Облако возмездия

С большими окнами, в два этажа бетонный куб лепился спиной к стоявшему боком по отношению к железной дороге четырехэтажному зданию, в котором, видимо, и располагалась все основные службы железнодорожной администрации.

– Загубинка, – прочитал надпись накладными синими буквами на бетонном фронтоне господин Клер. И, с другого бока: – Вокзал. А, так это станция Загубинка, знаю такую! – почти обрадовался он. – Названа так, этсамое, по речке, Загубинке, которая протекает километрах в трех отсюда. Очень изгибается, понимаешь, то туда, то сюда, потому и название такое. Станция Загубинка, город Загубинск.

– Откуда сведения? – полюбопытствовал Феликс. – Изучаешь географию родного края?

– Я тут бывал. Как-то с друзьями приезжали сюда на охоту. Тут, этсамое, шикарная охота на косулю. Город сам по себе небольшой, кроме станции, депо и военных ничего больше нет, по сути. А дальше на север, – он махнул рукой, указывая куда-то за железную дорогу, – поросшие редкой тайгой сопки. Воля и простор. Вот там самая охота.

– А Магистраль?

– Что Магистраль? Живет своей жизнью. У них положено, по нормативам, через определенные расстояния устраивать депо, мастерские, смену локомотивных бригад… Не знаю, что еще. Вот, выпало на это место. По карте определили – просто ткнули пальцем. В результате появился поселок железнодорожников. Потом пришли военные, стал город. Другого предназначения у этого места нет. А до Магистрали тут вообще никто не жил.

– Нас-то, зачем здесь отцепили?

– Вот сейчас и узнаем.

Вокзал стоял на высоком фундаменте и был обустроен широким крыльцом, своеобразной террасой по кругу, с которой на две стороны – к путям и непосредственно на площадь, – спускались широкие ступени. Поднявшись на крыльцо, Нетрой с возвышения довершил осмотр пространства.

Через площадь, прямо напротив вокзала, находилось довольно симпатичное, а по здешним реалиям – просто шикарное трехэтажное здание из розового кирпича. Особую прелесть придавал ему выложенный ярким желто-оранжевым камнем декор, ленточные орнаменты и русты. По фасаду пламенеющими алыми с желтой обводкой буквами гордое название – отель Люкс. И, чтобы добить сомневающихся и подтолкнуть нерешительных к заселению – пять звезд, полумесяцем. Этажом ниже вывеска попроще: ресторан Витязь. Перед дверями ресторана высокое чугунное крыльцо с ажурными перилами и под кокетливо изогнутым в виде дамского капора козырьком.

Справа, в одну линию с гостиницей, но чуть отступая вглубь и на высокой насыпи – пятиэтажка из силикатного кирпича, с аптекой на первом этаже. Напротив, под углом к первой, еще одна такая же пятиэтажка. Сходясь, эти два дома образовывали узкую горловину, через которую площадь изливалась короткой улицей в южном направлении, в сторону центра.

Этот привокзальный майдан поражал какой-то отчаянной неприкаянностью и, что ли, заброшенностью. Случайностью, будто образовался сам собой, благодаря естественному упражнению пространства, и никто обладающий тренированной фантазией не корпел над его планом. Вид он потому имел совершенно необжитой и как бы временный, несмотря на то, что повсюду толпились группы людей. Однако люди выглядели молчаливыми и неподвижными, будто, точно общим горем, были придавлены к скамейкам, каменным парапетам и собственным баулам безнадегой ожидания чего-то невозможного. Реально ощутимое чувство отчужденности вокзального пространства, изъятия его из остального космоса, еще усиливалось внешним видом этих пятиэтажек. Они, во-первых, стояли, повернувшись к площади спиной. Многие балконы были застеклены – в порядке частной инициативы и вразнобой подручными средствами. другие пестрели развешенным на веревках для просушки бельем, передававшим особой сигнальной азбукой последнее послание остающихся: прощай, безнадега. И ни одного человека, ни в окне, ни на балконе, точно оставшиеся в них жители уже забыли о решившихся на побег. За ненадобностью.

