Страница 5 из 7
Но подробности потом, потом, потом… Сейчас к столу. Немедленно к столу.
Через минуту поступил доклад:
– Бригада готова!
Комбат кивнул:
– Приступайте…
Остаток дня Гулянин провёл у операционного стола. Конечно, он привык в отделении оперативной хирургии к неожиданным вводным, но там всегда были рядом более опытные наставники.
Несколько раз подходил к его столу командир медсанбата. Гулянин обратил внимание на то, как внимательно наблюдает он за работой.
Ну что ж, это вполне оправдано.
Вечером комбат пригласил в штабную палатку. Сказал прямо:
– Признаться, размышлял, кого это и зачем прислали. Медсанбат укомплектован по штату. Что за командировочный? Убедился… Работать можешь.
То, что комбат перешёл на «ты», говорило о признании способностей. Они были по разрядам в равных должностях, но комбат и постарше, да подполковник, а Гулянин пока капитан.
– Я ведь тоже хирург, во всяком случае, был хирургом, ну а потом постепенно заела административная работа, – признался комбат.
Он сказал как-то очень не по-военному, именно, административная, а не командная, а ведь медсанбат воинское подразделение и как в каждом воинском подразделении во главе стоит командир.
Заглянул заместитель по военно-политической работе.
– Заходи, заходи, Сергей Леонидыч, – сказал комбат, – Поздравь Михаила с первой успешной операцией в боевой обстановке.
– История повторяется, – заметил Гулянин, чтобы увести разговор от своей персоны.
И рассказал целую историю. Случилось это с его прадедом на Волховском фронте. Военврач 3 ранга Гулянин подал рапорт с просьбой разрешить ему поработать в ближайшем госпитале, пока воздушно-десантная бригада занималась боевой подготовкой в районе станции Хвойной, готовясь к будущим действиям в тылу врага.
Работа давала очень много, ведь опыта то было кот наплакал. Ассистировал хирургам в институтской клинике. А в боях? В боях то, в тылу врага, только первая помощь.
И вот однажды он немного задержался на службе и пришёл в госпиталь, когда все хирурги уже приступили к плановым, заранее подготовленным, даже, если нужно, прошедшим обсуждение, операциям. Поинтересовался у дежурного по госпиталю, к кому посоветует в ассистенты напроситься. А тот отмахнулся, мол, не до того – все хирурги заняты, а в новой партии раненый, которому в дороге стало плохо, и нужно срочно оперировать. В предоперационную отправились вместе. Сразу стало ясно – возобновилось кровотечение, вот-вот может наступить шок.
Гулянин попросил карточку передового района, пробежал глазами все записи вплоть до тех, что сделаны в медсанбате, где раненому уже оказали квалифицированную врачебную помощь. Прикинул свои возможности. Понял, что подобных операций ещё не делал. Но ведь и сержанта Черныха пришлось оперировать на грани своих возможностей. И тогда промедление смерти было подобно, да и теперь, похоже так.
– Я могу прооперировать! – твёрдо сказал дежурному. – Доложи начальнику госпиталя.
Дежурный только руками развёл:
– В том то и дело, что начальник и главные специалисты на совещании в Хвойной. Сам Вишневский проводит.
– А комиссар госпиталя?
– И комиссар там.
– Ну что ж, тогда тебе решение принимать, – сказал Гулянин и, прибавил уже официально: – Товарищ военврач третьего ранга, разрешите оперировать мне! – а медсестре, не дожидаясь ответа дежурного, поручил: – Готовьте раненого к операции. Я переодеваюсь…
И справился с операцией!
– Интересно рассказываешь, – заметил комбат.
– Прадед всё в мемуарах описал.
– Слышал о его книге, – сказал замполит майор Котов.
– Так она у меня с собой. Могу дать почитать.
– Стоп! – Котов сделал жест рукой. – А если, как минутка свободная выпадет, читать её вслух всем нашим? Вот это будет здорово. Какая связь поколений. Пусть каждый осознает наследниками каких героев все мы являемся! И к чему нас это обязывает.
