Страница 8 из 21
– Не желаешь пару глотков самогона, настоянного на сухофруктах? Вкуснотища такая, чем-то напоминает сидор.
– Нет, спасибо, у меня термос с кофе, спиртное пока не хочу. Да и тебе советую воздержаться, нам тут не просто так сидеть весь день и полночи! Ещё пострелять и побегать придётся.
Кузьмич в ответ скорчил мне гримасу и показал язык. Ведьма, с улыбкой наблюдая за нами, проговорила:
– Не переживай, я прослежу, чтобы он был трезвый.
– Теперь я спокоен, главное – не отрезай ему сразу руку, ограничься на первый раз чем-нибудь другим. – пошутил я в ответ, на что тут же бурно отреагировал Кузьмич, театрально возведя руки к небу и закатив глаза, он запричитал:
– Господи, за что мне все это?! Они же изверги похуже фашистов, готовы человеку за выпитые 50 грамм ухо отрезать!
Дождавшись, пока Кузьмич закончит причитать, Ведьма, изогнув одну бровь домиком, глядя на него произнесла:
– А кто сказал, что ухо?
И тут же молниеносным движением выхватила свою катану. Меньше чем за секунду её рука прочертила короткую дугу, и конец лезвия замер в паре миллиметров от паха Кузьмича. Тот побледнел и, нервно сглотнув слюну, опустив глаза вниз, пробормотал:
– Ты, девочка, больше так не шути, а то пойдешь стирать мои штаны.
Ведьма убрала катану в ножны и, хитро сверкая глазами, ответила:
– Ещё чего, в твоём конфузе будешь виноват только ты! Поэтому сам пойдёшь стирать, или будешь в мокрых ходить, но тогда я точно не буду с тобой в одной квартире сидеть целый день!
Кузьмич горестно вздохнул и, посмотрев на меня, произнёс:
– Вали уже отсюда, я и так седой, а благодаря тебе мне тут чуть операцию по смене пола не сделали.
– Говорят, у кастратов голоса необычные, будешь на Рынке петь и горя не знать. – съязвил я и развернувшись пошел на выход из квартиры, слушая доносящийся мне в спину отборный мат Кузьмича, который, не стесняясь присутствия Ведьмы, высказывал всё, что думал о мох словах.
С улыбкой на лице я зашел в следующую квартиру и обнаружил там Берсерка. Он придвинул небольшой кухонный стол почти вплотную к окну и, достав из своего рюкзака еду, стоял жевал, задумчиво глядя через пыльное стекло на улицу. Нисколько не удивившись хорошему аппетиту великана, я спросил:
– Что, Алёшенька, стоя больше влезает?
Повернувшись ко мне, Берсерк невозмутимо посмотрел на меня своим необычным взглядом кристально чистых голубых глаз и ответил:
– Мне всегда хорошо влезает, а тут я, вообще, не обедаю, а решил сделать небольшой перекус, чтобы не было скучно. На улице только пару мертвецов бродят вдалеке и больше ничего интересного.
Я оглядел разложенную перед ним на столе снедь, которую ему заботливо утромбовала в рюкзак бабулька, и усмехнулся. То, что он назвал легким перекусом, могло быть полноценном обедом для двух здоровых мужиков. Ладно, пусть перекусывает. Главное, что в окно смотрит и сам не отсвечивает, чуть позже к нему присоединится Виктор. После того, как закончит вместе с Артёмом осматривать подъезд и квартиры в нём. Пожелав Алёшеньке приятного аппетита, я оставил его поглощать еду и направился в четвертую квартиру.
Последняя квартира на этаже оказалась пустой, что было не критично, поскольку её окна выходили на ту сторону, которую просматривал Берсерк. Решив, что лучше пока что подстраховать его, я зашел в спальню и, придвинув поближе к окну найденное тут кресло, уселся на его спинку. Берсерк был прав, с этой стороны смотреть на улицу действительно было скучно, только несколько зомбаков бесцельно бродили вдалеке.
Погрузившись в размышления, я просидел минут 40, наблюдая за пустынной улицей, и очень обрадовался, когда услышал шаги и ко мне в комнату вошли Артём и Витя. Увидев взволнованный взгляд последнего, я спросил:
– Что вы там нашли?
– Тебе это точно не понравится! – эмоционально выпалил Виктор.
