От отца

Если идешь по выжженной предательствами, израненной гарпунами измен, покрытой бурыми кровавыми коростами страха и боли тайге, то уже не знаешь, жив ли в тебе тот, кто когда-то радовался теплу материнских объятий, запаху костра и прелых листьев, горевал при виде утопленного соседом слепого новорожденного котенка, лепил снеговиков, катался с ледяных горок, до посинения купался в реке, ловил мальков тряпкой и загорал, складывая руки на груди так, чтобы получился двуглавый орел. Этому маленькому и важному человеку в тебе никак не выжить, потому что ему нужен воздух, а ты думаешь только о еде, ты проваливаешься в сон, ничего не видя и не замечая, и так же тяжело, с усилием выныриваешь, втайне надеясь, что когда-нибудь уже не вынырнешь. Но иногда кто-то большой и сильный, смилостивившись не над тобой, нет, а над тем маленьким созидателем, который дарил всему на свете так много любви и верил, что впереди его ждет только хорошее, вдруг посылает ощерившемуся, потерявшему человеческий облик, израненному, больному, полуживому зверю, в котором ты себя прежнего уже никогда не узнаешь, благую весть. Мог ли он подумать, что эта невысокая, худенькая, молчаливая молодая девушка с грустными зелеными глазами, еще почти ребенок, преодолев тысячи километров, приедет в этот всеми богами забытый холодный медвежий угол, доберется до лагеря и добьется свидания с ним? Что-то задвигалось внутри и тяжелой большой волной подошло к горлу. В состоянии расслабленного блаженства, смешанного с тревогой и безграничной нежностью, он смотрел на нее, не моргая и не двигаясь, как смотрят на любимых долгожданных детей, когда они спят.

Ты родился в селе Покрышкино Оймяконского района в мае 1951-го, когда там случилось одно из трех самых сильных наводнений – второе произошло в июле 1959-го, после чего руководство района попробовало укрепить берега реки Индигирки, но третье все равно случилось в мае 1967-го. Во время первого вода затопила все здания, и людей эвакуировали на сопку. Дед не смог добраться до местного загса и, чтобы не ставить тебе другой месяц рождения в свидетельстве, ровно через год одиннадцатого мая 1952-го он пришел и сказал, что у него родился сын. Почему в 2006-м не разлилась река Смородина, папа?

Фотография вторая

«25 января 1993 года.

Ну вот, сегодня, в день рождения Владимира Высоцкого, у Лены родилась девочка – Валера. Надя смеется: “Наконец-то у меня кроме брата Славы есть сестренка Валера”».

Нет, папа, еще сестренка Женя, которая родилась в семье дяди Толи в том же году, что и я, только позже.

Вы хотели когда-нибудь иметь сестру или брата-близнеца? В свои шесть лет я была очень счастливым человеком, и сестер у меня было целых три: две двоюродных, включая Женю, и одна родная. Какую иллюзию я пыталась догнать, какое чувство заставляло искать свою улучшенную копию за пределами вверенного мне моего? Какая неудовлетворенность собой или чувство одиночества могли мне мешать? Какой сопричастности ждала я от этой вожделенной и как будто бы потерянной половины себя? Почему мне казалось, что та, вторая, но в точности такая же, как и я, девочка, должна быть умнее, красивее и, вероятно, любимее?

Сестры мои, такие разные и такие похожие. С каждой из вас мы встретились и не встретились. Перед каждой из вас я виновата и не виновата. С каждой из вас меня связывает тайна, мое детство, наше детство. С каждой я мысленно стою рядом и от каждой ухожу, чтобы вернуться. С каждой спорю и с каждой соглашаюсь. Каждая из вас – это мое отражение, с которым я никогда не сольюсь. И каждая ведет к тебе, папа, как рукава реки ведут к ее руслу. Сестра моя – жизнь, сестра моя – любовь, сестра моя – кровь.

Мама как-то сказала, что самую большую гадость может сделать только по-настоящему близкий. И только по-настоящему близкого ты сможешь за это простить. Или все-таки нет?

