализанную назад челку ладонью и отфыркивается от волос, падающих на глаза. Удивительное противоречие: и уложенные не нравятся, и что обзор закрывают тоже.

Тянется в задний карман, достает припрятанную серьгу и вставляет в нос.

– Теперь как человек, хотя бы, – говорит своему отражению напротив. – Красавчик.

Нарцисс.

Закатываю глаза и фыркаю. Не потому, что неправда, просто такое самомнение, наверно, очень тяжело таскать на плечах.

Заходим в квартиру, Вова уже привычным жестом в два движения скидывает обувь и сразу заворачивает на кухню, пока я вожусь со шнурками кроссовок.

К тому времени, как я к нему присоединяюсь, холодильник уже наполовину выгружен на стол, а красивый нос парня торчит в нем. Поразительная бесцеремонность.

– Может я… – подбираю слова. – Всё-таки сама?

– Я просто помогаю тебе определиться, от чего я точно не откажусь – говорит он, не вынимая лица из холодильника. – И-и-и грибочки, – достает литровую банку и ставит на стол.