Страница 7 из 10
– Нет, мои дорогие, – твёрдо ответила она. – Я приняла решение и не откажусь от него. В эту поездку я отправлюсь одна, вы же останетесь в надёжных руках няни Пинч. А теперь, с вашего позволения, мне нужно готовиться к поездке, а вам я предлагаю вернуться в классную комнату и продолжить свои занятия.
Леди Тремейн делала всё, чтобы заставить девочек поверить, что она действительно собирается поехать к леди Хакли без них. На самом деле, так она пыталась всего лишь приструнить их и заставить вести себя прилично.
– В классную? Но, мама, а как же наш поход по магазинам? А наши новые платья? – заныла Дризелла. Обе девочки, похоже, были в шоке.
– Я не верю, что ты можешь так поступить с нами, мама! И вообще я тебя ненавижу! – скривилась Анастасия.
Леди Тремейн нелегко было продолжать так строго вести себя со своими девочками, она к этому не привыкла. В шоке она была, пожалуй, не меньше, чем её дочери. Сердце разрывалось у леди Тремейн от жалости, но она держалась, да так хорошо, что у неё на лице ни один мускул не дрогнул, внешне оно оставалось совершенно спокойным, даже отрешённым.
– Но зачем же покупать вам новые платья, если вы никуда не едете? – спросила она. – А уж учитывая то, что вы меня ненавидите, как было сказано, я тем более не вижу смысла брать вас с собой.
Дризелла сорвалась с места, схватила свою маму за руки, заговорила, умоляюще глядя на неё.
– Нет, ты правда хочешь оставить нас дома одних, мамочка? Это не шутка? А я не верю, что ты сделаешь это, не верю! Со своими-то родными дочками? С единственными, кто остался у тебя после папы? Как ты думаешь, что бы сказал папа, узнай он о том, как ты с нами обращаешься? Что он подумал бы о том, что ты погубила мои надежды стать женой молодого лорда Хакли?
Леди Тремейн длинно, тяжело вздохнула:
– Я тебя погубила, говоришь? Да я давала всё, чего вам хотелось, а теперь вы меня ненавидите! А ты, Дризелла, пытаешься к тому же шантажировать меня, используя память о своём дорогом папе. Но ты же была такой маленькой, когда он умер! Ты едва ли вообще можешь помнить его! Что подумал бы ваш папа? Что он сказал бы? А сказал бы он, что крайне недоволен мной, потому что я воспитала из вас маленьких чудовищ! Мне хотелось, чтобы этот дом был наполнен любовью, вниманием друг к другу, искренностью. Мне казалось, что чем больше я стану принимать участия в вашей жизни, тем сильнее вы будете любить и уважать меня. И никогда не станете обижаться на меня. Но теперь не вы на меня, это я на вас в большой обиде! Да и на себя тоже, если честно. Нужно мне было перепоручить вас заботам слуг и гувернанток, а не возиться с вами самой. Общалась бы я с вами не больше чем по часу в день, как это делают все мои знакомые леди из высшего общества, и всё было бы хорошо. – Леди Тремейн очень тяжело было так отчитывать своих девочек, но она понимала, что это необходимо для их же блага. – Кстати, Зелла, ты была права. Сначала я хотела обмануть вас, притвориться, что не хочу брать вас с собой в поездку к леди Хакли, а потом объявить, что это была шутка. Разве я могла даже в мыслях представить себе, что могу куда-то поехать одна, без моих дорогих девочек? Но сейчас я видеть вас не могу, и это, к сожалению, правда. Няня Пинч, отведите их наверх, в комнату для занятий. И пусть они остаются там до самого вечера. Вы поняли меня?
Дризелла и Анастасия принялись плакать, потянули свои руки к матери, но няня Пинч перехватила их и повела к выходу из гостиной. У леди Тремейн сердце кровью обливалось глядя на это, ей казалось, что всё она сделала неправильно, и теперь может навсегда потерять своих дочерей. Но, поборов растерянность, она сумела взять себя в руки, сделала ещё один глубокий вдох и сказала, стараясь говорить как можно твёрже.
– Перед отъездом я загляну к вам попрощаться, девочки. Да, няня Пинч, попросите, пожалуйста, Дейзи присмотреть за ними, а сами вернитесь сюда, мы должны поговорить с вами наедине. С этого дня в нашей жизни многое изменится, и мы должны обсудить это до моего отъезда.