Вот дом, который построил Джек. В деревне мне не нравится. Туалет на улице, мыться в бане, теленок наступил на ногу, гуси шипят и тянут шеи, как змеи. А это пшеница, которая в темном чулане хранится. Я отказываюсь пить воду из колодца, потому что она слишком холодная. Когда мы лезем через забор, я повисаю на своей красивой юбке с воланом. Я не ем немытую ягоду и боюсь пчел. У меня понос от деревенского молока. Я не привыкла ходить босиком. Мне обидно, что ты называешь меня нюней и смеешься. И мне с тобой скучно, потому что ты уже выросла и все время говоришь о мальчиках, а я еще нет. В доме, который построил Джек. Писем я тебе больше писать не буду и в гости не приеду.

Когда мне было восемь, мы с мамой стали жить одни. Пришла зима, потом еще одна, потом еще, нога у меня выросла, старую зимнюю обувь пришлось вынести к помойке, а новую купить было не на что. Мамины немецкие коричневые замшевые сапоги на резиновой подошве и каблуке были мне почти как раз. Чтобы они не выглядели совсем женскими, мама взяла дедову ножовку и как могла укоротила каблук. Ничего, и без отца справимся! На следующий день я пошла в школу. На первом уроке подо мной появилась лужа. Каблук был полым внутри, и в образовавшиеся отверстия забивался снег, а потом при комнатной температуре начинал подтаивать. Мои одноклассники раньше не видели ссущих сапог (по их выражению) и успокоились только тогда, когда ты поставил на раненые каблуки две заплатки. Глядя на то, как в воскресенье вечером, придя к нам в гости, ты вырезал, пришивал и приклеивал кусочки кожи к неровным резиновым краям (сапожник из мамы неважный, ровно отрезать у нее не получилось), я вдруг поняла, что теперь мне всегда придется делить тебя надвое, а то и натрое, и я уже никогда не буду ближе, чем все остальные, а мои сестры смогут отобрать у меня то, на что, как мне казалось, только я имею право. Хотя, конечно, дело не в сестрах, все было гораздо сложнее.

– Ты быстрее можешь? Давай скорее, а то мы так долго плестись будем с тобой (это Оля неумело пытается уговорить меня идти дальше).

– Неть… (Это я, трехлетняя и неподдающаяся.)

– Не неть, а да! Пойдем быстрее!

– Неть, не паду.

– Какая противная девочка! Давай уже скорее, домой хочется!

– Хатсю на ючки, на ючки…

– Ты тяжелая, целый бомбовоз…

– На ючки-и-и, на ю-ю-ючки-и-и…

– Это кошмар какой-то, а не ребенок, о-о-х, сколько же в тебе?..

Наступает молчание, довольное с одной стороны и обессиленное с другой. Веса во мне тогда было килограммов двадцать, а в шестнадцатилетней Оле около сорока пяти. Я до сих пор вижу, как она несет меня на руках, а я обхватываю ее шею цепкой крепкой лапкой и жарко дышу в ухо, думая, что хорошо иметь старшую сестру.

Но покорность Оле все-таки несвойственна. Мама как-то не дала ей денег на сигареты, первый и последний раз. За домом в густой траве с балконов было щедро накидано. Вот выходит он или она вечером перед сном на последний перекур и думает, что жизнь не идет как надо, чиркает спичкой или щелкает зажигалкой, прикуривает, огонек проблесковым маячком в темноте посверкивает, тлеет сигарета, тлеет тоска человечья. Ну и что теперь, не так – и ладно, непогашенный окурок летит вниз. Женщина-курильщик поежится от вечерней прохлады и зайдет внутрь, мужчина постоит еще, глядя на верхушки деревьев и кустов, наберет полный рот желтоватой слюны, смачно плюнет за бортик балкона и нехотя пойдет в комнату. А внизу мы с сестрой с фонариком целлофановыми мешочками недокуренную чужую тоску собираем. Оля ее потом в дедовом мундштуке, бело-коричневом с перламутром, докуривать будет, а я, семилетняя, буду любоваться, как красиво изгибается ее запястье.

Нет, все-таки иметь сестру – старшую, младшую или своего возраста – это хорошо. Вот и Женя как-то сказала мне, что очень удобно иметь сестру-близнеца, всегда есть на кого спихнуть съеденные конфеты или, наоборот, есть кого насильно накормить манной кашей, которую сам не хочешь, сказав, что я – не я, как регулярно делали две мои однокурсницы на экзаменах: каждая из близнецов что-то учила очень хорошо, а что-то на всякий случай и потом выученное на отлично шла сдавать за себя и снова за себя, быстро переодевшись в туалете в одежду сестры. Правда, на втором курсе их хитрость раскрылась, они забыли переобуться.