Страница 9 из 10
Выходит, у Рутланда была магия и очень даже сильная. Это делало мое положение еще более беспомощным и зависимым от него.
— Для вашего же блага, миледи, — заявил мой мучитель.
А затем развернул полотно и, не церемонясь, рванул от него приличный такой кусок, как будто вкладывая в это действие всю свою злость.
Дальнейшее напомнило мне лагерь «Солнечная полянка», в котором я отдыхала в детстве. Был там такой конкурс — кто быстрее сделает мумию из туалетной бумаги, обмотав ее вокруг подопытного.
Нечто подобное повторилось сейчас.
В роли мумии — Цицинателла де ла Мередит, в роли туалетной бумаги — миткаль.
Я не шучу, эта на редкость неприятная по виду ткань действительно напоминала туалетную бумагу.
Эсквайр Теодор Рутланд задрапировал ее на обездвиженной мне небрежно, но пышно, не скупясь — траурный наряд оказался полностью скрыт под фалдами миткаля. И даже набросил мне на волосы подобие фаты.
В конце же перевязал все это издевательским бантиком прямо у меня на попе.
— Вот теперь идеально, — сказал эсквайр и хлопнул меня по этому самому месту.
Вне себя от нахлынувшего возмущения, я шокировано ахнула.
— Того-этого, господин Рутланд, а вы не переборщили? — рискнул вставить Редж, с сомнением глядя на меня. — Может, все-таки к Фиц-Патрик…
— В самый раз, — осадил Теодор. — Ее свадебный наряд прогремит не только в нашем городе, но и по всей стране. Вы будете у всех на устах, миледи. Не благодарите.
— Это фирменное издевательство! — взвыла я.
Видок у меня и правда был еще тот. То ли «Мумия возвращается», то ли уже вернулась. Черте что и сбоку бантик — иначе не скажешь.
В своих светлых наивных мечтах я иногда представляла свою свадьбу с прекрасным и добрым возлюбленным. Он был вежлив, спокоен, галантен и интеллигентен. То есть полная противоположность мужчине, что стоял передо мной!
Еще в этих мечтах я частенько во всех мелочах продумала свой свадебный наряд. Так вот, я всегда хотела, чтобы он был простым и лаконичным, как у герцогини Сассекской Меган Маркл.
А не вот это вот все!
В общем, мой жених и мое платье были бесконечно далеки от моих мечтаний. А еще, называется, в сказку попала…
— Вы считаете, это издевательством? Хотите, я расскажу, что такое издевательство на самом деле? — Рутланд яростно дернул меня за руку — очевидно, я совсем его довела. — Это когда ты влюбляешься в красивую девушку, и готов весь мир положить к ее ногам… А потом вдруг случайно узнаешь, что эти прекрасные чувства — следствие приворотного зелья, которое она подмешала в твое виски на приеме в честь отцов-основателей города. И сделала это не из любви, что, может быть, было бы еще простительно, а преследуя свои низменные цели. Так что лучше молчите об издевательстве, миледи. И идите за мной.
Я пошла. Что еще мне оставалось делать?
Как-то не особо хотелось, чтобы на глазах у рабочих своего цеха Рутланд бы перекидывал меня через плечо и тащил.
Чувствовала я себя в этом миткалевом наряде на редкость некомфортно и вспоминала шикарное свадебное платье из гардероба Цицинателлы.
Может, стоило сразу подчиниться и не пытаться бежать? Как будто я теперь героиня какой-то идиотской комедии положений, и все зрители смеются и дружно кричат ей: "Ну как можно быть такой глупой?!"
Вы не знаете как. Вы не на моем месте. А если окажетесь — посмотрим, как себя поведете.
Раз уж обстоятельства сложились таким образом, что придется все-таки выйти замуж, может, нужно было попытаться получить от этого хоть какую-то радость?
Хотя, какая уж тут радость? Я обернулась на мужчину, который только что бесцеремонно поднял меня перед собой в седло и дернул поводья.
В его медовых глазах были только темные, пугающие чувства.
Нет, я все сделала правильно!
И мне обязательно нужно будет попытаться сделать это еще раз.
Сбежать от него!
Ослепительно улыбаясь, Теодор снял меня с лошади. Улыбка у него была чудесная — красавец, что там говорить!
Тем обиднее показалось мое положение.
