Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 24

Артур Токарев

Николай II. Правда и ложь

Предисловие

Святой Праведный Иоанн Кронштадтский утверждал, что «русский царь, в силу своего Помазания, был Удерживающим, то есть удерживал мир от падения в пропасть апостасии1».

С момента отречения императора Николая II в марте 1917 года минуло более ста лет, и, оглядываясь на историю XX века, нельзя не признать правоту отца Иоанна: уход царя с политической сцены, а точнее его изгнание с этой сцены, привело сначала к разрушению православной России, а затем к ослаблению позиций всего христианства со всеми вытекающими из этого последствиями.

Император являлся своеобразным стержнем государства, которое занимало шестую часть света и было надеждой на мирное будущее как православных народов, так и иноверцев. «Выдернув стержень», февралисты не поняли, что они лишили страну самого главного – многовекового народного мировоззрения, заключавшегося в восприятии государства как «страны-семьи». А в каждой семье есть отец – глава семейства и хозяин. Таким хозяином и был русский царь. Более того, в народном представлении царь являлся ещё и помазанником Божьим.

Отец Павел Флоренский в 1916 г. писал по этому поводу следующее: «В сознании русского народа Самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный самим Богом факт – милость Божия, а не человеческая условность, так что самодержавие царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных…».2, 3

Слова отца Павла прекрасно подтверждаются народными пословицами о царе: «Бог на небе, царь на земле», «Один Бог, один Государь», «Без Бога свет не стоит, без царя земля не правится», «Без царя – земля вдова», «Народ – тело, царь – голова».4 И это далеко не полный перечень подобных народных мудростей.

Подобные взгляды наших предков полностью согласовывались с жизнепониманием российских Государей, осознававших свою ответственность не только перед народом, но и перед Всевышним.

Отец последнего Государя, император Александр III, за несколько дней до своей смерти сказал сыну совершенно прозорливые и в то же время удивительные для нашего времени слова: «Тебе предстоит взять с плеч моих тяжёлый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как его нёс я и как несли наши предки. Я передаю тебе царство, Богом мне врученное… Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним и Россия рухнет. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междуусобиц. Я завещаю тебе любить всё, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что Ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга будет для тебя основой твоей жизни… В политике внутренней прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед».5

Сам же Николай II говорил: «Я имею твёрдую и полную уверенность, что судьба России, точно так же, как судьба моя и моей семьи, находится в руках Бога, который поставил меня на моё место. Чтобы не случилось, я склоняюсь перед Его волей, полагая, что никогда я не имел другой мысли, как только служить стране, управление которой Он мне вверил».6

Таким образом, в 1917 году революционеры выбросили многовековую национальную идею в «историческую урну». Какой вывод мог сделать русский народ из всего этого? Один единственный: раз нет «Удерживающего», то можно всё! Можно отказываться идти в бой или вовсе уйти с фронта. Можно захватывать земли, можно жечь усадьбы, можно воровать. И самое главное – ничего за это не будет! Как прекрасен стал мир и как тяжело жилось при кровопийцах Романовых!

Этот «прекрасный» новый мир произвёл шокирующее впечатление на писателя Ивана Алексеевича Бунина, который оказался в Петрограде вскоре после революции и словесно запечатлел увиденное: «Невский был затоплен серой толпой, солдатнёй в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гуляющей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего попросишь. А на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой лежал навозный лед, были горбы и ухабы. И на полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами: „Теперь народ, как скотина без пастуха, всё перегадит и самого себя погубит“».7

«Мужики с бородами» сразу почувствовали наступление новой смуты, а вот остальная публика, зачарованная свалившейся на их голову свободой, смогла «протрезветь» лишь спустя несколько месяцев, когда разруха в стране достигла грандиозных масштабов. Уже летом 1917 года в Петрограде и Москве прошли массовые манифестации с портретами цесаревича Алексея Николаевича и несостоявшегося императора Михаила Александровича, однако действующая власть «разворачивать» курс не планировала. Тем не менее, многие люди не только желали, но и верили в скорое восстановление старых порядков, среди них была и поэтесса Марина Цветаева, которая за три месяца до убийства царской семьи написала следующее стихотворение:

«Это просто как, кровь и пот:

Царь – народу, царю – народ.

Это ясно, как тайна двух:

Двое рядом, а третий – Дух

Царь с небес на престол взведён:

Это чисто, как снег и сон.

Царь опять на престол взойдёт –

Это свято, как кровь и пот».8

Религиозный философ, литературный критик и публицист Василий Васильевич Розанов надеялся на то же самое: «Никогда я не думал, что Государь так нужен для меня: но вот его нет – и для меня как нет России… Без царя я не могу жить. Посему я думаю, что царь непременно вернётся, что без царя не выживет Россия, задохнётся».9

Тоска по старой России ощущалась и среди некоторых политических и военных деятелей. Адмирал Колчак на вопрос: «Как Вы представляете себе, Ваше Высокопревосходительство, будущее?», ответил: «Так же, как и каждый честный русский. Вы же знаете не хуже меня настроения армии и народа. Это – сплошная тоска по старой, прежней России, тоска и стыд за то, что с ней сделали…».10 Но, тем не менее, тоскующий адмирал, будучи Верховным правителем и Верховным главнокомандующим, даже и не думал идти по пути реставрации монархии, а напротив, обращаясь к населению заявил: «Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности».

Вся деятельность новой власти объявлялась нацеленной на то, чтобы «временная верховная власть Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего могла бы передать судьбу государства в руки народа, предоставив ему устроить государственное управление по своей воле».11





Если даже руководитель белого движения не ставил своей целью восстановление монархии, то что оставалось делать простым людям, которые ощущали себя обманутыми, и «носились», как герой романа «Тихий Дон» Григорий Мелехов между двух огней, устав, в конце концов, от всех этих властей и желая только одного – поскорее вернуться в родной дом и жить спокойно со своей семьёй. Но спокойствия в России больше не было. Ненависть, насилие и убийства прочно вошли в реалии нового мира, в котором миллионам людей, в том числе и августейшей семье, была уготована страшная участь.

1

Апостасия – отступничество от христианства.

2

Флоренский Павел, священник. Критика книги В. В. Завитневича «А. С. Хомяков. Т. 1, Т. 2. Киев, 1913»//Богосл. вестн. 1916. Июль-август. Сергиев Посад.

3

В тексте цитат сохранены авторские орфография и пунктуация.

4

В. И. Даль Пословицы русского народа, тт. 1–2. – М., 1984.

5

Н. А. Нарочницкая Россия и русские в мировой истории. – М.: Междунар. отношения, 2003.

6

А. В. Мещерякова Николай II. Семейный альбом. – ООО «Мар-Соф», 2005.

7

А. Н. Боханов. Правда о Григории Распутине. – М.: Русский издательский центр, 2011.

8

М. Цветаева. Собр. соч.: В 7 т. / Сост., подгот. текста, коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина М.: Эллис Лак, 1994–1995.

9

Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени: [В 9-ти частях] / В. В. Розанов. – Сергиев Посад: Тип. И. Иванова, 1917–1918.

10

К. В. Сахаров. Белая Сибирь. (Внутренняя война 1918–1920 г.).

11

М. И. Смирнов. Александр Васильевич Колчак (краткий биографический очерк). Париж, 1930.