Страница 6 из 15
Через пару минут появился Челноков с мельхиоровым подносом в руках, на котором стоял элегантно расписанный чайник из тонкого фарфора и две чашки на блюдечках из этого же сервиза.
– Да ты, Лёва, живёшь прямо как барин. И квартира, и посуда, – с лукавой улыбкой сказал Коваль и присел на кожаный диван напротив ажурного журнального столика из красного дерева.
– Ну что вы, Леонтий Щадович, живу очень даже просто и весьма скромно, – произнёс Челноков чуть жалобным голосом, поставил поднос на стол и налил в чашки чай.
– Давай-ка не прибедняйся. – «А чай-то у тебя дрянь невообразимая! Но если не будешь дураком, то при Ларисе Яновне у тебя с едой и питьём всё будет в полном порядке» – заключил Коваль, чуть отхлебнул из чашки «этой бурды» и продолжил рассуждать вслух. – Такую квартиру в чистом районе и прямо у леса может позволить себе далеко не каждый, а лишь человек смышлёный… и догадливый. Это, Лёва, не комплимент тебе, а высказывание надежды на то, что ты, как человек неординарный, способен правильно понимать и оценивать… отношения между людьми, которые могут складываться по-разному… Но! Они должны быть взаимовыгодны и устойчивы в смысле принятых на себя обязательств, независимо от последующих обстоятельств… какими бы они и не оказались в будущем, – Леонтий Щадович всё это время внимательно смотрел на Челнокова, пытаясь определить его возможную реакцию на столь необычное предложение, которое он намеревался ему сделать.
«Что-то ты задумал Коваль и явно не просто приглашение на работу. Может тебе понадобилась новая “фирма-прокладка” для переворота бюджетных денег?.. Нет, это врятли, – думаю, что к тебе в очередь стоят, чтобы оказывать эти услуги… Но ведь сам приехал!.. Такого я и представить себе не мог. Почему?.. Может, на откровенный криминал хочешь меня подписать? Дак на это я точно не пойду… Впрочем, это совсем уж невероятное предположение. При его-то связях и с теми… и с другими… Нет, не это. Что же тогда?» – в свою очередь размышлял Лев Николаевич и, отхлёбывая чай, периодически взглядывал на Коваля, но уже через пару секунд виновато отводил взгляд.
– Ну, рассказывай, Лев, – неожиданно выпалил Леонтий Щадович, звонко поставил чашку на блюдце, немного расплескав чай, и отодвинул его от себя к краю подноса.
– Что? – поперхнулся от удивления Лев Николаевич.
– Всё! Как завершил прежний бизнес? Что с той твоей фирмой? Чем занимаешься теперь? Подробно о семье. Что с твоей квартирой в клубном доме “Ришелье”? То есть – обо всём… и чистую правду. Во всех случаях, от меня скрыть её не удастся… Ты ведь меня и мои возможности знаешь, Лев Николаевич, – последнюю фразу Коваль произнёс с обозначенной им в глазах угрозой.
Челноков наклонился и, оперевшись локтями на колени, обхватил чашку двумя руками, опустил глаза, тем самым обозначив, что ему следует о чём-то подумать и, соответственно, призвав Коваля дать ему такую возможность.
Леонтий Щадович благосклонно согласился с этим, закинул ногу на ногу и, откинувшись на спинку дивана, прикрыл глаза.
«Вот это поворот. Обо всём! Что же ты такое задумал, если обо всём? И уж тем более о семье… это-то тебе для чего? А с другой стороны, в таких раскладах и предложение-то должно быть хорошее по деньгам и тут, кстати, можно и прилично поторговаться. Шутка ли, семья! Да за семью тебе Коваль придётся так отплатиться!.. С этим ясно – тут буду гнуть свою выгоду по полной… – («Идиот! Я же тебя насквозь вижу, – размышлял в свою очередь Коваль, наблюдая через щелочки глаз за Челноковым. – Сидишь и гоняешь про себя – к чему бы это, и как, и сколько можно с меня выкрутить денег… Ничего у тебя не получится! Ты гол, как сокол! И это для меня совершенно ясно, а поэтому получишь ты ровно столько, сколько я решу тебе дать… за вычетом того, что мне потребуется потратить, если ты вдруг начнёшь нарушать договорённости»). – …Правду ему чистую. Возможности конечно у него есть и не слабые… Но тут всё равно будем дозировать. Хотя с другой стороны, ни в коем случае нельзя перегнуть – я на мели, а это возможно и есть мой шанс срубить бабла и выбраться из этой дыры… Это потом решим, а сейчас надо провести переговоры “на тоненького” – это главное… Ну, что же, приступим, гражданин Леонтий Щадович!» – завершил раздумья Челноков, залпом допил чай, аккуратно поставил чашку на блюдце, посерьёзнел лицом, поднял глаза на Коваля и вопросил:
– Зачем?
