Норби

– О-о-о, мсье, о-о-о!

Я облегченно вздохнул. Хорошо, что эти края еще не поддались осмосу!

– У гестапо – длинные руки, подпольщиков находят и убивают. Французское правительство делает вид, будто ничего не происходит, у них с Гитлером дружба, скрепленная кровью.

– Даладье – предатель! – загорелый дочерна кулак врезался в стол. – Я бошей под Аррасом на штык нанизывал! Неужто, мсье, гестапо уже здесь?

То, что эмигрантами занимается вовсе не Тайная государственная полиция, я уточнять не стал. Гестапо – коротко и страшно.

– Карту! – велел я. – Самый крупный масштаб!

Мсье Бриссо вскочил, опрокинув стул.

– Слушаюсь!

Пустая улочка, пыльный старый булыжник, красные черепичные крыши, неровный контур замка вдали. Чужаки в Ламотт-Бедрон заезжают редко. Это и хорошо, и плохо. Все на виду – и мы с Фогель на виду. Простодушный мсье Бриссо обмолвился: все соседи уверены, что у американца с немкой – медовый месяц. Между прочим, одобряют.

Хозяин завел свой старый скрипящий «рено» и отбыл выполнять боевой приказ. Денег, по его уверению, хватит с лихвой. На Луаре гестапо не в чести.

Подошла Мухоловка, взяла за руку.

– Ты на тропе войны, Норби?

Я погладил ее холодные пальцы.

– При Литтл-Бигхорне генерала Кастера подвела разведка, нельзя было атаковать, не узнав силы врага. Кто знает, за каким холмом сейчас прячется Сидящий Бык со своими шайенами?

Анна Фогель посмотрела на замок.

– Как я понимаю, беззаботный генерал Кастер там, за стенами и башнями. А мы с тобой кто? Скауты?

Я вспомнил сурового мсье Бриссо.

– По мнению здешнего люда, мы с тобой, Фогель, молодожены. Just married! Не пора ли нажать на выключатель, дорогая?

Мухоловка поморщилась.

– Ты неандерталец, Норби. Грубая похотливая скотина, питающаяся мясом с кровью. Ты тяжелый, как бизон, у меня по твоей милости все болит, твой запах не могу смыть даже под душем, хоть кожу отдирай.

– И что в этом перечне тебе больше всего нравится? – самым невинным тоном поинтересовался я.

Ее кулак ударил точно под ребра.

– Сволочь!

– Я знаю.

5

Кресел в салоне на всех не хватило, двоих усадили прямо в проходе. Антек, которому посчастливилось устроиться возле иллюминатора, оказался в соседстве с крепким плечистым парнем, от которого несло табаком и оружейным маслом. Тот повертелся, усаживаясь поудобнее, затем внимательно взглянул на соседа.

– Секретный?

– Дальше некуда, – согласился он. – Белостокская гимназия № 3, а потом 110-й уланский полк.

– А коня куда подевал, улан? – сосед негромко хохотнул. – Я ведь чего? Мы тут все из 11й Карпатской пехотной дивизии, считай, альпийские стрелки. Гурали, между прочим.

– Гуцулы, – не думая, поправил бывший гимназист. – А вообще-то, русины, гуцулами вас поляки окрестили в прошлом веке.

Сосед пожал широкими плечами.

– А разница есть? Я ведь, парень, вообще-то разведчик, умею наблюдать и выводы делать. Самолета два – и секретных тоже двое. В один самолет вас не посадили, понятно, почему. А поскольку пан майор сел в другой самолет, значит, парень, что под конвоем, и есть самый секретный-рассекретный. А ты может и вправду улан, только погоны где-то посеял. А приказ был, чтобы в полной форме и при знаках различия.

Под разговор заработали двигатели. Перегруженная машина неторопливо тронулась с места. От земли отрывалась с трудом, моторы не гудели уже, ревели. Наконец, легкий толчок, и сразу же стало легче. Антек невольно улыбнулся. Он снова в небе!

Сосед оказался капралом-старослужащим. К тому, что бывший гимназист назвал лишь свое имя, отнесся спокойно, с пониманием. Вероятно, так и должен вести себя секретный.

