Страница 14 из 98
— Нет! Это самоубийство, что не принесет никому пользы! Как наши вои сумеют разведать дозоры вражеские в ночной тьме? Монголы — это вам не половцы, у них строгий порядок во всем. Внезапного удара не выйдет, тревогу успеют поднять! А значит, никакого вырезания спящих, никакого прорыва к ставке темника! Останься у вас хотя бы лошади, еще можно было бы рассчитывать на лихой кавалерийский удар — но лошадей нет. И если на то пошло, Бурундая охраняют лучшие из лучших монгольских воев — тургауды. Они точно не побегут, даже если бы их действительно атаковала вся княжья рать — скорее уж поголовно примут смерть, чем бросят темника! Мы просто завязнем в их рядах — тургаудов у Бурундая числом не сильно меньше нашего… А какая помощь явится из Ижеславца — ты можешь сказать, тысяцкий? Сколько воев осталось у воеводы Ратибора, сколько конных дружинников?!
К моему удивлению, Захар Глебович нисколько не смутился, а ответил на этот раз вполне спокойно, с этакой уверенной основательностью в голосе:
— Две тысячи воев сейчас у воеводы Ратибора. Из них наберется сотня конных дружинников — к утру их можно будет вывести из города. Успеть только разобрать без лишнего шума завал на месте сгоревшей Стрененской башни — а перешеек через ров поганые уже и сами насыпали. Пешцев же после короткого отдыха, переправить через крепостную стену подземным ходом, он ведет в пойменный лес. Оттуда они смогут подступить с северной стороны к лагерю поганых… Мы же сможем ударить с восточной — и сотня жеребцов для конных гридей у нас имеется! А людей к шатру темника я поведу сам! Ну, а остальные уж на лыжах… Даже если снять дозор не выйдет, то ударим по спящему лагерю с трех сторон, да четырьмя отрядами. И немалой силой — под три тысячи воев!
Судя по просветлевшим лицам собравшихся, последним план тысяцкого пришелся вполне по душе — хорошо хоть, его не поставили над нами старшим «по умолчанию»! Князь Юрий Ингваревич сохранил за нашим партизанским отрядом статус автономности — а то бы потомок берендеев сейчас просто приказал бы нам, как старший по званию, и все!
А так, слава Богу, у меня осталось право голоса — и я не преминул им воспользоваться, как только Захар закончил говорить:
— Сила немалая, три тысячи воев. Против четырнадцати-пятнадцати тысяч поганых! Да их едва ли не впятеро больше! Тысячи две мы может, и положим в начале боя, но остальные на нас всем миром навалятся, да числом задавят. Это вам не половцы, это монголы и покоренные ими — сразу уж точно не побегут, пока темник жив. А он в любом случае спасется — не хватит сотни всадников доскакать до его шатра, да успеть сразить Бурундая прежде, чем его спасли бы телохранители! Нет… Атака пусть и на спящий лагерь — это самоубийство. А кто тогда после нашей гибели пороки агарян сожжет?
Неожиданно в нашу перепалку вмешался Кречет:
— Так и две тысячи своих ратников бросать в Ижеславце — разве дело? Им съестных запасов успели собрать всего на две седьмицы. Тысяча воев погибла, значит, оставшимся в детинце их можно будет растянуть дней на двадцать. А после?
Слова дядьки хоть и подействовали на меня, как ушат холодной воды. Однако с главным его посылом я просто не мог согласиться — с позиции именно здравого смысла, а не чувств:
— А после татарва отсюда сбежит. За двадцать дней они успеют съесть все свои запасы — и после либо разбегутся, либо все полягут под стенами града. Либо же возьмут детинец, что вернее! Но обороняясь в крепости, две тысячи ратников смогут нанести врагу гораздо больший урон, чем если бы они сражались с татарами в поле или даже напали бы на спящий лагерь. И как ни крути, но здесь и сейчас защитники града привязали к себе не менее четырнадцати тысяч поганых, еще порядка трех погибло всего за один день! Это лучший расклад, гораздо лучший, чем если ударить, как предлагает тысяцкий голова, да глупо погибнуть в поле, перебив столько же агарян, сколько их погибнет при штурме детинца!
— А ежели ударить не по лагерю, а по выпасам татар? Скот и лошадей они охраняют крепко, но именно со сторожей поганых наших сил будет достаточно, чтобы справиться. И подмога из Ижеславца не потребуется! Наоборот, своим поможем. Нам будет достаточно отбить хотя бы часть лошадей, да погнать их перед собой по льду реки вместе с отарами овец да быками, чтобы у нехристей стало нечего жрать уже в ближайшие дни.
Ждан, приведший пленника, и до поры стоящий в стороне, но внимательно слушающий разговор командиров, теперь неслышно подобрался к нам практически вплотную — и огласил на удивление дельное предложение. Возбужденно встрепенулся тысяцкий, словно услышал какую радостную весть, одобрительно закивали головами сотники. Я, в свою очередь, благодарно улыбнулся броднику, после чего обратился ко всем присутствующим:
— Ну что, все согласны? Ударим по выпасам, угоним часть скота и лошадей, после чего последуем за ушедшей ордой?
Переглянувшись со своими людьми, Захар Глебович коротко, односложно ответил:
— Да.
Я кивнул тысяцкому, после чего продолжил:
— Но в таком случае необходимо заранее приготовить рогатки и собрать весь оставшийся запас железных рогулек. Думаю, наш отряд с Кречетом и Твердиславом Михайловичем вновь перекроет реку — дадим вашим дружинникам время отогнать скотину и лошадей как можно дальше. Что думаете, други, удивим нехристей напоследок?
— Еще как!
— Елецких ратников поганые запомнят надолго!
Верные соратники горячо поддержали мою инициативу, после чего я подытожил результаты обсуждений:
— Чтобы подготовиться, да обойти крепость лесом, выйдя к выпасам, нужно время. Если поспешим ударить уже этой ночью, люди к утру на ногах стоять не будут… Нужно время, хотя бы один день. Как думаешь, Захар Глебович, детинец так быстро поганым не взять?
Тысяцкий мотнул головой, после чего твердо, уверенно ответил: