Страница 2 из 186
Возрождение интереса к личности «Тишайшего» царя оказалось тесно связано со спорами западников и славянофилов в середине XIX века. Хотя противопоставление Московского царства и Российской империи только мешало понять общую связь времен. Пока в дни 200-летнего юбилея Петра Великого в 1872 году не были произнесены слова Сергея Михайловича Соловьева о «знаменитом» царствовании Алексея Михайловича: «Необходимость движения на новый путь была сознана, обязанности при этом определились; народ поднялся и собрался в дорогу, но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился»{3}.
Художественные мотивы «русского стиля» конца XIX столетия опирались на шедшие из глубины традиции допетровской Руси. Историческая живопись Аполлинария Васнецова, Сергея Иванова, Александра Литовченко, Андрея Рябушкина и других художников возвращала в культурный контекст изображения исторических героев, известных событий и картин жизни времен «Тишайшего». Показательно участие Николая II в образе царя Алексея Михайловича на костюмированном балу в Зимнем дворце в 1903 году. И во время празднования 300-летнего юбилея Дома Романовых было написано немало популярных трудов, рассказывавших о начале династии. Но далее, по известным революционным обстоятельствам, имя царя Алексея Михайловича оказалось забытым. Александр Иванович Заозерский — автор последней дореволюционной диссертации о временах «Тишайшего», говорил об этом уже на своем докторском диспуте в 1917 году: «…я не уверен, не звучит ли при настоящих условиях имя Алексея Михайловича так же глухо, как, например, имя какого-нибудь из египетских царей»{4}.
Традиция создания биографических портретов царя Алексея Михайловича возобновилась в отечественной историографии на рубеже 1980—1990-х годов. (Отражением интереса к этой «забытой» исторической фигуре стало издание в серии «ЖЗЛ» книги Игоря Львовича Андреева, где содержатся интересные психологические характеристики и общий обзор основных событий царствования «Тишайшего»{5}.)
Конечно, перед каждым автором при обращении к изучавшейся ранее биографии исторического героя стоит вопрос: зачем нужна еще одна книга, какой интерес она будет представлять для читателя? Работа историка всегда начинается с изучения «литературы вопроса»[1]. И оказалось, что целостного рассказа о тридцатилетием правлении «Тишайшего» до сих пор не создано. Народные восстания, история церкви, войны и международные отношения, царская жизнь во дворце, культурные новшества и борьба придворных партий рассматриваются по отдельности, не пересекаясь друг с другом. Большие пласты документального материала в архивах только начинают вводиться в научный оборот, особенно это касается историографических прорывов последних лет, связанных с изучением Государева двора, военной истории и дипломатии середины XVII века.
Рассказ о событиях царствования Алексея Михайловича, конечно, не должен подменять собой обычную биографическую канву (хотя иногда бывает очень трудно провести грань между властью и жизнью царей). Поэтому, наряду с общим повествованием о делах царства, в книге рассказывается об участии Алексея Михайловича в управлении государством, и этот рассказ составлен по его письмам, запискам, грамотам и указам. Однако между героем этой книги и нами лежит не просто большая историческая дистанция. Необходимо перевести на современный язык понятия, символику и ритуалы переходной эпохи от Средневековья к Новому времени. Только памятуя о некогда существовавшей системе ценностей, можно понять, например, как споры дипломатов о царских титулах соответствовали возраставшему самосознанию страны и ее значению в Европе. Решения о посылке войск или заключении мира тоже напрямую зависели от Алексея Михайловича, но еще важнее, что настоящие мотивы царских поступков во многом имели религиозное обоснование и были обусловлены его стремлением к торжеству Православия. Существовала и обычная, повседневная жизнь, в которой без царя и самодержца не решалось ни одно дело об устройстве суда, введении налогов, установлении правил торговли и денежного обращения. Наконец, совсем закрытый внутренний мир царя, впервые создавшего Тайный приказ, — можно ли историку проникнуть в него, разбирая немногие оставшиеся в архиве царские автографы и правку Алексея Михайловича на документах?..
Эпоха Московского царства каждый раз явственно напоминает о себе — даже тогда, когда преемственность с прошлыми временами считается утраченной. И тогда снова и снова приходится задумываться о традиции власти, роли Земли и земских соборов, цене реформ, бунтах и войнах. Поэтому обращение к своеобразной «летописи власти» царя Алексея Михайловича может помочь выявить «поворотные» точки, как в биографии «Тишайшего», так и во всей истории России накануне петровских преобразований.