Ведь улыбался он с явной издевкой, которую не заметили тут же окружившие нас люди в пестрой толпе. И ясно увидела я.
— Без глупостей, миледи, — с тихой угрозой предупредил эсквайр, подавая мне руку.
От его мануфактуры до храма, в котором должно было проходить торжество, мы ехали совсем недолго. Так что уже можно было не надеяться — не опоздаем.
Если бы я не была охвачена переживаниями по поводу предстоящего замужества, то ахнула от восторга перед оригинальной архитектурой этого строения.
Храм находился на высоком холме и как бы парил над заснеженным городом. Впрочем, зданием в полном смысле слова его было назвать сложно.
Он представлял собой скопление тонких ажурных арок из поблескивающего камня. Это была целая галерея, бесконечный лабиринт изящных форм, перетекающих одна в другую.
Несмотря на зимнее время года, вокруг храма произрастала пышная фиолетовая трава, навевающая ассоциации с лавандовыми полями. А сами арки были увиты чудесными белыми цветами, одновременно похожими на лилии и на цветущие вишни.
Аромат в воздухе стоял небывалый — я вдохнула и тут же почувствовала, как слегка закружилась голова.
Кажется, эти цветы оказывали какой-то странный эффект — меня морило. Но окружающие и особенно Теодор Рутланд выглядели очень бодрыми и собранными.
Наверное, виноваты были не диковинные цветы, лепестки которых летели по ветру, точно снег, а волнение.
Первые мгновения мне сложно было воспринимать окружающую обстановку. Впечатления навалились разом!
Но вскоре я смогла чуть освоиться и приглядеться.
Сначала обратила внимание на одеяния гостей, а потом уж на их лица.
Относительно одежды — это было очень похоже странную смесь средневековой и викторианской моды девятнадцатого века моего мира. Кринолины, корсеты, роскошные ткани и вышивки, кружева, перчатки, бижутерия у женщин.
Фраки, камзолы, жилеты, галстуки у мужчин.
Надо сказать, мой красавец-жених не отставал от всего этого великолепия. Его темный свадебный костюм с искусным шитьем по сравнению с остальными был прост, но в этом и была его изюминка, придающая особый стиль и элегантность.
Отставала от всей этой разодетой толпы одна я, завернутая в разнесчастный нелепый миткаль!
О, я легко могла читать по лицам гостей! Недаром папа всегда говорил, что у меня очень хорошо развита эмпатия.
На Теодора все смотрели чуть ли не с обожанием, особенно дамы, которые тут же окружили его стайкой. Особенно льнула к нему одна леди, здорово смахивающая на пастушку Бо Пип. У нее была пушистая пшеничная челка, падающая на наивно распахнутые голубые глазки-пуговки. При этом красавицей ее назвать было ну никак нельзя — нос девушки был длинноват, а губы она все время старательно складывала бантиком.
Просто вот такая обращающая на себя внимание внешность…
Наглая Бо Пип полностью завладела его вниманием, в то время, как я осталась со всеми этими незнакомцами наедине!
И вот, что я скажу: на меня, в отличие от Рутланда, с насмешкой и презрением.
Я видела, как оглядывали мой «наряд», видела смешки в ладошку, чувствовала косые взгляды, и буквально слышала за спиной шепот возбужденных голосов, словно тихонько зашипели змеи, свившиеся в клубок:
— Вы только посмотрите на нее, что нацепила! Это абсолютно неприемлемо и неприлично.
— В очередной раз захотела привлечь внимание…
— А я-то думала, Цици разоденется в пух и прах! Вот тебе и наша первая модница!
— Денег на нормальное платье не хватило, вот явилась на свадьбу в простыне…
— Конечно, ведь ее братец сбежал, прихватив последние фамильные драгоценности. Даже завалящихся сережек ее бабули-ведьмачки не оставил… И поделом ей!
— Не пара она милорду Рутланду, совсем не пара… И что он нашел в этом ведьмином отродье?
— Когда я услышала об этой свадьбе, то была обескуражена…
— Уж лучше бы Теодор женился на Лидии Гарднер. Вон как они хорошо смотрятся вместе. Уж вот кто была для него лучшей женой! Она и мила, и добра, и благодетельна. А Цицинателла, как и ее бабушка, не чурается темной магии…