Страница 10 из 11
Масштабы кровопускания в Северо-Кавказском регионе были внушительны. Здесь царил настоящий бандитский разгул. Люди с энтузиазмом резали друг друга, стреляли, рубили топорами. Дня не проходило, чтобы не находили в городах, станицах, лесополосах, степи и около полотна железной дороги новые криминальные трупы. На фоне такой бандитской вольницы все его былые свердловские проблемы казались Апухтину мизерными, а уральский народ на редкость правопослушным и мягким по характеру.
Если бытовые преступления раскрывались легко, то корыстные, связанные с разбоями и сведением счетов в преступном мире, давались куда хуже. Кое-какие подобные дела уголовному розыску и прокуратуре удавалось поднять по горячим следам. Но с процентом раскрываемости все обстояло совсем кисло. Большинство убийц гуляли на свободе, выискивая новые жертвы.
Конечно, все эти преступления поднять не под силу не то что одному Апухтину, но и всей советской милиции и прокуратуре. Поэтому нельзя разбрасываться. Он видел своей задачей вычленить главное, то, что делает в регионе погоду. А нечто главное и жутковатое было. Он сразу почувствовал это всей шкурой.
Дни щелкали за днями. Вот уже близился к концу морозный февраль. Огромная советская страна жила большими свершениями и победами. Сошел с конвейера только что сданного под ключ Нижегородского автомобильного завода первый советский полуторатонный грузовик. В Москве прошла семнадцатая конференция ВКП(б). Там было отмечено, что в колхозы объединены уже шестьдесят процентов крестьянских хозяйств. Подведены итоги взрывного промышленного развития, позволяющего выполнить первую пятилетку в четыре года. Намечены планы уже на следующую, еще более грандиозную пятилетку. Шла наступательная работа по всем фронтам. И Апухтину становилось досадно, что он сам в такие судьбоносные времена утонул в бумагах. А вдруг ничего у него не получится? От такой мысли он еще упрямее брался за работу. Делал выписки. Чертил схемы. И ощущал, что постепенно, шаг за шагом, продвигается вперед…
Подошло обеденное время. Апухтин, закрыв кабинет, отправился пополнять прилично потраченные сидением за столом жизненные силы.
В столовой управления на первом этаже царила толчея. Но очередь шла быстро, так что вскоре он протягивал работнице поварешек и кастрюль желтый талончик. Ему быстро поставили на поднос тарелки с жиденьким супом и макаронами по-флотски, компот, выделили кусочек черного хлеба. Да еще напутствовали:
– Проходите! Не задерживайте! Следующий!
Кормили тут терпимо, но скудно. Страна пока что не могла решить продовольственную проблему, и призрак голода продолжал витать над ней. Притом в последние пару лет с продовольствием стало прилично хуже.
– Э, Прокурор, давай сюда! – махнул ему рукой похожий на профессионального циркового борца лысый Саша Щербаков, тридцатидвухлетний начальник отделения по особо тяжким.
За столом, где сидели трое «особо тяжких», как раз оставался свободный стул. Апухтин с благодарностью воспользовался предложением, потому что больше мест не было видно.
За первые дни пребывания в Ростове Апухтин сумел перезнакомиться с большинством оперативных сотрудников уголовного розыска. Заглядывал к ним в кабинеты, где постепенно становился своим. Вместе пили чай и трещали за жизнь и политику. Встречались в столовой.
В угрозыске царила бесшабашная веселая атмосфера. Юморные, щедрые на розыгрыши и шутки оперативники Апухтину всегда нравились. В местном управлении эта публика собралась в национальном и социальном плане крайне разношерстная. Тут тебе и русские, и евреи, и армяне. Бывшие воры и старый специалист – полицейский еще царских времен. Рабочий со станкостроя и недоучившийся гимназист. Но всех их объединяло ощущение единого братства людей, занятых тяжелым, опасным и крайне нужным трудом, посвятивших себя тому, чтобы, не жалея себя, спасать других. Они рисковали жизнью. Теряли своих боевых товарищей. Жизнь обтесала их, сделав твердыми, как алмаз, и верными друг другу и стране.
– Как, Прокурор, тебе наш Ростов-папа? – спросил Щербаков, отставляя тарелку и горестно вздыхая, что еда так быстро кончается.