Часть первая
УТВЕРЖДЕНИЕ ДИНАСТИИ
НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ
Венчание на царство
В ночь с 12 на 13 июля 1645 года умер царь Михаил Федорович{6}. Детство и отрочество его сына царевича Алексея закончились. Как бы ни готовил он себя к будущему правлению, смириться с ранним уходом отца было тяжело. А вскоре вслед за этим, 18 августа, ушла из жизни и его мать, царица Евдокия Лукьяновна{7}. Два траурных летних месяца, наступающих друг на друга, завершили трагичное время. Венчание царя Алексея Михайловича на царство состоялось в воскресенье 28 сентября 1645 года, в день Харитона исповедника.
Переход власти к царю Алексею Михайловичу произошел по династическим основаниям — иначе, чем избрание на царство его отца, царя Михаила Федоровича. По замечанию историка Павла Петровича Смирнова, в 1613 году был «избран на трон Михаил Романов-Юрьев, но не династия Романовых, как это обычно думают и говорят», а «обычай был не за наследование, а за избрание»{8}. Новому царю, такому же шестнадцатилетнему юноше, каким некогда был при вступлении на престол Михаил Романов-Юрьев, предстояло принять власть и доказать, что трон принадлежал ему по праву наследства. В грамотах о присяге говорилось, что он «учинился» царем «по благословению отца своего», и это решение было освящено авторитетом патриарха Иосифа и Боярской думы, первой присягнувшей царю. С 1645 года и началось династическое время правления Романовых.
Присяга царю Алексею Михайловичу, организованная в Москве и городах, проходила быстро, сразу после смерти прежнего царя. В Москве приводили жителей «к кресту» архимандрит кремлевского Чудова монастыря Кирилл, боярин князь Никита Иванович Одоевский, окольничий князь Семен Васильевич Прозоровский и «думный разрядный дьяк» Михаил Волошенинов. Согласно заведенному порядку имена присягавших записывали в крестоприводные книги, чтобы ни у кого не было соблазна нарушить клятву на верность, данную на кресте новому самодержцу.
Надо было сразу добиться присяги войска, поэтому из Москвы разослали доверенных людей для приведения к кресту служилых людей, находившихся летом на полковой службе в Туле, Мценске, Веневе, Переславле-Рязанском, Крапивне и Одоеве, а также по всем основным городам государства{9}. В дворцовых разрядах осталась запись о посылке 22 июля 1645 года к главному воеводе Большого полка Украинного разряда на Туле стольнику князю Якову Куденетовичу Черкасскому комнатного стольника князя Бориса Ивановича Троекурова «с милостивым словом» и «о здоровье спрашивать». Из документов Разрядного приказа выясняется, что это одно из первых самостоятельных распоряжений царя Алексея Михайловича, ставшее его благодарностью за скорую присягу. Как ранее писал царю князь Алексей Никитич Трубецкой, присяга служивших в Большом полку членов Государева двора, уездных дворян и «всяких чинов служилых и жилецких людей» состоялась в тульской соборной церкви 17 июля в присутствии игумена местного Предтеченского монастыря и соборного протопопа. Собравшимся «полчанам» объявили о благословении царем Михаилом Федоровичем, «отходя сего света», на престол сына — царя Алексея Михайловича и призвали к присяге новому царю и вдовствующей царице Евдокии Лукьяновне, чтоб они им «служили и прямили и добра хотели во всем». Единственная проблема, возникшая с этой присягой, была связана со служилыми иноземцами — протестантами и татарами, бывшими в Большом полку в Туле: они должны были присягать «по своей вере». Потребовалось дополнительное обращение в Москву к царю Алексею Михайловичу, после чего состоялся государев указ: «государь, слушав сей отписки, указал послать на Тулу для тех немцев люторские веры попа и евангелье, которое немцы целуют; а для мурз и татар куран, на чем им шертовать (присягать. — В. К.), и переводчика из Посольского приказу». Несколько дней спустя в Тулу от царя приехал стольник князь Троекуров. Служилых людей Большого полка снова собрали в соборную церковь, чтобы объявить царскую благодарность стольнику князю Якову Куденетовичу Черкасскому и другим воеводам. От имени царя их спрашивали, «как вас на его государеве службе Бог милует», и «похваляли» воевод «за правду». Успешно проведший присягу князь Алексей Никитич Трубецкой — представитель одного из самых заметных аристократических родов князей-Гедиминовичей, первым в царствование Алексея Михайловича был пожалован в боярский чин.
1
См. подробнее Приложение в конце книги.