Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 10

Алексей родился 29 августа 1928 года в Колпенской больнице. Увы, бывшее земское здание уже снесено. Осталась лишь его фотография. Вероятно, в тот год меня часто оставляли у бабушки на Удеревке, где имелись две няньки – девочки-тетки. Смутно помню какие-то самодельные игрушки. Соседние мужики любили подтрунивать над двухлетним шустрым мальчиком. Тот плясал им на потеху. Одного из соседей, по прозвищу Аким-пузатый, малыш называл по-своему: "Аким-пуа". Потому как свободно еще не говорил.

1929

Год ушел на обустройство. Невообразимые трудности. На новом месте всем надо было заводиться с нуля. Лошадь еще молодая, работать в полную силу на ней нельзя. Приходилось обращаться к деду. С "хуторскими" стариками в контрах: те обиделись. Жаль покойных теперь моих родителей. Жизнь жестоко закаляла их, иначе бы не выдержали того, что им еще предстояло впереди.

1930

Началась коллективизация. Лошадей неохотно сводили на общий двор. Земля вновь объединилась в единый "клин". Мы тоже долго не отдавали свою лошадку, именуя ее "стригунком". Телеги не было. Использовался инвентарь удеревского деда. Помню, однажды поехали мы с отцом на двуколке в Песочный верх за щебнем. Мне было года 4 не больше. Отец залез в штольню-углубление копать песок и его там привалило. Ребенок испугался. Но обошлось все благополучно.

Так называемых «единоличников», кто отказался вступать в колхоз, в нашем поселке из 25 дворов было всего два хозяйства Иван Лукъяныч и Фёдор-касаток со своей «Верой Ванной». Наша сестренка Вера, родившаяся в начале 1931 года, названа в память давно умершей бабушки Веры Никифоровны, в девичестве Пановой, из удеревского же семейства «Михалинских». Наш черновский дом именовался «Ефимовские», по прадеду Ефиму Андреевичу.

Вера-сестра родилась уже во вновь построенной хате в посёлке Калуга, Условия для родов самые неподходящие, если не антисанитарные. С болью в душе вспоминаю страдалицу свою мать. Повитухой пригласили соседку, бабку Анюту (Анну Тимофеевну), жену Андрея-красного (А.А.Никишина). Явственно помню маленькое сморщенное личико новорожденной сестренки, её голову "толкачиком". Мне уже пошел тогда пятый год.

1931

Началось "раскулачивание". Беда свалилась и на семью деда Дмитрия – он попал в список зажиточных. Все отобрали, скотный двор превратили в общественный, в хате обосновались конюха и сторожа. Нахальничали, самовольно лезли в печь и тащили оттуда съестное. Семья деда вынуждена ютиться в чулане.

Несчастье сблизило "молодую" и "старую" семьи. Дед перевез к нам в Калугу кое-какое барахлишко, в надежде сберечь. Отец мой был вне опасности: бывший красноармеец. Но все-таки побаивался. Около нашего амбара поставили дедову молотилку, ее еще в то время не отобрали, веялку, еще что-то. Укрыли все это веретьем от посторонних глаз, детям велели молчать. Но я потихоньку показывал добро сверстникам, хвастался. Этот порок рано у меня проявился.

1932

Вначале в Калуге образовался отдельный от Удеревки колхоз имени Крупской. Иван Михалыч Панов – председатель, сосед Андрей Ульянович – бригадир, наш отец стал счетоводом. Конный двор у Егора-баяна (Е.А.Никишина). Хозяин этого подворья теперь Мишка-пехал. Поначалу почти ежедневно ходили посмотреть и подкормить бывшую свою лошадь. До сих пор мы с Алексеем вспоминаем их клички: "Мальчик", "Косырица", "Дарка", "Горя" и т.д.





Егоров двор вскоре сгорел. Еле спасли лошадей. Поджигатель, как говорили шепотом, сам хозяин, чтобы вытеснить колхозную толкучку. Тогда же вновь воссоединились с Удеревкой, как было и прежде, в одном крестьянском обществе. Неурожайный 32-й год. Голод начался еще зимой, но особенно свирепствовал следующей весной. Детские ясли у Федьки Логинова (Ф.М.Панова). Я помню, водил туда Веру и Алексея. Мать уже решалась на меня положиться. Тогда же, или следующим годом и Федькино подворье сгорело. Ясли поместили в другой хате.