Леонтий Щадович сделал лицо совершенно безразличным, встал с дивана, поправил галстук и очень обыденно, как будто ничего до этого момента и не было, сказал:
– Вот и отлично. Не провожай. Удачи тебе, Челноков.
Коваль встал с дивана, подошёл к выходу из гостиной, пару раз топнул каждой ногой о пол, выявляя намерение стряхнуть с ботинок пыль Экскаваторной улицы и, не добившись результата, вышел в коридор. В комнате вдруг что-то стеклянно сбрякало и разлетелось по полу, а в коридор влетел Лев Николаевич с выражением лица человека, которому только что огласили приговор о взыскании с него алиментов.
– Простите ради бога, Леонтий Щадович! Вы меня неправильно поняли. Я имел в виду – зачем вы чай не пьёте? Вам он не понравился? Дайте мне несколько минут, я сейчас позвоню, и нам срочно привезут кофе. – «Чорт бы побрал мой язык! Эта дура не разбежится, чтобы везти мне кофе на такси». – Впрочем, что я говорю? Вы посидите, а я сам сбегаю в магазин и мигом обернусь, – скороговоркой дубасил Челноков, бережно схватившись и удерживая Коваля за локоть.
– Ладно, Лёва, угомонись уже… правильно понял, неправильно понял… Суть не в этом. Чай у тебя действительно дрянь. Но у тебя есть возможность, чтобы не только чай, а и всё другое… поменялось. Но, вот эти твои выходки… в общем, терпение моё не бесконечно, – Леонтий Щадович вырвал свой локоть из рук Челнокова, отодвинул его в сторону, вернулся к дивану, сел, положил ногу на ногу, касаясь ботинком столика, и стал рассматривать рассыпавшиеся по полу осколки сервизной чашки.
«Болван! Чуть было не сорвалось. Всё, теперь нужно убрать любые амбиции и только угождать… ни в коем случае ни темнить. И если уж скажет, что в чём-то была моя ошибка – буду каяться» – определился с дальнейшим своим поведением Лев Николаевич и стал преданно смотреть на Коваля, а получив от него кивок головой, означающий «валяй, излагай», приступил к повествованию:
– Всё, как на духу, – почтительно произнёс Челноков и чуть не прослезившись, продолжил. – Своим предприятием я уже год активно не занимаюсь и приостановил на нём все работы, – подыскиваю новые идеи, новых партнёров. – («Это хорошо. Скорее всего, ты завесил его с долгами перед налоговой. Надо всё это проверить и получить документально оформленные претензии – это будет отличный инструмент для управления этим “Казановой”» – злонамеренно зафиксировал себе задачу Коваль). – Пока ничего достойного я не нашёл, но есть парочка намёток, которые я сейчас и изучаю, и делаю кое-какой анализ рынка, а также экономические расчёты, – Лев Николаевич замолчал и посмотрел на Леонтия Щадовича, вопрошая, следует ли более подробно осветить эту тему и, получив в ответ брезгливую ухмылку и отрицательную отмашку головой, продолжил отчёт. – Квартира в клубном доме “Ришелье” осталась жене… по решению суда, когда у меня произошёл небольшой сбой в бизнесе… в общем, мы развелись…
– Кто она… кем служит? Дети? Сколько их у вас? – перебил Коваль.
– Она ни кем не служит… учит роли, читает мемуары режиссёров и желает поступить в театральный…
– Ну, ты, Лёва, и ловелас! Сколько же ей лет, тебе-то уж под пятьдесят!?
– Ей тридцать пять… мне сорок восемь, – уныло ответил Челноков.
– Упорная дамочка! Столько лет мечтать… и продолжать хотеть, – сквозь смех произнёс Леонтий Щадович. – И как же она теперь без материальной поддержки… учит роли? – добавил он вопрос с явным интересом.
Лев Николаевич сделал отчаянное усилие над своей нервной системой и с облегчением ощутил влажность в глазах. «Получилось, путь думает, что мне тяжело об этом говорить, – он на всякий случай скроил ещё и скорбное лицо. – Вот, что ему сказать об этой сучке? Ничего не говорить – типа я теперь и не знаю даже, как и что она? А если потом этот хмырь узнает, что мне не только о ней всё известно, но и то, что я пытаюсь кое-что у них отгрызть… Нет, незачем рисковать» – подытожил свои размышления Челноков, не очень чтобы украдкой смахнул слезу и заговорил тихим голосом: