Зов чужого прошлого

– Это, – сказал глава семейства, – реликвия нашего рода, которая дается для прочтения каждой незамужней девушке в преддверии свадьбы.

– Брачные советы? – я взяла книжку в руки.

– Именно, – подтвердил дядя. – Написанные твоей тезкой и прабабушкой, очень благородной и уважаемой дамой.

Правильно, что еще могло храниться в семье и быть обязательным к ознакомлению перед свадьбой?

Думала, дядя сам не удержится от всяких напутствий, но он махнул рукой, посчитав свой долг выполненным, и великодушно отпустил меня из кабинета. А вот в гостевую спальню я пробиралась окольными путями и по черной лестнице, поскольку точно знала, любая из многочисленных тетушек не проявит столько душевного благородства. Чтобы им да избежать нудных нотаций?

Книжку, если честно, читать не собиралась. Что там могло найтись нового? Потому сразу прошла в ванную, где вволю понежилась в горячей воде, ну а после запрыгнула под одеяло, собираясь поразмышлять на тему дальнейших действий, когда внимание привлек глухой стук. Совсем позабыла, что бросила семейную реликвию на кровать, и теперь она улетела на пол, стоило отдернуть одеяло. Вставать было лень. Я перегнулась через край, чтобы дотянуться до раскрывшейся на начальной странице книжки и переложить на тумбочку. Если поутру одна из горничных зайдет разбудить на завтрак и увидит на полу столь щедро поднесенную семейную драгоценность, дядя узнает о вопиющем пренебрежении. Тогда нудных нотаций точно не избежать. Положу, сделаю вид, что прочла, а завтра отдам.

Я дотянулась до красного корешка и подтащила книжицу поближе, чтобы удобнее перехватить, когда глаза выхватили первую строчку, написанную от руки.

«Незамужним девицам для просвещения и обретения понимания, как вести себя с будущим мужем…» Я фыркнула и подняла этот раритет, продолжая механически дочитывать строчку, когда внезапно вздрогнула. Буквы поплыли перед глазами, смазались и сложились в слова приветствия: «Здравствуй, моя наследница».

И вновь упустила книжку, которая упала теперь на постель. Резко сдвинулась к изголовью кровати, смотря на красную обложку, точно на ядовитую змею. Попытка совладать с внезапно пробудившимся страхом не увенчалась успехом. Ведь после чаепития с Мирандой практически убедила себя в нереальности привидевшихся ночных событий. Они совершенно не были похожи на правду. А теперь что, снова?

Я колебалась. Сидела, не умея принять решение. Руки подрагивали. Но наконец овладела собой в достаточной мере, чтобы взяться за корешок и подтащить книжку ближе. Чуть склонившись над ней, решилась прочесть вторую строчку. «Польза сих советов несомненна…» И снова буквы поплыли перед глазами и сложились в иные слова:

«Мое имя Арианна Мэнэр, для друзей и близких просто Ари, он же звал меня Ана».

Четыре стихии! Закрыла ладонью глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Спокойно, спокойно. Если это помешательство, то хотя бы разобраться в его сути мне не помешает. Иначе точно с ума сойду, размышляя, отчего сны так реальны, а выверты больного воображения логично связаны со снами. И поскольку книжка не кусалась, не прирастала к рукам, не проявляла в целом агрессии, даже крови не требовала, а просто меняла слова, то можно было почитать. Я снова склонилась над страницами.

«Эти записи сделаны мной для предупреждения и помощи. Ты, в чьих жилах проснулась проклятая кровь, должна иметь представление о событиях, произошедших задолго до твоего рождения. Я замаскировала книгу для тех, кому не досталось и капли магии. В завещании требовала, чтобы дневник уподобился древней реликвии и передавался по наследству всем девушкам нашей семьи, надеясь, что однажды истинный смысл, сокрытый в нем, дойдет до той, кому пригодится».

Отлично. Я оторвалась от чтения, чтобы перевести дух. Значит, мне единственной открылись настоящие записи этой Аны. Вот уж не знаю, радоваться ли. Интуиция подсказывала, что не стоит.

Снова приблизив к глазам книжку, продолжила чтение.