– Нас с фронта сняли, – рассказал он. – Вроде как с мясом вырвали, там сейчас каждый человек на счету. Правда, говорят, скоро венгры подойдут, армейская группа «Арпад», только знаю я этих венгров! Им все равно, кого резать, лишь бы славянин. Но авиация их помогает, что есть, то есть. Совсем от москалей небо очистили.

Антек слушал вполуха. Чужая война, и он на чужой войне.

– А что сейчас в Свентокшиских горах, пан капрал?

Тот явно удивился.

– Это уже за фронтом, русские там. Все, как везде. «Гвардию Людову» создают, офицеров ловят и в лагеря отправляют, а крестьян агитируют в кооперативы вступать. Но, в общем, тихо, не стреляют. Знаю точно, мы туда разведгруппу посылали.

Антек молча кивнул. Значит, не дошел до своих гор пан майор Добжаньский. Уланы, уланы, балованные дети.

За иллюминатором, где только что плескалась ночь, вспыхнули желтые огни.

– Началось, – без всяких эмоций констатировал сосед.

Самолет тряхнуло, Антек покрепче ухватился за поручни. Моторы взревели в полный голос, пол под ногами ушел вниз, снова толчок, удар, еще удар.

– Сглазил, – капрал-сверхсрочник невесело вздохнул. – Вот тебе и очистили небо! Холера, русские же ночью не летают, у них специальный приказ на этот счет есть.

Ю-52 не без труда выровнялся, но летел уже совсем иначе. В моторах что-то стучало и гремело, по салону гулял холодный ночной ветер. Оглянувшись, Антек заметил разбитый иллюминатор и недвижные тела в креслах. Двое. Нет, трое!

Отвоевались гурали!

Машину вновь затрясло, невидимая тяжесть навалилась, сдавливая грудь и не давая дышать. Воздух застрял в горле. Потом стало легче, зато накренился салон. Машина пока еще не падала – скользила, словно на невидимых салазках, приближаясь к утонувшей во тьме земле.

– Черная Богородица Ченстоховская! – тихо проговорил сосед. – Вспомни о нас, Заступница!..

Антек прикрыл глаза. Все это он уже видел, причем совсем недавно. Река неслась по кругу, превращаясь в пенный водоворот. Бороться не было ни сил, ни желания. Исчезли надежда и страх, только усталость и ощущение безнадежной горечи.

Резко запахло дымом и горелой проводкой. Один из моторов умолк, машину сильно качнуло. Водоворот плеснул в лицо.

Резкий толчок, треск лопающейся обшивки, дым смешался с горькой гарью.

– Живой? – на плечо легла рука соседа. – Горим мы, секретный. Ничего, я тебя вытащу.

Звезды совсем близко. Черное небо накренилось, грозя рухнуть на беззащитную твердь, очертания созвездий заострились безжалостными лезвиями, Полярная звезда нацелилась прямо в сердце.

Антек лежал на холодной земле и выдыхал боль. Ударило при посадке не так, чтобы сильно, зато дыму наглотался вволю. Самолет догорал где-то неподалеку, запах гари смешивался с тяжелым духом спекшейся в огне плоти.

Кто-то присел рядом, заслоняя небо.

– Встать сможешь?

– Да, – просто ответил он.

Получилось, пусть и со второй попытки. Ночь, лесная поляна, горящий «юнкерс» – и черные тени вокруг. Летчики все-таки дотянули до земли.

– Становись!

Строились медленно, словно все еще не веря, что уцелели. Две тени так и остались на земле.

– Внимание! – негромко проговорил незнакомый голос. – Борт совершил вынужденную посадку, мы на территории, временно оккупированной врагом. Тем не менее, выполнение задания будет продолжено. Сейчас все подберут оружие, боеприпасы и консервы. Выступаем через десять минут.

Никто не возразил и не пытался спорить.

Бывший гимназист честно выполнил приказ, поднял с земли чей-то карабин, нашел ранец с продуктами. Надевать было тяжело, но он справился. А потом помогал оттаскивать в сторону недвижные тела. Одного из погибших узнал сразу – сосед, капрал-сверхсрочник. Его, выходит, вытащил, а сам.