С легкой руки Васильева к Апухтину так и прилипла кличка Прокурор. Но он не обижался. До прокурора он не дослужился, но все же в прокуратуре поработал.
– Да я почти не видел его, – ответил Апухтин. – Работа допоздна. Койка. Опять работа.
– Ты особо по городу не мотайся по ночам, – обеспокоился Щербаков. – Тут вор на воре и грабитель на грабителе. Вон, бывший наш начальник Художников – уж на что прошаренный был, а как в первый день в Ростов приехал, так у него «лопатник» и часики с прицепом около вокзала и тиснули.
– Нашли? – заинтересовался Апухтин.
– Да какой там! – махнул рукой Щербаков. – Было ваше – стало наше. Но многие пожалели… Так что если кто наезжать будет – ты сразу к нам. Мы поправим тварей неразумных. Может быть, даже жестоко.
– Обязательно, – хмыкнул Апухтин.
– Надо тебе экскурсию по памятным бандитским местам нашего города устроить. Лучше, чем иностранному туристу, покажем все.
– Тогда это за тобой, – сказал Апухтин.
– Ну а за кем же, – улыбнулся широко Щербаков.
Эти разговоры с разыскниками для Апухтина не были пустым времяпровождением. Он не только перезнакомился и сблизился с оперативниками. Из этих разговоров он узнал о криминогенной обстановке в крае и о его преступном мире не меньше, чем из материалов дел.
После обеда он снова углубился в свои пыльные папки…
С каждым днем настроение его постепенно повышалось. Он начинал нащупывать суть. В голове его уже складывалась некая картинка. Но для ее завершения не хватало еще слишком многого.
Он уже в первые дни понял, что нужно копать дальше по времени. Что преступлениями последних двух-трех лет проблема с «глухими» убийствами не ограничивается. Здесь присутствует нечто более глубокое и страшное. И запрашивал все более старые материалы. Приносил запросы Василию Васильевичу Васильеву, которого коллеги за глазами называли трижды Василием. Тот их подписывал без особых вопросов, только с иронией интересуясь:
– Не глубоко ли копаешь? Так и до каменного века добуришься, старатель.
– Да есть кое-какие странности, Василь Васильевич, – разводил руками Апухтин. – Прояснить хотелось бы.
– Ну, проясняй. Вкалывай. Бумагу кропать – это не ногами топтать. Бумага обхождения и вдумчивости требует, – язвительно говорил руководитель краевого розыска.
Ну да, оперативники ежедневно выезжали на мероприятия. Участвовали в задержаниях. Получали ранения. Задерживали убийц и насильников. Вертелись в бурном человеческом водовороте, пытаясь удержаться на плаву самим и удержать других людей. А Исай Апухтин копался в бумагах, как канцелярская крыса. Но он точно знал – что ответ именно в этих самых сводках, протоколах и материалах старых уголовных дел.
Однажды утром он посмотрел на календарь. А ведь прошел ровно месяц с его приезда в Ростов.
– Ну что же. Отметим эту дату промежуточным итогом, – бодро вслух воскликнул он.
Наконец у него сложилась более-менее ясная картинка. И ее пора обсудить с руководством.
И он принялся за самую приятную работу – подведение в целом успешных итогов. Написал на листке «Доклад».
Железное перо авторучки ленинградской фабрики «Союз» легко порхало по бумаге, складывая чернильные штришки и петельки в буквы, а буквы в слова. Эту авторучку вместе с портфелем подарил дядя Яша, когда Апухтина назначили на первую его должность – следователем прокуратуры Уральской области. И сказал что-то при этом банальное, вроде «самопишущее перо – это главное оружие следователя, и оно должно быть надежное и всегда наготове. А портфель – главное его снаряжение».
Закончив писать документ, Апухтин положил его в кожаную папку. Поднялся, поправил редкие волосы. И отправился в приемную руководства Управления ОГПУ.
За этот месяц они встречались пару раз. Державин угощал своего подчиненного чайком. Заводил отвлеченные разговоры, вспоминал о своем боевом прошлом. Особенно о польском походе, оставившем шрамы на плече и на душе. При упоминании о Тухачевском глаза его становились злыми, а щека дергалась. В общем, беседовали обо всем и ни о чем. Но Апухтин видел в глазах Державина вопрос: «Ну когда же ты принесешь в клювике результат?»