Страница 13 из 15
– Имя действительно несуразное. Что там было-то… из-за чего всё? – спросил Максим Устинович, недовольно поглядев на сына.
– Не из-за чего… Так, сцепились, да и всё, – вяло ответил Олег, не удостоив отца взглядом.
– Как не из-за чего, если он больнице! – гаркнул Максим Устинович.
– А ты естественно хотел, чтобы в больнице был я, – зло произнёс Олег и, заложив ладони за затылок, задрал голову вверх.
– Максим Устинович, – встрял в перепалку отца с сыном подполковник, – я сейчас поеду, во всём разберусь и немедленно доложу. Никаких нехороших последствий даже не предполагается. Бутылку на месте происшествия не обнаружили…
– Какую бутылку? – перебил Хватова Максим Устинович.
– Это я… к примеру, – спохватился Егор Рудольфович. – И скорее всего этого… Небова никто особенно и не бил… вероятнее всего он сам упал. По-крайней мере, именно такой вывод сделал дежурный по отделению, опросивший гаишников и… парней.
Максим Устинович бросил взгляд на сына и обнаружил на его лице презрительную улыбку. Это обстоятельство его сильно разозлило, он направил указательный палец на подполковника и ядовито произнёс:
– Так они же были пьяные.
– Но не до такой же степени… чтобы не исполнять свои служебные обязанности, – твёрдо сказал Хватов.
Максим Устинович сжал губы змейкой, неимоверно обозлил свой взгляд, вцепился им в нос подполковника, накачал в себя побольше ненависти выдохом: «э т о у ж е», при этом он растягивал каждую букву… И, казалось, вот сейчас он взорвётся гневной тирадой… но через несколько мгновений он насильно сделал своё лицо устало-задумчивым и из его уст полились спокойные и даже просительные интонации:
– Ну, ладно. Время дорого. Давай, Егор, всё бросай и поезжай… туда. Закрой всё до обеда. У меня сегодня в два совещание со всякой этой… общественностью. Выборы на носу – сам понимаешь. Поэтому нам сейчас все эти… инсинуации ни к чему… Если что… и этот заартачится, а при таком имени от него всего можно ожидать… в общем, сам решай… и “так” – тоже можно (на их изуверско-чиновничьем языке, это означало «урегулировать проблему через бабло»), ну, а если нет… то тебе видней, как сделать, чтобы дело не пострадало. Но, доводить сегодня до всех этих… вбросов. Так и выборы можно… и страну просрать! А этого нам с тобой никто… да и самим не надо. На этом закончили. Поезжай! Как всё утрясёшь, сразу ко мне – я должен быть полностью в курсе всех дел.
– Так точно, Максим Устинович! – подполковник отпружинил от кресла, кивнул и поспешно вышел из кабинета.
– Дверь там захлопни, Егорушка, – проворковала ему вслед Лариса Яновна и ласково улыбнулась вдогонку.
Максим Устинович поставил локти на стол, сложил пальцы в замок, опёрся подбородком на это нервно подрагивавшее сооружение и стал изучающе смотреть на сына. Тот же продолжал безмятежно лицезреть закрытыми глаза в потолок и, похоже, начал даже засыпать.
– Может быть, всё-таки что-нибудь пояснишь? – прервал тишину Максим Устинович.
– Они с приятелем уже хотели ехать домой, а этот – забыла, как его зовут – начал делать им замечания… в грубой и оскорбительной форме, – неожиданно сказала Лариса Яновна.
– Тебе-то откуда это известно? – Максим Устинович перевёл взгляд на жену.
– Я, в отличие от тебя, интересуюсь делами сына.
– Вот давай только не будем снова начинать… Извини. Я хочу узнать подробности у Олега. Мне это совсем небезразлично… У меня голова крýгом идёт… Выборы! А тут такое… Завтра весь город будет говорить… Да поймите вы оба, что если я не обеспечу результата, то у вас обоих ничего больше не будет… потому что меня просто уйдут… Репутация! Мне сейчас как воздух необходима репутация!.. Оле… сын, я очень тебя прошу… хоть на время веди себя соответственно моему положению… Я вот как раз сейчас начал готовить твою будущую учёбу за границей. Сегодня же дам поручение Ковалю организовать твою учёбу и проживание в Чехии… – на слове “Чехии”, Олег открыл глаза и, оттопырив нижнюю губу, презрительно посмотрел на отца; это привело Максима Устиновича в лёгкое замешательство, он выпрямился в кресле, сложил ладони на стол, на секунду задумался и добавил. – Или в Канаде.
