Страница 2 из 16
– Он не уточнял, этот сокол должен быть живым или можно мёртвого? – нахмурился Велемир.
Энгле покачал головой и присел рядом с мальчишкой. С каждой минутой зеленокожий выглядел всё более несчастным, ярость на его лице сменялась глубокой скорбью, будто до него только сейчас стало доходить, что мужчина мёртв.
– Как тебя зовут? – спросил Энгле. – Ты меченый или лешачонок?
– Огарёк, – глухо всхлипнул мальчишка. – Я такой, какой я есть.
Кто-то привёл знахаря, согбенного седого старика. Огарёк быстро вскинул голову, будто принюхивался, но скоро разочарованно опустил плечи. Старик принялся осматривать раненых и отдавать распоряжения тем, кто стоял на ногах и мог помочь своим товарищам.
– Послушай, Огарёк, – произнёс Энгле. – Этот сокол погиб, защищая нас с друзьями. А я однажды вышел из дома и добрался досюда именно потому, что мне нужно было найти сокола. Какого именно и зачем – не знаю. Но чувствую, что сейчас я на верном пути. Ты понимаешь меня? Ты знаешь, что это может означать?
Он заглянул в лицо мальчишке. Губы Огарька дрогнули, растянулись насмешливым оскалом, и он снова ощетинился, из печального сделавшись злобным.
– Не знаю и знать не хочу! Он погиб из-за вас! Из-за вас, щенков, которые набились под стол и ждали, что он за вас всё сделает! Да лучше бы все передохли, все! А он остался бы жив! Вот что я знаю, скотина ты деревенская!
Огарёк плюнул под ноги Энгле и громко разрыдался.
– Мы благодарны ему, – вступился Велемир. – Ты его брат? Что мы можем для тебя сделать?
– Оставить меня в покое! – выкрикнул мальчишка. Его рыдания превратились во что-то вроде отрывистого кашля, а потом и вовсе стихли. Ним молча наблюдал, как меняется неказистое, непривычное лицо. Сначала на нём были написаны боль и скорбь, такие глубокие, каких Ним никогда ещё не видел, а теперь глаза Огарька наполнялись чем-то, похожим на озарение.
– Помогите отнести его, – прошептал Огарёк и перевёл взгляд на Велемира. – Вместе мы сможем. Поможете? В благодарность за ваши спасённые никчёмные жизни. Поможете ведь?
Последние слова он уже выкрикнул, требовательно и отчаянно. Ним и Велемир почти одновременно пожали плечами.
– Поможем, – ответил Энгле за всех.
Велемир протянул руку Мейе. Она по-прежнему выглядела смертельно напуганной, но больше не плакала и не прятала лицо. Энгле и Огарёк взяли сокола под мышками, Ним и Велемир – за ноги, и осторожно, медленно вынесли из трактира на свежий ночной воздух. На соседней улице трубно и тоскливо выл какой-то пёс. В темноте лицо Кречета светилось восковой бледностью, и Ним понял, что сокол был совсем молодым, несмотря на то, что в трактире показал себя опытным бойцом.
Гудели разговоры. Кто-то громко возмущался, кто-то испуганно шептал, кто-то плакал навзрыд, скорбя об убитых, но чаще всего Ним слышал, как в произошедшем обвиняют шутов.
– Да это музыкант головы всем заморочил, я сразу понял, из гильдии он…
– Пропади они пропадом, твари меченые. Лучше б сразу издохли, чем других изводить.
– Я слышал, на другие сёла тоже нападали, и вроде бы тоже о шутах говорят…
– Лес, – шепнул Огарёк. – Забери вас всех пучина! Здесь кругом леса! Но… слабые…
Ним решил, что мальчишка тронулся рассудком.
– На пса его не усадишь… Лошадь! Нужна лошадь! – продолжал бормотать Огарёк. – Вы найдёте телегу?
Он посмотрел на Энгле взглядом, полным безумной, несбыточной надежды. Вокруг них сновали люди со свечами и фонарями, складывали мёртвых у стены, прикрывая обезображенные лица полами их одежды, грузили раненых на волокуши. Эта ночь в Липоцвете сулила стать бессонной. Отовсюду доносились собачий лай, вскрики, плач и топот ног. С разных концов деревни к трактиру бежали женщины и те мужчины, кто предпочёл провести вечер в другом месте.
– Телегу? – переспросил Энгле. – Н-не думаю… То есть кто-то должен согласиться отвезти вас, но это может стоить дорого, особенно среди ночи.