1933

Как сейчас перед глазами картина: Алексей в коротких подсиненных замашных штанишках стоит возле закуток и точит о фундамент стеклышко. Подхожу сзади: – Ты что делаешь?! Перепугался. «Нозык точу». "Площадка" для детей, род детсадика, помещалась у соседки Ульянихи (Н.У.Степановой). За воспитательницу (она же повар и нянька) – Параха (П.И.Евтюхина), старая дева. Добрая женщина. В этом заведении коротала дни наша меньшая, Вера. Симпатичная была, круглолицая малышка.

Для взрослых в связи с голодом устраивались общественные обеды. Готовился какой-никакой приварок. Хлеб разрезали на "пайки" и вручали кусок каждому – лично. Этим заведовал Гриша Чернов (Гр. Григорьевич). Он из нашего рода, однодомец. Руки у него черные от грязи, не мылись месяцами. Тем не менее, каждый ломоть хлеба, отрезав, Гриша нянчил на ладони, как бы взвешивая: должно всем поровну. Сам Григорий так оголодал, что той зимой умер.

Отец завел в доме кроликов. Ели кроличье мясо, либо сдавали на шкурки. Их расплодилось в хате полтора-два десятка. Крольчата бегали по хате, земляной пол был весь изрыт и изгажен. Однажды наш рыжий кот внезапно прыгнул и схватил крольчонка. Тот запищал жутко, страшно. Алексей сильно перепугался. Даже заикался некоторое время. Отец рассвирепел, схватил кота, выскочил во двор и грохнул его головой об угол. Вечная коту память!

1934

Поступил в 1-й класс Удеревской начальной школы. Мне 8 лет. Со мной рядом за партами великовозрастные, лет по 15 – Андрюха Кондратьичев (А.И.Никишин), Тонька Акимова (А.А.Панова). Из них в живых оставался до последнего времени только один – Федор Москалев (Ф.Г.Новиков). Поселился в Тимирязеве.

Первый мой учитель в школе – Андрей Терентьевич Семенов. Предшествующей зимой в нашей хате устроен «икбез». Отцу поручили обучать неграмотных односельчан. У нас в доме появились газеты, тетрадки, карандаши, бумага. Невиданное в то время для меня богатство. Вместе с неграмотными парнями и девками я незаметно учился читать и считать. И первые мои книги тоже оттуда, из ликбеза. "Сто тысяч почему" М.Ильина, "Дом веселых нищих" Г.Белых, "Неточка Незванова" Ф.Достоевского, "Детские и школьные годы Ильича" А.Ульяновой. Незадолго до войны появилось издание «Посмертных записок Пиквикского клуба» Ч.Диккенса. Эту толстенную книгу я читал и перечитывал в годы войны и оккупации.

Привык просматривать отцовские газеты. Помню портреты наркомов. События, связанные с убийством Кирова. Публикации о "врагах народа" и вредителях. Наши с братом сотоварищи по играм: Пашка-дудор (П.А.Матюхин), Ванька Максимов (И.М.Степанов), Митя (Д.А.Панов), Витька Володякин (В.В.Белокопытов). Ещё несколько. В большинстве своем – старше на год-два.

С Пашкой иногда вели "перестрелку" камнями: он из-за сарая, мы от своего амбара. У него – сложилась трудная судьба: долго загибался в армии, обосновался в Карелии, где нестарым еще умер на сплаве в городе Кемь. Ванька пропал в годы войны бесследно. Кто-то убил. Отчаянный был. У Дмитрия Панова (Мити) жизнь обычная: служил матросом, женился на местной учительнице, женщине достойной. Крепко выпивал. Витька Белокопытов – самый благоразумный – труженик, хороший семьянин. Теперь построился на старой усадьбе нашего деда, где родовой "корень" Черновых с 1830-х годов. Умер в 2004 году.