Залим

– Откуда столько желчи? Много лет ведь прошло.

– Это не отменяет того факта, что ты избавилась от моего ребенка, – тихо ответил Шиков. – Моего первенца. Тихо. Молча. Так, будто он был каким-то мусором. Так, словно никому не был нужен. Выкинула его из своей жизни. Так, словно я, его отец, был последним ничтожеством, как и утверждал твой отец. Ты ведь и не сказала бы никогда, если бы я сам случайно не узнал. – Я отвернулась, стараясь сдержать в себе все ненужные сейчас эмоции. Да, не сказала бы.

– У тебя прекрасная жизнь. Удивительно, что ты сосредоточен не на ней, не на будущем, а на своем прошлом.

– Я сосредоточен на прошлом, потому что это самое прошлое мельтешит перед моими глазами уже не первый месяц, – холодно отрезал Шиков. – И я очень надеюсь, что после того, как операция будет проведена, это закончится.

– Ты хочешь услышать от меня обещание?

– Я хочу, чтобы и ты, и твой отец исчезли из моей жизни. Я сделаю все, что в моих силах, но все еще не даю никаких гарантий. Но после того как операция будет позади, вне зависимости от результата, я хочу, чтобы ты ушла и больше никогда не появлялась передо мной. Что бы ни случилось.

– Я даю тебе слово, – едва слышно произнесла я срывающимся голосом. Каждая встреча, каждый разговор давался тяжело. Это было неизменно.

– Хорошо, – Залим снова кивнул, делая шаг назад. А я смогла выдохнуть и снова начать нормально дышать лишь после того, как он сел свой внедорожник и молча уехал. Спустя пару пустых минут в одиночестве, я поняла, что по щекам все же покатились не прошенные слезы.

Так было всегда.

Прошлое накрывало волной всякий раз, как стоило мне взглянуть в ставшие чужими карие глаза. Услышать некогда родной голос, который теперь резал своим холодом.

Нет, я не осуждала его. Я понимала. Лучше, намного лучше, чем он мог предположить. Я ненавидела себя не меньше, чем он меня. Осуждала себя не меньше, чем он меня.

Если бы я могла вернуться назад…

Не знаю, как сложилась бы моя жизнь. Не знаю, были бы мы вместе с Шиковым или нет. В каких отношениях я была бы с отцом. Кем бы работала. С кем бы жила. Но точно знала одно – аборта бы не было. Я отрезала часть своей души, когда поддалась решению отца, безмолвно ему подчинилась. Я отказалась от себя. От лучшей части себя, которой не суждено было появиться на этот свет.

Как жаль, что ничего уже нельзя было изменить, что время никому не дано было повернуть вспять. Как жаль. Я бы так многое хотела исправить.

Глава 3

Я сидела под дверями кабинета с табличкой «главный хирург» и уже битый час вертела в руках коробку с печеньем. Так, будто это было не печенье, а спасительный круг для утопающего в море. Я пыталась взять себя в руки, убеждая себя в том, что все худшее позади, а то, что я собираюсь сделать сейчас – сущий пустяк, но у сердца было совершенно иное мнение. Оно билось, как бешенное, словно мне предстоял, как минимум, прыжок с парашютом.

После операции прошел почти месяц.

Залим сдержал свое слово, отплатил за свой долг, хотя я и не считала его таковым.

Почти месяц мне понадобился для того, чтобы набраться смелости подойти к этому человеку и сказать банальное «спасибо» за то, что он спас единственную родную мне душу.

Мне говорили, что, на удивление, все прошло очень хорошо, без каких-либо осложнений, которых так боялся Шиков, но восстановительный этап… он оказался по-настоящему сложным. Пожилой отец долго отходил от наркоза, долго приходил в себя, едва не заново учился самым простым вещам. Но жаловаться было грех. Папа был жив, а это было бесценно.

Последние месяцы были очень сложными. В какой-то момент я уже было решила, что все, это конец, я не смогу переубедить своего бывшего жениха в том, что он неправ. Не смогу его убедить помочь отцу. Но кто-то сверху сжалился. Взглянул на жалкую, слабую меня, и сжалился.

Один из худших периодов в жизни остался позади. И я была обязана, просто обязана сказать за это простые слова благодарности.

Чтобы не приходить с простыми руками, я обошла десятки магазинов, но так и не пришла к решению, что можно подарить взамен за спасенную жизнь.

