Страница 2 из 10
Но со временем интонация и содержание новелл, которые рассказывают друг другу молодые герои «Декамерона», меняются. В первые дни царит наибольшая шутливость и непочтительность. Четвертый день включает десять новелл о трагической любви. Пятый – истории о возлюбленных, после напастей и неудач обретающих счастье. Боккаччо пишет, что во время Черной Смерти флорентийцы перестали горевать и плакать по умершим. Однако уже через несколько дней его рассказчики снова способны плакать над вымышленными, на первый взгляд, рассказами о несчастной любви. Вероятнее всего, истекает слезами их собственное сердце.
Парадоксальным образом рассказанные эскапистами новеллы Боккаччо в конце концов возвращают и персонажей, и читателей к тому, от чего они бежали. Действие первых рассказов разбросано во времени и пространстве, но события последних часто происходят в Тоскане или даже в самой Флоренции. Персонажи вставных новелл находятся уже в более современных, узнаваемых обстоятельствах. Вот озорники снимают штаны с продажного флорентийского судьи – все смеются. Простака по имени Каландрино все время обманывают и дурачат – смеяться ли нам? В десятый день мы слышим истории о тех, кто перед лицом столь жестокого и несправедливого мира демонстрирует почти невообразимое благородство. Из-под эмоций – ведь это всего лишь выдумка – у персонажей пробивается надежда.
Структура произведения Боккаччо со вставными новеллами сама по себе не нова, однако итальянец ее обновил. В «Тысяче и одной ночи» основной сюжет задан образом Шахерезады, рассказывающей сказки своему мужу, царю. Если царь заскучает, то убьет Шахерезаду, как уже убил ее предшественниц. Вставные новеллы в «Панчатантре» повествуют о персонажах – часто животных, но иногда и людей, – сталкивающихся с трудностями, несущих испытания войнами, вынужденных делать выбор. И все рассказы можно назвать спасительными. Хотя одним из основных их качеств является занимательность, они могут спасти жизнь. Читать художественную литературу в трудные времена – способ их понять, а также через них пройти.
Юные персонажи «Декамерона» оставили свой город не навсегда. Через две недели они решают вернуться. Не потому что закончилась чума – у них не было оснований так полагать. Они вернулись, поскольку, насмеявшись, наплакавшись, определив новые правила сосуществования, смогли наконец увидеть настоящее и подумать о будущем. Рассказ о времени, проведенном ими вдали от дома, оживил novelle их мира, пусть и ненадолго. Memento mori – помни о смерти – правильные, необходимые слова в обычные времена, когда о смерти можно и забыть. Memento vivere – помни о жизни – послание «Декамерона».
Верите ли вы в прошлые жизни?
Виктор Лаваль
В Нью-Йорке не так-то просто найти хорошую квартиру, да еще в хорошем доме. Нет, история не про то, как я купила дом. Разумеется, речь пойдет о людях. Я нашла хорошую квартиру, и в отличном шестиэтажном доме в Вашингтон-хайтс, на углу 180-й улицы и Форт-Вашингтон-авеню. Однокомнатную, чего мне вполне хватало. Переехала я туда в декабре 2019 года. А значит, вы, вероятно, уже поняли, к чему я клоню. Грянул вирус, и за четыре месяца половина дома опустела. Одни соседи бежали в другие свои жилища или к родителям за город; другие, несчастные старики, исчезли в больнице, находившейся в двенадцати кварталах. Я въезжала в полностью заселенный дом и вдруг очутилась в пустом.
А потом я встретила Пилар.
– Вы верите в прошлые жизни?
Мы стояли в холле, ждали лифт. Это было в самом начале локдауна. Она задала вопрос, но я ничего не сказала. Не ответить – совсем другое. Я натянуто улыбнулась, глядя себе под ноги.
Я не грубая, но невероятно застенчивая. И это никак не проходит, даже в пандемию. Я черная, и многие удивляются, обнаружив, что мы тоже можем быть робкими.
– Здесь больше никого нет, – продолжила Пилар. – Стало быть, я, определенно, говорю с вами.