Я вопросительно посмотрел на Артёма, тот кивнул головой, словно подтверждая слова своего напарника, и произнёс:
– Люди не сами покинули этот дом, их всех убили, навегху мы обнагужили бгатскую могилу.
– Показывайте. – коротко ответил я и закурил сигарету.
Поднимаясь вслед за нашими разведчиками по лестнице, я на ходу выкурил её большими затяжками. Уже на уровне третьего этажа, несмотря на то что я курил, в ноздри ударил неприятный запах смерти.
Остановившись на лестничной площадке пятого этажа перед закрытыми дверьми, Витя произнёс:
– Мы уже насмотрелись и ещё раз нет желания туда заходить.
– Хорошо я схожу, в какой квартире тела? – спросил я, стоя на лестничной площадке, где находились четыре плотно закрытые двери со следами взлома. Вонь тут была настолько концентрированная, что я не смог разобраться, из какой квартиры она шла.
Артём убрал со своего лица платок, который сильно пах одеколоном и закрывал его нос с губами, и, сплюнув на пол, ответил:
– Заходи в любую – не ошибёшься – они все завалены телами.
Проговорив это, он вернул платок себе на лицо. Я в очередной раз мысленно укорил себя за отсутствие противогаза и, достав из кармана чистый кусок ткани, попросил:
– У кого с собой перебивалка вони, дайте мне брызнуть.
Виктор молча протянул мне небольшой темно-синий флакончик с одеколоном, я щедро полил им чистую ткань, которую все носили с собой для подобных случаев, и завязал её у себя на лице, скрывая рот и нос. В мозг тут же ударил сильно концентрированный сладковатый запах одеколона. Вернув флакончик Виктору, я толкнул ближайшую к себе дверь и шагнул внутрь квартиры.
Сильная вонь разложения тут же смешалась с запахом одеколона и чуть не вызвала рвотный позыв. На пятом этаже в дневное время заметить луч фонаря было практически невозможно, если не направлять его на окна, поэтому я достал маленький фонарик, на котором можно было регулировать размер светового пятна, и включил его.
От увиденного у меня от ужаса зашевелились волосы. За последние полгода я повидал немало всяких страстей. На моих глазах убивали, сжирали заживо. Трупами различной степени свежести меня тоже уже не удивить, насмотрелся.
Но в этой квартире действительно была настоящая братская могила, с наполовину сгнившими телами людей. Трупы занимали всё свободное пространство квартиры, валяясь в беспорядке на полу, который был полностью покрыт зловонной чёрной жижей. Почерневшая плоть начала местами отслаиваться от пожелтевших костей. Казалось, что плоть таяла, как воск черных свечей, стекая на пол, а останки людей смотрели на меня пустыми черными провалами глазниц, обнажая в зловещем оскале почерневшие зубы. Но самым мерзким было то, что множество белесых червей заполонили квартиру. Опарышей было настолько много, что, казалось, весь пол квартиры живой и постоянно шевелится. Я с омерзением посветил на свои ноги и увидел, как белые маленькие червяки ползают по моим берцам.
С трудом переборов невыносимое желание выбежать из этой квартиры, я побрел в спальню. Светя себе фонарём под ноги на пол, я старался не наступать на людские останки и не думать о том, что моя нога наступала на слизкую черную жижу и копошащихся в ней белесых опарышей.
Борясь с тошнотой, я быстро обследовал всю квартиру. Поначалу я пытался считать тела, но быстро бросил эту затею из-за ухудшающегося самочувствия. На моё счастье, все окна в квартире были распахнуты настежь, благодаря этому тут можно было дышать через раз, не выплескивая содержимое желудка наружу, хотя, при виде живого белесого копошащегося ковра из червей, к горлу периодически подкатывало.
Осмотрев ужасную квартиру, которая стала могилой для большого количества людей, я как пробка из бутылки выскочил на лестничную площадку. Плотно закрыв за собой дверь, не говоря ни слова, побежал вниз, мимо Артёма и Вити, в квартиру, где засели Кузьмич и Ведьма.
Увидев меня, они прервали свою беседу, Кузьмич спросил:
– Что случилось? Ты весь бледный, словно за тобой гонится привидение!
– Давай свою фляжку с самогоном. – проигнорировав его вопрос, сказал я.