– Долго, это будет слишком долго… – Огарёк покачал головой и замер настороженно. – Волокуши! – выкрикнул он, подумав несколько мгновений, и звонко хлопнул себя по лбу. – Конечно!
Он вскочил на ноги и вцепился зелёными пальцами в рубаху Энгле. Ниму этот жест показался одновременно угрожающим и молящим. Зеленокожий паренёк пугал его и внешностью, и повадками, и голосом, но в особенности – резкими сменами настроения и диким взглядом. Ним дёрнулся к Энгле: вдруг зелёный дикарь прячет в рукаве нож?
– Приведи пса, прошу, – выпалил Огарёк, снизу вверх заглядывая Энгле в лицо. – Монф ростом с медведя, серо-коричневый, Рудо зовут. Он на псарне. Только быстро, очень быстро! Сам бы сбегал, только я хромой, долго провожусь. Приведёшь?
Энгле повернулся к Ниму и Велемиру. Лицо его было бледным, но собранным и решительным.
– Я тоже помогу. – Велемир выступил вперёд. – Ним, останься с Мейей, хорошо?
Ним неохотно согласился. Он боялся отпускать сразу и Энгле, и Велемира, а когда они скрылись из глаз, свернув на боковую улицу, почувствовал себя ужасно одиноким и потерянным, будто снова очутился на пустынном побережье в незнакомом, дикарском краю.
Огарёк уложил Кречета набок, пристроив ему под голову дорожный мешок, и прижал пальцы к шее сокола, сосредоточенно замерев. Он сидел так довольно долго, уставившись остекленевшими глазами в одну точку, а потом выкрикнул хрипло, напугав Нима:
– Бьётся ещё! Совсем тихонько…
Огарёк хохотнул, хлопнул один раз в ладоши и нервно закусил палец. Повертел по-совиному головой, сверкнул глазами и ухватил Нима за рукав. Ним вздрогнул.
– Попроси быстрей волокуши, парень. Меня не жалуют, сам видел. Тебе скорей дадут. Давай, пошевеливайся.
– А Мейя? – Ним махнул рукой на девушку. Она потерянно сидела на земле и безучастно смотрела на людей, снующих из трактира наружу и обратно.
Огарёк фыркнул.
– Чего с ней? Здоровая девка, как сидит, так и будет сидеть. Давай, не трать время.
Ниму удалось выпросить волокуши у двух мужчин, которые только-только ссадили раненого друга и бережно передали в руки старой знахарки. Скоро Велемир и Энгле привели пса, точно такого, как описывал Огарёк, и у Нима на миг захватило дух: таких огромных собак ему никогда не доводилось встречать, но местных этот исполин, казалось, вовсе не удивлял. Пёс кинулся обнюхивать раненого хозяина, доверчиво ткнулся носом в шею Огарьку и растерянно опустил хвост, не понимая, что происходит. Огарёк умело впряг пса, и все вместе они устроили Кречета на волокушах, уложив так, чтобы он не упал по пути. Ним слышал, что в Княжествах снаряжают сани на свадьбы и на похороны, и он некстати подумал, что бледный мужчина уже сейчас очень похож на того, кого провожают в последний путь.
Огарёк ухватил тонкий ремешок на шее Кречета и потянул. В темноте сверкнул соколий камень, почти такой, как у Нима, только гораздо ярче и крупнее, настоящий самоцвет. Мальчишка зажал камень между ладонями и зашептал горячо, будто хотел согреть его своим дыханием:
– Князь лесной, помоги своему другу, к Липоцвету приди…
Он запинался, явно не зная точно, что следует говорить, но каждое слово вырывалось у него с таким жаром и такой верой, что Ним начал проникаться к мальчишке невольным сочувствием. Этот сокол, должно быть, был ему очень дорог.
– Нужно встать на перекрёстке и зажечь свечу, – посоветовал Энгле. – Я так звал Господина Дорог.
– Не нужен мне твой Гос… – огрызнулся Огарёк и замолк на полуслове. – Господин Дорог, говоришь?
– Ну да. Там ещё наговор особый, но я помню, могу повторить.
– Зови! – выпалил Огарёк. – Всех, кого знаешь, зови!
Энгле переминался с ноги на ногу, смущённый и растерянный.
– Я не уверен… Господин Дорог… Я сам узнавал, как его позвать, а теперь, выходит, растреплю всем?
Огарёк снова схватил его за рубашку, набросился так яростно, что Энгле едва устоял.
– Зови, или я сам твои глаза выгрызу, – прорычал Огарёк. Энгле отшатнулся и сглотнул.
– Л-ладно… Но ты вроде спешишь?