Она ухитрилась выразиться прямо и вместе с тем шутливо. Когда приехал лифт, я скосила глаза в сторону соседки и тогда-то и увидела ее туфли. Черно-белые оксфорды с заостренным носком; белые фрагменты были вшиты таким образом, что целое напоминало фортепианную клавиатуру. Несмотря на локдаун, Пилар потрудилась надеть элегантные туфли. Я возвращалась из магазина в старых поношенных шлепанцах.
Я открыла дверь лифта и все-таки посмотрела на нее.
– Ну наконец-то, – вздохнула Пилар, как хвалят робкую птичку, севшую на палец.
Пилар была лет на двадцать старше меня. В тот месяц, когда я сюда переехала, мне исполнилось сорок. Позвонили мама с папой и пропели из Питсбурга Happy birthday. Невзирая на новости, они не попросили меня приехать домой. Я тоже ни о чем их не попросила. Когда мы собираемся вместе, они начинают задавать вопросы о моей жизни, планах, отчего я опять становлюсь подростком-букой. Отец заказал кучу нужных мелочей и выслал мне по почте. Свою любовь он всегда выражал именно так: хотел быть уверен, что я всем обеспечена.
– Я пыталась купить туалетную бумагу, – сказала Пилар в лифте. – Но все в панике, мне ничего не досталось. Неужели они думают, чистая задница спасет их от вируса?
Пилар посмотрела на меня. Лифт доехал до четвертого этажа. Она вышла и придержала дверь.
– Вы не смеетесь над моими шутками. И даже не скажете, как вас зовут?
Теперь я улыбнулась, так как все обернулось игрой.
– Вот так задачка. Хочу еще вас увидеть. – И она указала рукой в глубь коридора. – Я живу в сорок первой.
Пилар отпустила дверь лифта, и я, доехав до шестого этажа, распаковала покупки. Тогда я еще думала, все скоро закончится. Сегодня даже смешно. Я прошла в ванную. Отец прислал мне тридцать два рулона туалетной бумаги. Я спустилась на четвертый этаж и три из них оставила под дверью Пилар.
Через месяц я привыкла заходить в «удаленный офис» – квадратики с нашими маленькими головами напоминали настоящий, где мы когда-то работали. Надо думать, я болтала с сослуживцами не меньше прежнего. Когда раздался звонок в дверь, я подскочила, обрадовавшись возможности оторваться от компьютера. Может, Пилар. Я засунула ноги в мокасины с пряжками; они тоже разношенные, но лучше тех шлепанцев.
Нет, не Пилар.
Это оказался управдом, Андрес, пуэрториканец лет шестидесяти, с татуировкой, изображавшей леопарда, который карабкается ему на шею. Сейчас нижнюю часть его лица закрывала голубая маска.
– Вы еще здесь! – весело воскликнул он.
– Ехать некуда.
Он кивнул и зафырчал: нечто среднее между смешком и кашлем.
– Город велит проверять все квартиры. Каждый день.
Его сумка загремела, как мешок с металлическими змеями. Заметив мой взгляд, он ее открыл: серебристые баллончики с краской.
– Если мне не ответят, надо лезть в сумку.
Андрес сделал шаг в сторону. Дальше по коридору была квартира 66, зеленую дверь которой обезобразила огромная серебряная буква «В». Такая свежая, что с нее еще капало.
– В – вирус?
Брови у Андреса поднялись и опустились.
– Вакантно, – ответил он.
– Какой милый способ оповещения.
Мы молча постояли, он в коридоре, я в квартире. Я сообразила, что, вступив в разговор, не надела маску, и, задавая следующий вопрос, прикрыла рот рукой.
– Так этого от вас требует город?
– Не везде. Бронкс, Куинс, Гарлем. И мы. Неблагополучные районы. – Вынув баллончик, Андрес потряс его. Внутри защелкал, затрещал шарик. – Я постучу завтра. Если вы не ответите, у меня есть ключи.
Я смотрела, как он уходит.
– Сколько осталось людей? – крикнула я. – В доме?
Андрес уже дошел до лестницы и начал спускаться. Если он и ответил, то я не услышала. Я вышла на площадку. На моем этаже располагалось шесть квартир. Пять из них украшала буква «В». Никого, кроме меня.
Вы, наверное, подумали, что я тут же спустилась к Пилар, но я не могла позволить себе потерять работу. Хозяин и словом не упомянул о снижении арендной платы. И я вернулась к компьютеру до конца рабочего дня.