Да и вообще, чем я могла удивить Залима? Все у него было, все…

Взгляд сам по себе опустился вниз, на руки, в которых была сжата картонная коробка, перевязанная обычной джутовой нитью. Внутри покоились круглые печенья с апельсиновой начинкой, посыпанные корицей и имбирем. Новогодние угощенья моей давно покойной бабушки, оставившей особый рецепт любимой и единственной внучке.

В ту пору, когда мы с Залимом еще только начинали встречаться, как-то раз я угостила его традиционной семейной выпечкой. По словам Шикова он влюбился в лакомство в ту же секунду, как попробовал его. С тех пор я баловала избранника вкусностями, но с последнего угощения прошли годы…

– Рада? – Наверное, я так и не решилась бы. Простояла бы под чужой дверью еще какое-то время, а затем тихонечко ушла бы, однако, судьба распорядилась иначе. Залим сам открыл ее и вынужденно наткнулся на меня. – Что ты здесь делаешь? – Шиков нахмурился, оглядывая меня с долей недовольства, с каплей удивления. Он правда думал, что я не поблагодарю? Что больше не заговорю с ним, не приду к нему?

– Я… тут… это… – замялась, словно подросток, переминаясь с ноги на ногу. Жуть, как глупо выглядела, наверное.

– Информативно, – заключил он, хмыкая.

– Хотела… – я в очередной раз замялась, но, в принципе, к месту. Через мгновенье возле нас оказалась медсестра, вручившая Залиму какие-то папки, видимо, истории болезней или документы.

– Ладно, заходи, – произнес Залим, распрощавшись с девушкой после короткого обмена рабочими фразами.

Покивав, я молча последовала за бывшей любовью. Зашла в его кабинет, закрыла за собой дверь и некоторое время помялась. Подождала, пока Залим сядет за стол, водрузит новые папки на те, что уже ранее лежали там и поднимет на меня свои восхитительно-шоколадные глаза.

– Вот… это тебе. – Я положила перед ним коробку. Глупо, глупо до невозможности. Я вообще всегда выглядела глупо, и чаще всего это происходило рядом с Залимом.

– Что это? – Он снова нахмурился, явно не понимая, что происходит. Правда, длилось это всего несколько мгновений. – Это что… это… это они? – Шиков поднял на меня растерянный взгляд, начиная осознавать, что именно перед ним лежит.

– Они, – я улыбнулась, – твои любимые. Больше ничего не придумала, – я пожала плечами, становясь чуть увереннее. Кажется, Залим хотел спросить что-то еще, но это было явно до того, как он учуял запах любимой выпечки. До невозможности напоминая мне большого ребенка, Шиков нетерпеливо развязал простой узел и погрузил руку внутрь. И уже через считанные мгновенья жадно вгрызался в лакомство.

– Невероятно… – прошептал он спустя одно печенье. – Это все еще лучшая выпечка из всех, что я когда-либо пробовал.

– Рада это слышать, – я улыбнулась. – Правда ты напомнил мне Сашу, набрасываешься на сладкое с таким же аппетитом…

– Это да… – Шиков покивал, бережно закрывая коробку с лакомством, словно перед ним была не выпечка, а что-то очень ценное. – Супруга у меня за здоровое питание, никакого сахара, никаких трансжиров, ничего вредного, – он закатил глаза, взмахнув рукой. – Значит, мне больше достанется, – подытожил он, заставляя меня усмехнуться. На секунду даже стало жаль и Шикова, и его сына. Какая же жизнь без вкусной, но вредной еды?

А, впрочем, кто я такая, чтобы решать?

– Я хотела увидеть тебя… сказать спасибо.

– Рада, мы же говорили об этом, – Залим тут же посерьезнел. – Я просил тебя, ты дала обещание. Я свою часть выполнил, а как же твоя?

– Я не собираюсь больше преследовать тебя, – я запнулась, опуская голову и устремляя взгляд на носки черных ботинок. Чуть повернув голову, увидела себя в прозрачном стекле одного из стеллажей.

Господи, что я делала? Зачем стояла сейчас перед этим человеком и унижала себя? Неужели надеялась на что-то? На продолжение общения? На то, что станем друзьями? От той Рады, что была во времена учебы не осталось ничего. Стояла ее жалкая копия, едва ли не тень. Во мне невозможно было узнать ту девушку из прошлого. Не было ни былой красоты, ни яркости, ни жизнерадостности. Только осунувшаяся оболочка, которая почти не помнила счастье минувших дней.