Страница 20 из 29
Словно почувствовав его сладостное томление, его, быть может, смятение и неуверенность, Эвелина, повернув голову, поцеловала в висок и сказала тихо, в самое ухо:
– Ты был прекрасен.
– Но?..
– Без всяких но.
– Хорошо. Ты тоже. Прекрасна и восхитительна. Он хотел поспрашивать ее про Дролова, удалось ли ему затмить его в качестве любовника, но почувствовал, что это будет и мелко, и пошло, и просто лишне. Вместо этого попросил: – Расскажи мне про сестру, про Нину. Нет, не так: расскажи про вас, двух сестер.
– Что ты хочешь узнать?
– Я хочу услышать вашу историю. Ведь Мянь-гора – это вы, без вас ее нет, я правильно понимаю?
– Наверное, так и есть.
– И про собаку. Я ничего не знаю про собаку.
– Хм, про собаку… То есть, ты хочешь знать абсолютно все.
– Ну, так, по ходу.
– А напомни, на каком рубеже истории ты остановился.
– На дальних подступах. Знаю только, что на поросшей хвойным лесом Мянь-горе укрывается нечистая сила. Ну и это вот, знаменитое: чтоб тебе Мянь-гора приснилась!
– Так все и есть. Я, правда, на той горе, настоящей, что на берегу Повенецкого залива, никогда не бывала, поэтому и рассказать о ней ничего не могу. Наша гостиница лишь какое-то, достаточно кривое и слабое, ее отражение. Отблеск, отсвет – как угодно. Отзвук. Эхо. Возможно, не единственное. Такие же отражения имеют и другие волшебные, сказочные места. Но у всех у них есть одна особенность: если ты не склонен к восприятию необычного, ничего и не увидишь. А ты, оказалось, склонен.
– Я же писатель, фантаст! Я эту необычность повсюду выискиваю. Считаешь, это параллельные реальности?
– Не параллельные. И вообще, здесь нечто другое. Потому что не реальность. Не наша реальность.
– А нечистая сила? Она тоже не реальность? Все выдумано? Не более чем красивое предание?
– Она как раз реальность. Но совсем другая.
– А что же? А как же вот это вот все? Я уже запутался: то реальность, то не реальность…
– Что тебе сказать? Ты в своих романах тоже сочиняешь, творишь некую реальность – и после она где-то существует. Мир безграничен, в нем для всего находится место. Может, кто-то однажды попадет в твою реальность и будет дивиться: этого не может быть! Не может. Но вот же, есть! Так и Мянь-гора наша, не может быть, но есть. А с нечистой силой у нас договор, мы к ним не суемся, они к нам. И никаких проблем. Нет, какие-то пересечения случаются, но они не более опасны, чем, скажем, сны. Просто наш местный колорит. Вот так. Так и живем.
– Нормально живете. Весело.
– Спасибо. Но на самом деле, конечно, не совсем нормально.
– Знаешь, после этой ночи с тобой я всегда буду желать, чтобы Мянь-гора мне снова приснилась.
– О! Какой ты, оказывается, милый. Завидую тебе. К сожалению, мне сны не снятся.
– Правда? Отчего же?
– Такова данность.
– Это нельзя исправить? Или вылечить?
– Не знаю. Боюсь, что нет. Я ведь одна из сестер.
– Что же в этом криминального?
– Сестры, если ты помнишь, живя на стоящих рядом двух горах, пекли блины и бросали их друг другу.
– Да.
– Ничего тебе не напоминает?
– В смысле?
– Бросали по воздуху, по небу? Господи! Это же образы солнца и луны!
– А, да-да! Точно! Как я…
– Одна из нас солнечная, другая лунная. День и ночь. Поэтому, мы не можем быть вместе, рядом. На уровне хронометрии.
– Ай-яй-яй! Как же это вас угораздило?
– Об этом лучше спросить у родителей.
– Кто у нас родители?
– Про родителей как-нибудь в другой раз. А лучше и вовсе их не поминать просто так, всуе.
– Пф! Как скажешь. Где же в этой истории собака зарылась?
– Рядом с тобой.
– Не понял?
– Как меня в ресторане Елистрат назвал, помнишь? Вот, это я и есть. И всегда ей была. Всегда имела характер стервический. Ну, уродилась такой, пес его знает, почему, плюс, тяжелые условия жизнедеятельности. Ночные, как ты помнишь. Ночь на все и на всех накладывает свой отпечаток, ночью не до нежностей и сантиментов.
– Мне кажется, наоборот. Ночь нежна!