Комбат поддержал идею…
Первая ночь на фронте. Попытался представить, какой таковая ночь была у его прадеда? Если точно, то первую фронтовую ночь он встретил в самолёте, а утро уже после завершения первого боя с немцами. Там всё иначе. Лес, сильный мороз и раненые на снегу, на подстилках из елового лапника. Даже представить себе трудно, как люди выдерживали такую обстановку.
Он вспомнил рассказы деда, вспомнил его военные мемуары, томик которых не забыл взять с собой. Он ведь как учебник. Нет, конечно, хирургия шагнула далеко вперёд и как наставление по проведению операций воспоминания не годились, да и не таковой была их главная задача. Это скорее учебник стойкости, мужества, самопожертвования и милосердия.
Засыпая, он подумал об одной фразе, которую часто повторял прадед: «Война для хирурга – тяжёлый долгий день у операционного стола». Он почему-то сказал день, но ведь операции порой приходилось делать круглые сутки.
А утром и для него начался сплошной, нелёгкий день у операционного стола, хотя, конечно, он не мог не признать, что и раненых меньше, и оснащение медсанбата многократно выше, чем в Великую Отечественную войну.
Когда выпадало время, смотрел новости по телевизору и видеоролики в интернете. Однажды за таким просмотром застал его командир медсанбата. Сказал с усмешкой:
– Тоже иногда поглядываешь, что там знатоки великие выдают?
– Да, уж, если б не касалось всё это величайшей трагедии, которой является война, можно было бы назвать забавными, – отозвался Гулянин.
– Всё знают…, – проговорил комбат, – И рассуждают о том, что вот командование то не так сделало, там недодумало, там недобомбило… А сами то многие и дня в армии не служили. Вот, думаю, дай им волю, так они и нас бы учили, как хирургические операции делать – не тот инструмент взял, не так осколок извлёк, не так шов наложил.
– Что верно, то верно. С другой стороны, конечно, хотелось бы понять смысл происходящего, – заметил Гулянин: – Вот, хотя бы, что сейчас происходит и когда ждать раненых.
– А в отделении оперативной хирурги знали, когда ждать?
– Ну нет, конечно, откуда же… На то и оперативная.
– Так и нам не узнать, даже если примерно станет известна боевая задача частей дивизии. Кто знает, как она пройдёт и удастся ли провести всё малой кровью. К этому можно только стремиться, а итог зависит от многих факторов и один из них талант командира.
– И не только талант, но боевой опыт, – прибавил к сказанному комбатом Гулянин. – Это, наверное, как у нас. Штудировали теорию, а практика то, какая практика в мирное время? Ну хорошо, периодически бывали на учёбе в госпиталях. Ассистировали хирургам, но… в любом случае это не фронтовая учёба. Так и командиры. Отрабатывали задачи на учениях, серьёзно отрабатывали, а тут реальный противник с реальными своими решениями и действиями, зачастую непредсказуемыми.
– Ты прав, Миша, тысячу раз прав, – заметил Благов. – Войска приобретают боевой опыт, приобретают его и командиры. Бои разгораются, становятся более напряжёнными, а меньше становиться и двухсотых тоже, как слышал, гораздо меньше, чем в первые дни. Если хирург допустит по неопытности ошибку, и операция пойдёт не по плану, то, сам знаешь, по головке не погладят. А если ошибётся командир, если что-то не оценит точно, что-то не уяснит и недодумает?
– Да, жертв будет побольше, чем при неудачной хирургической операции, – заметил Гулянин: – Отсюда и вопрос об ответственности, высокой ответственности за жизни людей. И у кого она выше, нужно ещё посмотреть.
– И смотреть не надо. Когда речь идёт о жизни людей, не обсуждается – больше или меньше ответственность – она неизмерима. Да… Ты сегодня, Миша, работал без бронежилета? Это не годится…
– Стесняет движения, – попытался объяснить Гулянин.
– Никаких разговоров, – нахмурился комбат.
– Неужели по медсанбату могут случайно ударить?
– Э-эх… Не случайно, а специально! Просто пока Бог миловал. А вот у соседей наших прямо во время операции… Были потери…
Комбат не стал уточнять среди кого потери – среди раненых или медперсонала, а Гулянин спрашивать не стал.