Она проводила взглядом няню Пинч, молча уводившую её дочерей из комнаты. Как только за ними закрылась дверь, леди Тремейн разрыдалась. Никогда прежде она не поступала так сурово со своими девочками, но сейчас просто не знала, что ещё можно поделать. Они совершенно отбились от рук. Няня Пинч и раньше не раз пыталась завести с леди Тремейн разговор об этом, но она всегда отмахивалась, не хотела смотреть правде в глаза. Отказывалась поверить в то, что её любимые доченьки вовсе не ангелы, какими она их себе представляет. Вот Дризелла упомянула своего отца. Действительно интересно, что он сейчас сказал бы, глядя на всё это. Впрочем, что там гадать, и так ясно, что он был бы расстроен и разочарован тем, как она воспитала их дочерей. И того, как его жена ведёт себя со своими слугами, тоже не одобрил бы. Подумать только, она разговаривает с ними почти как с равными! Совсем никакого порядка не стало у них в доме после его смерти, никакого!
Хотя муж очень любил леди Тремейн и всегда оставался добр к ней, он был человеком строгих правил и уважал законы и традиции – может быть, порой даже чрезмерно. Кстати говоря, именно за эту строгость и «правильность» леди Тремейн особенно любила мужа, и теперь сама понять не могла, как же это получилось, что всё так быстро и так резко изменилось после его смерти. Почему она стала такой мягкой со слугами? Почему позволяет им так вольно вести себя с ней?
И вот, сидя в маленькой гостиной на своём любимом красном плюшевом диванчике, леди Тремейн вдруг поняла – отчётливо, ясно поняла, что ей сейчас действительно просто необходимо уехать на время из дома. Уехать одной, без дочерей. Ей необходимо очень о многом подумать, очень многое пересмотреть в себе. Побыть с друзьями, покататься верхом, поохотиться, быть может, на лис, поиграть в карты или ещё во что-нибудь, не волнуясь о том, что в любой момент её дочери выкинут что-то такое, за что ей придётся краснеть.
Да, пора было вновь становиться самой собой.
Глава III
Платье
Да, побыть немного в тихой сельской глуши – это было именно то, что требовалось сейчас леди Тремейн. Она любила бывать в этих старинных поместьях. Отлично знала, что жизнь здесь течёт по раз и навсегда установленным правилам – чинно, неторопливо, обстоятельно. Это всегда успокаивало нервы леди Тремейн после столичной суеты.
Прежде чем покинуть Лондон, она довольно долго беседовала с няней Пинч. Из-за этого затянувшегося разговора леди Тремейн даже пропустила ближайший поезд, но расставить все точки над i было для неё гораздо важнее.
– Я хочу… нет, я требую, чтобы вы обращались как можно строже с моими девочками, няня Пинч, – сказала она. – Мне не нужны новые безобразные выходки с их стороны. Считайте, что я даю вам право обращаться с ними настолько жёстко, насколько вы посчитаете нужным. К тому времени, когда я вернусь в Лондон, мне очень хотелось бы видеть в моих дочерях изменения к лучшему, вы меня понимаете?
Няня Пинч очень обрадовалась, ведь она уже не раз пыталась завести с хозяйкой разговор о том, что с девочками что-то нужно делать, пока не поздно. Теперь вот и сама леди Тремейн поняла это и наконец задумалась над тем, как приструнить своих распоясавшихся озорниц.
Когда карета, в которой ехала от станции леди Тремейн, остановилась возле загородного особняка, его хозяйка, леди Хакли, вышла на крыльцо чтобы встретить и поприветствовать свою старинную подругу. Леди Тремейн была несказанно рада, что её занявшее почти весь день путешествие закончилось. Даже сравнительно недолгий путь в карете от станции показался ей невыносимым после изматывающей поездки в поезде, и сейчас леди Тремейн с нетерпением ждала, когда же её отведут в отведённую для неё комнату, и она сможет уже немного отдохнуть и освежиться. Особняк леди Хакли был очень большим, красивым, даже величественным, со всеми его мраморными горгульями на крыше и разноцветными виражами на окнах. Глядя на них, можно было ожидать, что и внутри дома вас встретят старинные гербы на стенах и стоящие по углам рыцарские доспехи. Так, собственно говоря, и было, хотя, заметим, всё это не отвечало вкусам самой леди Хакли. Но традиции, знаете ли, дело святое, поэтому так она и жила в окружении горгулий и металлических лат.