Страница 9 из 11
— Я ему верю! — влез в разговор Шаманов, — И подтверждаю, что барон — не стукач. Он же дал слово магократа! Нельзя соврать, когда даёшь слово магократа! И я тоже могу дать слово магократа, что Нагибин — не сука.
— Это всё тупорылые суеверия, — скептически скорчил рожу Пушкин, — Мне один кент тоже давал слово магократа, что даёт мне три рубля просто так. А потом выяснилось, что он хочет свои рубли назад, с процентами. И никакая молния с небес его за это не ударила.
Так что не вижу никаких причин доверять словам магократов. Слова — это просто звуковые колебания воздуха, как известно. И проверить конкретно твои слова мы никак не можем, Нагибин. Короче, гони корону!
Каким образом из факта моего стукачества следовало требование немедленно отдать корону — я так и не понял, но, судя по всему, Пушкин ни о чём кроме бабла думать был не способен в принципе.
— Я могу проверить, говорит ли он правду, — неожиданно выступила вперёд Головина, — Я же телепат, это моя родомагия.
— Это как, интересно? — спросил я, — Баронесса, вы весь свой запас заклинаний уже потратили, еще вчера, на уроке магии. Забыли, что говорил Соловьёв? Если вы съедите еще трикоин и попытаетесь кастовать сегодня ночью — вам сердце порвёт, вместе с желудком.
А я не хотел бы разбивать вам сердце, вы не в моём вкусе, как я уже говорил. И глядеть на содержимое вашего разорванного желудка у меня желания тоже нет. Никакого.
— Это всё верно, Нагибин, — согласилась Головина, — Но вы не учли одного фактора. Дело в том, что я сегодня повысила свой ранг. Соответственно, у меня появилось одно дополнительное заклинание. Я могу теперь кастовать по три заклинания в сутки.
Ого! Вот это поворот.
Значит, не я один рискнул получить новый ранг сегодня же, не дожидаясь разрешения Соловьёва.
Нет, эта Головина определенно была опасной девкой. Если тут кто-то и сможет оспорить мои претензии на лидерство — то это Головина. Собственно, баронесса с момента самого нашего знакомства только этим и занималась.
— Ладно, я согласен, — кивнул я, — Мне скрывать нечего. Проверяйте. Только одна просьба — когда полезете ко мне в голову, не трогайте мои эротические фантазии. Дело в том, что в них нет вас, а это наверняка может вас обидеть, баронесса…
— Ну хватит болтать, — перебила меня Головина, — Думайте о ваших отношениях с Охранным Отделением.
Головина достала из сумочки древохранительницу, отщелкнула крышку и съела трикоин. Потом девушка активировала свою темно-синюю ауру и подошла ко мне, оглушительно стуча каблучками.
— Я весь ваш, баронесса.
— Заодно выясни, не хочет ли он нас обмануть с короной, — заметил всё еще озабоченный баблом Пушкин.
Головина проигнорировала это требование жадного потомка поэта.
Баронесса, как я уже успел убедиться, вообще показательно игнорировала всё, что не вписывалось в её планы. Но учитывала. Редкое качество для девушки, да и вообще для людей. И при этом полезное, если знать меру.
Головина положила наманикюренную руку мне на плечо и заглянула в глаза. Даже не в глаза, а прямо в душу.
У меня закружилась голова, я снова, как и на уроке по магии, ощутил присутствие внутри себя чего-то чуждого и постороннего. Как будто мне только что вставили новый зуб. Только не в рот, а прям в мозги.
Перед моими глазами замелькали воспоминания о моей беседе с Пыталовой. Я попытался сосредоточиться на том, что так и не выдал княгине информацию о короне и никого из корешей тоже не сдал, но получалось плохо. Наглая баронесса буквально долбила моё сознание, выискивая следы стукачества.
Впрочем, продолжалось это недолго, всего пару мгновений.
Потом аура Головиной ослабла, как и сама баронесса. Обессиленная Головина пошатнулась, я придержал её за талию.
— Руки, Нагибин!
— Лучше мои руки, чем пол, на который вы собираетесь упасть, — заметил я.
Но она уже пришла в себя, обрела равновесие и отступила от меня на пару шагов.
Экая пугливая лань. Интересно, она девственница? Ставлю на то, что да.