«Любой дневник принято начинать рассказом о собственном детстве, девичестве или на худой конец рассказами о волнениях и страхе, связанными с замужеством. А я желаю начать с иного, со встречи, разделившей мою жизнь на две половины, ту, что и не стоило проживать, поскольку теперь все прежние года кажутся нелепыми и пустыми, и ту, когда встретила Его. Да, дорогая родственница, вероятно, я заслужу твое порицание этим пояснением, но хочу быть откровенной до конца: меня к тому времени благополучно отдали замуж еще весьма юной. Муж был гораздо старше и родовит, а также обеспечен. И здесь удивляться нечему, для любой семьи девочка – это капитал, которым стоит выгодно распорядиться. Но я не желаю говорить о супруге, не желаю говорить ни о ком другом, кроме самого удивительного мужчины моей жизни. Не думаю, что ты способна понять эмоции, которые мне довелось испытать, а потому, кроме чар маскировки, я вдохнула в этот дневник эхо собственных чувств. Пускай только отголосок, но ты сумеешь ощутить и, возможно, не будешь судить столь строго. Отсюда и начнем, милая родственница. Закрой глаза, а ладонь оставь поверх страницы, и ты станешь мной».

Сама бы не рискнула последовать этому совету, но едва дочитала до точки, как из груди вышибло дух, я зажмурилась совершенно непроизвольно, а рука и так сжимала книжку. Даже не успела толком понять, что произошло, когда полумрак спальни взорвался яркими красками солнечного дня, а кругом возникли декорации, более подходящие некоему дворцу, чем Мэнэр-холлу. Зажужжали девичьи голоса, запели птицы, бабочки порхали среди красочных цветов, а дорожка в центре зелени красивого дворцового сада внезапно делала изгиб.

Я уже собралась идти дальше, когда девушки, окружавшие меня, замешкались, затем подались прочь с дорожки, утягивая следом и приседая в поклоне, чтобы пропустить небольшую процессию. Это явно были вельможи, а некоторые лица мужчин оказались даже знакомы, кроме одного, в самом центре группы. Ни шок, ни удивление, ни восторг, запечатавший безмолвием мои губы, не в состоянии отразить полнейшего смятения чувств, охвативших все существо. Вероятно, мне довелось узреть божество, спустившееся в озаренный солнцем сад.

Он был прекрасен. Словно высшее создание, не признающее суеты этого мира. Ни малодушные страсти, ни мелкие человеческие чаяния, ничто не смогло бы нарушить спокойную безмятежность чистого неземного взгляда самых удивительных из виденных мною глаз, словно чистейшая морская вода тропических источников.

Я замерла, застыли и подруги, а процессия миновала, и мужчина не взглянул на меня, но я его узнала. Та другая я, что читала дневник юной супруги некоего родовитого человека, та другая, что помнила себя среди чужих воспоминаний и видела прежде это лицо. Знала, как выглядит изможденное тело под широким пальто. Угадывала в необычных прозрачных глазах холод спрятанной в глубине опасности, когда он почти равнодушно спрашивал мое имя. Сейчас эти глаза безмятежно смотрели вдаль поверх всех голов, которые казались намного ниже. Все кругом ощущались едва ли не карликами, окружившими высокую стройную фигуру, не из-за их реального роста, но благодаря совершенно особой ауре, окружавшей «божество».

– Кто это? – принялась тормошить одну из подруг.

– Доверенное лицо владыки, светлейший кардинал Эйден.

Подруга даже не уточнила, о ком я спрашивала. Вероятно, с полуслова поняла, чей облик мог привлечь внимание среди остальных мужчин.

– Светлейший?

– И верховный магистр.

– Это все регалии?

– Малая часть.

– Он очень влиятелен, – зашептала вторая из приятельниц. – Говорят, доверие владыки к нему безгранично.

Ох! Я с огромным трудом вынырнула из омута чужих воспоминаний, словно вытягивала себя из трясины. Болезненное состояние: в горле пересохло, голова кружилась, в груди кололо. Знакомые ощущения, такие похожие на уже испытанные, но только не несколько веков назад, а совсем недавно, буквально вчера.

Упала на подушку, а книгу бросила на тумбочку. Я больше не хотела к ней прикасаться. Казалось, пробуду в чужом мире еще немного и в этом просто перестану существовать. Дышалось до сих пор с трудом и сердце колотилось. «Ана», – прозвучало в голове. Так ясно, так отчетливо, что в испуге принялась озираться, почти ожидая увидеть в комнате Его.