Страница 66 из 98
Так вот, рискуя собой едва ли не каждый день, я как-то перестал болеть душой за то, выйдет ли у меня остановить врага, обескровить, уничтожить его осадные орудия, или нет. Вроде бы что-то и получалось, но жизнь каждый раз вносила свои коррективы в, казалось бы, красивые, четкие планы. Впрочем, если не ошибаюсь, еще Мольтке, гений кайзеровского генштаба, говорил: «все планы, столь четкие и выверенные на бумаге, рушатся при первом выстреле с вражеской стороны». Не дословно, может, и не Мольтке это сказал, но очень жизненно… Мертвому все равно, что будет дальше, верно? Вот и я успел уже перегореть, ежедневно подвергаясь опасности.
Но вот сейчас я легонько, трепетно прижимаю к себе ту, кто поверила в меня, кто подарила мне свою любовь, свою честь, рискуя при этом вызвать ярый гнев крутого нравом отца и навсегда получить клеймо порченной… Ту, кто понесла уже моего ребенка… Обнимая любимую, я словно проснулся от последних ее слов. Я понял, насколько мне страшно проиграть — не погибнуть в бою, а именно проиграть, не сумев оборонить Пронска, не остановив Батыя. Не защитив Ростиславу — и наше будущее дитя, чья жизнь только зародилась в еще плоском животике возлюбленной…
Я мягко отстранился от княжны, аккуратно взял ее ладошки в руки, грея своими, после чего сказал:
— Мне пора, Слава. Еще очень многое нужно успеть сделать перед штурмом, чтобы отразить его — и на все про все у меня лишь эта ночь. Я очень хотел увидеть тебя… И увидел. А заодно вспомнил, за что сражаюсь… И теперь уже точно не забуду.
Закончил я свою путанную речь легкой, виноватой улыбкой. В глазах же девушки промелькнуло огорчение напополам с пониманием, и она ласково улыбнулась в ответ:
— Иди Егор, я все понимаю. Знай — я очень рада, что ты выжил, что здесь и сейчас ты с нами. Это словно держит меня… теперь.
Она не стала говорить про смерть отца — и так все понятно. А после короткой паузы любимая твердо произнесла, с абсолютной уверенностью в голосе:
— Я знаю — ты
Произнеся
— А когда мы расскажем обо всем твоему брату? Мы теперь должны ведь… жениться?
Как я ни старался держать свой голос ровным, он дрогнул на последнем слове. Но Ростислава будто бы этого и не заметила, и мягко поднявшись с кровати, приблизилась ко мне практически вплотную:
— Обождать нужно. Теперь сорок дней траура по отцу — и не только по отцу. Не до свадеб сейчас, горе едва ли не в каждом доме… Вот остановишь поганых — тогда и поженимся.
Хм, сказала, будто: а вот устроишься на работу, тогда и… Не так-то это легко, остановить Батыя! Но любимая меж тем уже подалась вперед — и сама первой поцеловала меня, неожиданно горячо и страстно, так, что в голове зашумело, и я уже не контролируя себя стиснул ее в своих объятьях, да потянул подол платья вверх… Но тут за дверью раздались близкие шаги — и мы одновременно отпрянули друг от друга! Однако я не отказал себе в удовольствие посмотреть в ее шалые, затуманенные поволокой, блестящие глаза, полюбоваться счастливой улыбкой приоткрытого в порывистом дыхании рта, высоко вздымающейся грудью… После чего совершенно искренне произнес:
— Я люблю тебя!
И с каким же сердечным теплом, с каким мягким, лучащимся светом в глазах она призналась в ответ:
— А я люблю тебя…
Внутри меня что-то сладко замерло — и я был готов уже вновь заключить девушку в объятья, опять позабыть обо всем! Но тут половицы скрипнули уже под самой дверью — и, кивнув княжне, я резко дернул ручку.
На пороге замер Коловрат, недобро на меня взирая. После чего перевел взгляд на Ростиславу — и перед ней он уже смущенно склонил голову, не найдя при этом следов запретного, что могло бы произойти в светлице. Распрямившись же, боярин произнес:
— Сюда следует князь Михаил. Если ты уже все что хотел поведать, княжне поведал, лучше бы тебе покинуть ее покои, Егор.
Я с легкой усмешкой кивнул Евпатию, после чего с показушной лихостью, предназначенной прежде всего для возлюбленной, ответил:
— Вот князь мне как раз и нужен! Он ведь мне кузнецов обещал, да умельцев, что по дереву работают!