Страница 62 из 98
Наконец, бойня завершилась — в сущности, схватка не заняла много времени. Потеряв сотню ранеными и убитыми, русичи истребили всех, кого вражеский военачальник отправил за промерзшим мясом. Невольно покряхтывая от усталости, воевода (чай не молодец, столько отмахать на лыжах!) обратился к воям, отдавая простые, доступные указания:
— Все телеги вытащить на берег и сжечь. Как земля прогреется, выкопать общую могилу для наших, похоронить. Хотя б зверье не дотянется, а там уж приведем батюшку, прочтет за упокой… Все тушки, что поганые сумели вырубить, берем с собой, и сами добываем, сколько сможем — а после уходим в лес, на ночевку. Завтра с первыми лучами солнца возвращаемся к Пронску…
…- Ждан, от этого зависит… Да, пожалуй, от этого зависит все. Постарайся привести ратников Ижеславца как можно быстрее — мы будем зубами держаться, но и татары станут атаковать бешено! Им ведь скоро вновь будет нечего жрать — а отступить без лошадей некуда. Без воев Ратибора просто не сдюжим…
Не иначе как хранимый Небесными силами бродник, проявивший себя как один из лучших наших разведчиков, действительно умеющий подобраться к врагу скрытно, незаметно да бесшумно, лишь хмуро кивнул мне. А я, не удержавшись, порывисто шагнул к когда-то освобожденному нами пленнику и крепко-крепко его обнял! Куда делись недовольство его подозрительностью, наглостью да насмешками? Исчезли, растворились — ныне передо мной замер верный боевой соратник, не раз доказавший, чего он стоит в схватке, сражавшийся с нами плечом к плечу да выполнявший самые опасные и важные поручения! Например, по захвату языка или снятию вражеских сторож… И Ждан обнял меня в ответ — а отстранившись, молодцевато ухмыльнулся. Впрочем, гораздо мягче и добрее, чем делал это раньше:
— Я вернусь — и приведу помощь! Обещаю!
— Бог тебе в помощь, брат, и Ангела-хранителя тебе в дорогу!
Отвечаю я принятой у местных манерой и непроизвольно начинаю крестить вдруг очень серьезно кивнувшего мне бродника, вскоре обернувшегося к воеводе Мирославу и последовавшего вслед за ним по коридору. И хотя первое мое действие было неосознанным — память носителя, как всегда — но и после я не опускаю руки, а продолжаю крестить соратника и друга, непривычно для себя приговаривая:
— Господи, помоги ему… Господи, защити его…
Наконец, воевода скрывается вместе со Жданом за углом коридора терема, ведущего к тайному ходу — а я перевожу взгляд на безмолвно следящего за этой сценой Коловрата. После прошедшего боя рязанского воителя поставили старшим над охраной детинца, и я с улыбкой обратился к нему:
— Как же я рад тебя видеть, боярин!
Евпатий добродушно усмехнулся в ответ и с видимым трудом разлепил губы:
— И я рад!
После чего продолжил уже живее:
— Прав был ты, порубежник, ей Богу, прав… И про помощь в Чернигове, и вообще… Рад, очень рад я, что тебе удалось убедить Юрия Ингваревича отвести дружины к Рязани. И что задержать поганых ты все же сумел, я тоже наслышан…
Вот теперь мой собеседник улыбнулся необычно теплой, источающей какой-то мягкий свет улыбкой — что, впрочем, тут же померкла. А в глазах богатыря появилось обеспокоенное выражение:
— Скажи… Ты все еще видишь будущее? Можешь сказать, что со стольным градом сейчас… И где мои?
Мне пришлось огорченно и отрицательно мотнуть головой:
— Прости, боярин, но сны ко мне являлись не по моему собственному желанию, а невзначай, внезапно. Я тогда только два сна увидел о будущем, которое УЖЕ изменилось — ведь княжеская рать ушла в Рязань, ты же вернулся к самому моменту вторжения, а не на разоренные пепелища… Да еще один был, много после — о смерти Федора Юрьевича… И больше ничего.
Коловрат, тяжело вздохнув, понятливо кивнул — и вздох его был столь тяжелым, что я поспешил его успокоить:
— Евпатий Львович, ведь в моем видении семья твоя уцелела, схоронившись в лесу, в зимовке. Я не думаю, что и в этот раз — как бы там оно не пошло — что-то изменится!
Вновь кивок — но тоска в глазах обеспокоенного мужа и отца отступила. А я, воспользовавшись удобным моментом, мягко спросил:
— А не подскажешь ли мне, боярин, где находится светлица княжны?
Погруженный в свои мысли витязь равнодушно пожал плечами, гулко ответив:
— Да в башенке она, к терему пристроенной, где ж еще…
Но тут же взгляд его стал осмысленным и острым, и в глазах появилось недоверчивое выражение:
— А тебе зачем?!