— Он не врёт, — подтвердила Головина, — Я видела. Шеф Охранки Пыталова его пытала, простите за тавтологию. Но он ничего не сказал про корону. И даже Пушкина с Чумновской не сдал, что они пытались убить Чудовище. Нагибин даже Прыгунова выгораживал.
— Мда? — усомнился неугомонный Пушкин, — А насколько точна эта информация?
— Это информация напрямую из моей головы, придурок, — ответил я вместо баронессы, — Куда уж точнее?
— Да, но вы с Головиной возможно в заговоре, — стал выстраивать шизоидные теории Пушкин, — Что если вы сговорились? Чтобы надуть нас и украсть корону? Что это ты её сейчас так обнимал, Нагибин…
Пушкин мне до смерти надоел.
Пора уже было переходить от дипломатии к жесткой дипломатии.
Я активировал ауру и сделал по направлению к Пушкину пару шагов, объятый светом моей фиолетовой магии.
— Эй! Эй! Я просто предположил! — тут же дал заднюю Пушкину.
— А я просто сейчас разобью тебе хлеборезку, — заверил я потомка поэта, — Я дал тебе слово магократа. Я даже дал Головиной залезть мне в голову. Я позвал тебя на сегодняшнее собрание. Я взял тебя в ложу, хотя мог бы просто послать.
Я не стал тебя убивать, когда ты пытался замочить Чудовище. Хотя имел полное право, и моральное, и юридическое. Наконец, я не сдал тебя Охранке. И ты недоволен? Я понимаю, что тебя жадность на рога ставит, Пушкин. Но знай меру. Иначе сейчас раскатаю тебя на Лукоморье и дубы зелёные, или как там писал твой предок…
— Да я всё понял! — Пушкин театральным жестом воздел руки, — Чё мне уже и уточнить нельзя? Доверяй, но проверяй, как говорится.
— Доверяй, но проверяй — это единственное стихотворение, которое ты знаешь? — спросил я, — Весьма прискорбно, для потомка Александра Сергеевича. Кто еще сомневается в моих словах?
Я резко отвернулся от Пушкина и осмотрел товарищей, стараясь каждого продавить и просканировать взглядом.
Это у меня всегда получалось неплохо. Случаев, чтобы под моим взглядом кто-то буквально обосрался пока что, к сожалению, не было. Но вот ссались под ним точно, по крайней мере, однажды. Еще в прошлой моей жизни.
С принцессой и Шамановым никаких проблем естественно не было, эти двое мне доверяли и без проверок. Телохранитель принцессы Громовищин верил мне, потому что верила принцесса.
Корень-Зрищин всё еще был слишком подавлен и напуган, чтобы выносить решения. Это паршиво. Для него, конечно. Этот парень без моей помощи долго не протянет, явно не умеет действовать на стрессе и держать удар.
Головина коротко кивнула мне, когда наши глаза встретились. Она мне верила, ведь она лично видела мои воспоминания. И баронесса свою силу знает, она понимает, что я не мог её обмануть.
Чумновская как всегда перепугана. Я вообще сомневался, что она сознает, что происходит. Наверняка опять размышляет о вездесущих микробах.
А вот с эфиопом и Пушкиным проблемы.
Эти мне всё равно не доверяют. Но проблема не во мне, они в принципе никому не доверяют. Один просто типичный барчук, живший при дворе эфиопского Императора и привычный к интригами и обману. А другой наоборот побитый жизнью нищеброд.
Это следует учесть, и при первой же возможности поправить. Вот с этими двоими еще предстоит поработать, да.
— Да мы верим, что ты не сука, — тем временем не слишком искренне сообщил эфиоп, — Но теперь меня другое напрягает. Если у тебя есть крыша от Охранки — то какого тогда хрена тебя там пытали? Не слишком логично.
— Ты что ли новости не читаешь? — осадил я негра, — Хотя да. В новостях тут наверное такое не пишут. В общем, плохие новости. Или наоборот хорошие, это уже как посмотреть. Пыталова мертва. Её убили. На следующий же день после того, как она меня курочила. Улавливаешь?
Эфиоп ничего на это не ответил, Пушкин то ли ахнул, то ли выругался.
А потом повисло молчание. Долгое и тягучее.
Ну в принципе всё. Теперь меня уважали и боялись, и я даже не знаю, какое чувство преобладало.