– Тем не менее, без сестры я скучала, как и она по мне, нам хотелось быть вместе. Вот она мне однажды и сказала: продай собаку свою, и приходи за расчетом на Мянь-гору. Не этими словами, конечно, но, по сути – так. Слова после молва подобрала. То есть, это значит: оставь свой сучий характер там, где ты есть, и приходи домой. Ведь Мянь-гора наш общий дом.
– Что же ты?
– Так и сделала. И честно пыталась быть хорошей, любить сестру, и все такое. Но быть хорошей это не про меня. К сожалению, или к счастью, не знаю. Короче говоря, вскоре натура моя вновь взяла верх, и я принялась за старое. Однажды я увела у Мины жениха.
– У Нины?
– Мы зовем ее Миной.
– Так. И что дальше?
– Конечно, она мне этого не простила. Тем более что с моей стороны не было никакого чувства, а была лишь прихоть. После этого мы вновь разошлись, не пространственно, а во времени. Поделили сутки пополам и перестали общаться. Стараемся, во всяком случае, избегать друг друга. Она директор с семи утра до семи вечера, я – с семи вечера до семи утра. При таком разделении, как ты понимаешь, она все больше чахнет в кабинете, не имея возможности устроить личную жизнь, я, напротив, захлебываюсь в ее бурлении. И ей, и мне нужны перемены, но мы обе, похоже, в тупике, причем давно, и не можем из него выбраться. Получается замкнутый круг, ловушка: чем дольше мы не разговариваем, тем трудней начать разговор. тем невозможней сделать шаг навстречу.
– Что тут скажешь… Печально.
– Да, невероятно. И, знаешь, тебя я тоже увела у нее. Ведь она на тебя запала, со всеми книгами твоими. Она могла встретиться с тобой, если бы я разрешила. Но я ей не позволила. Просто потому, что наступило мое время, а ты показался мне интересным и достойным кандидатом. Да и из вредности, из-за своего собачьего характера.
– Звучит обидно.
– Говорю, как есть.
– То-то я не понял, откуда ты взялась. Ну, там, в ресторане.
– А ты что, заметил подмену?
– Конечно. Солнце и луна, вообще-то, разные.
– И тебе было все равно?
– Если так ставить вопрос, немедленно начинаешь чувствовать себя подлецом. Не, было не все равно. Но я был не против. Потому что ты прекрасна так же, как твоя сестра. А она хороша не менее чем ты. И вообще, я думаю, что вам часто нужно меняться местами. Тебе – влюбиться днем, ей – провести бурную ночь с объектом своей – или твоей – дневной страсти. И не одну ночь. И все тогда у вас наладится.
– Думаешь?
– Конечно!
– Разве это возможно?
– Почему нет? Луна часто видна на дневном небосклоне. Уверен, и солнце может воссиять, если не на ночном, так на искусственном небе. Жизнь разнообразна и полна сюрпризов. Да ладно, ты и сама это знаешь. В Мянь-горе возможно все! Просто кто-то должен сделать первый шаг.
Эвелина порывисто обняла Феликса, прижалась к его лбу губами, получился долгий тропически жаркий и влажный поцелуй.
– Спасибо тебе, – сказала охрипшим голосом. – За твой позитивный настрой и общее… расположение. Теперь я полностью уверена, что твое появление не случайно.
– О чем ты? Я как раз думаю, что все очень и очень случайно. И то, что я оказался в Загубинске вашем, и что мы встретились.
– Нет-нет, никто в Мянь-горе просто так не оказывается. Исключено. Думаю, ты здесь, чтобы примирить нас с сестрой.
– Каким образом? Скорей, наоборот. И мне, кстати, очень жаль, что я мог нарушить существующее равновесие.
– Вот его как раз и нужно было нарушить. Ты, может, сам не понял, не заметил, но ты сказал очень для меня важные вещи… Она задумалась, потом повторила размеренно: – Очень важные. И, вздрогнув, будто очнувшись, добавила: – А, может, и не только для этого, может, есть и другая причина. Знаешь, мне что-то тревожно за тебя стало…
– Да ладно, не выдумывай! Я всего лишь писатель, и еще игрок в покер – кому с меня какой прок?
– Не знаю. Но слушай, я хочу сказать тебе одну вещь. Которую говорить не должна. Но скажу, потому что хочу тебя отблагодарить. Молчи, молчи… В общем, в Мянь-гору можно попасть, уйти в нее, причем из любого места. Но есть тонкость. Это возможно не всегда, а лишь в момент наивысшей опасности, когда окажется, что жить тебе осталось, быть может, мгновение. Ну, знаешь, когда кажется, что все… Вот в это мгновение нужно успеть произнести всем известное и совсем не секретное одно русское слово. Она приникла к его уху и прошептала, что именно нужно сказать.