– Ни в какую Канаду, а тем более в Чехию я не поеду. Зачем позориться? Меня друзья засмеют. Ты сам-то разве этого не понимаешь? – Олег исподлобья, с ненавистью смотрел на отца.
– А ты считаешь, что в МГУ будет лучше? Хорошо, давай решим так, – миролюбиво, но с явной издёвкой произнёс Максим Устинович.
– Учиться я буду либо в Англии, либо в Штатах… или нигде! – на последнем слове Олег поставил твёрдую точку и презрительно отвернулся от отца в сторону Ларисы Яновны.
– Тогда добро пожаловать в армию! – гадко бросил Максим Устинович и, встав из-за стола, начал нервно приглаживать волосы.
– Ни о какой армии не может быть и речи! Ты вообще думаешь, что ты говоришь?! Неужели можно до такой степени не любить своего сына?! – Лариса Яновна театрально достала из-под манжета платья ослепительно белый платочек и промокнула им свои сухие, искрящиеся гневом глаза.
– А он, по-твоему, заслужил право получить столь дорогое и престижное образование?! – сильно повысил голос Максим Устинович. – Ты посмотри на его комнату!.. А этот его образ жизни и его образ мыслей! Ты глянь хотя бы на то, что он устроил сегодня!.. И ты сама во многом в этом виновата! Я… как раб на галерах тружусь день и ночь, чтобы… – Максим Устинович набрал полную грудь воздуха, чтобы выбросить его с набором оскорблений, но не смог исполнить этого своего заветного желания, потому что на него взирали смеющиеся глаза жены и сына.
– Вот, посмотри Олег на своего отца, который действительно не реже одного раза в месяц плавает на галерах. С кем ты там в паре загребаешь по волнам? – Лариса Яновна сменила смеющиеся глаза и тон на угрожающие и продолжила. – Но это твои заботы и… твои рабские обязанности. Можешь продолжать в том же духе. Мы с сыном всё решим сами. Я, а не ты!.. переговорю с Леонтием о том, где следует подыскать Олегу достойную квартиру… У меня есть ещё один знакомый – известный врач-психотерапевт. Он тоже что-то понимает в этих делах… в отличие от тебя. Посоветуюсь и с ним тоже… От тебя требуется только одно – оплачивать расходы! И ты будешь это делать!!! – Лариса Яновна встала с дивана и, не мигая, смотрела на мужа.
– Делайте, как знаете! – отрезал Максим Устинович и энергично направился к выходу из кабинета, но у двери он резко остановился, развернулся и, недобро посмотрев на жену, тихо с угрозой произнёс. – Но имейте ввиду: если вашими… вот этими фортелями вы навредите моей репутации… мне ничего не останется как… будете жить в этом гадюшнике! – Максим Устинович сделал круговое движение головой. – И в этом сраном городе… Ты меня знаешь! – глаза его инстинктивно сверкнули кровожадностью, и он, невнятно причитая, вышел из комнаты.
«Да уж, я тебя знаю. Я тебя так давно знаю. И как же я жалею теперь о том, что тогда давно-давно впервые тебя узнала…».
– Мать, я спать, – перебил горькие воспоминания Ларисы Яновны голос Олега. – Итак устал как собака, а ещё и эти два раздолбая учительствовать надумали, – последние слова прозвучали уже из холла перед кабинетом.
Лариса Яновна безысходно опустилась на диван, закопала глаза в набухшие тоской веки, но сквозь ресницы всё-таки начали просачиваться крупные капли слёз. Они падали на кожу рук, сложенных одна на другую и обжигали нахлынувшими в сознание воспоминаниями…
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живёт…
А.С. Пушкин
Сколько Лариса себя помнила, она всегда себя стеснялась. В школе она стеснялась своей полноты, которая наградила и её лицо, и ноги, но при этом, не обратив должного внимания на её грудь.
После поступления в институт к этому добавилось ещё и стеснение за то, что она была дочерью большого партийного начальника.