Мимо, не сбавляя скорости, пронесся очередной состав. Машинист дал гудок, и протяжный рев локомотива, дробясь отлетающим грохотом, потянулся за вагонами в область постоянно возникающего разрежения, заполняя пустоту в душах ожидающих своей очереди уехать остаточным гулом и беспросветной тоской.

Вокзал проходящих поездов.

– Да, попали, – уловил чуткой душой общее настроение Феликс. Он, вообще-то, любил иные места и пейзажи. Бывают виды, знаете, едва взглянув на которые сразу почувствуешь узнавание, и такое нежное поглаживание по глазам, словно вернулся в знакомую когда-то прежде сказку. Загубинск выглядел по-другому, именно, как город, выстроенный потому лишь, что все равно надо было что-то строить. Равнодушие и тоска.

Проводив поезд глазами, и в некотором недоумении пожав плечами, члены делегации покерной общественности вошли в вокзал.

Их встретил высокий, светлый, отделанный бежево-коричневым мрамором, зал. В принципе-то, нормально, подумал, оценив интерьер, Феликс. Зал ожидания совмещен с кассовым. Чистенько. Много растений в горшках и кадках. Атмосфера, правда, после улицы сразу показалась ему душной, видимо, здесь давно не проветривали. И то, правда, эти высокие громадные окна попробуй еще открой.

Примерно четверть, а то и треть помещения занимали места для сидения, обычные вокзальные кресла из формованной гнутой фанеры, и все эти места были заняты разнообразным народом. Люди сидели, лежали, спали и, судя по всему, жили здесь не один день, держась за места в зале, как за явное преимущество. Внутренняя атмосфера была их личной атмосферой, во многом ими же сотворенной, выстраданной, надышанной и намоленной, и люди не роптали, ожидая приближения лишь Всевышнему известного времени «Ч». Вообще, Нетроя всегда поражал этот феномен русского бесконечного долготерпения. Люди могли ждать невероятно долго какого-то изменения в судьбе, личной или всего народа, просто вычеркивая дни ожидания, будто точно знали, что они приплюсуются к их будущей жизни. Все равно ведь деваться некуда, так чего ради дергаться, портить нервы, тратить силы? Но, вот когда терпение кончится, тогда – о-хо-хо! Кто прав, кто виноват – мало никому не покажется. Пока же, слава Богу, все было спокойно, как в храме, как в капсуле анабиоза.

– Что-то тут, этсамое, пустовато, – остановившись посреди зала, определил обстановку господин Клер. – В смысле, очередей нет. Кассы не работают, что ли?

– Да, и кофе я, похоже, тоже уже напилась, – впервые с момента покидания вагона подала голос Лимбо.

– Ну-ка, спросим…

Они подошли к кассам. Устроенные по-современному, за большими стеклами, ярко освещенные, их было четыре, но работала, судя по всему, лишь одна, под номером три. Ну, как работала? В этой хотя бы присутствовала кассир, в то время как в трех других местоблюдение было доверено пустующим креслам. Женщина со скорбным лицом восседала за столом, поверх форменного кителя плечи ее укрывал красивый платок, поскромней, чем у Агафьи Борисовны, но тоже весьма нарядный. Могло создаться впечатление, что там, в кассовом отсеке ужасно холодно, однако, учитывая, что снаружи буйствовало лето, это было не так. Скорей всего, платок на плечах – дань традиции. И также отличительный знак местной интеллигенции, к которой без сомнения относятся кассиры железнодорожных касс. Как и прочие железнодорожники. Все эти измышления проносились в голове Нетроя свободным потоком, мозг его, несмотря на необычность ситуации, в которой оказался хозяин, работал в привычном режиме, все подмечая и комментируя.

Кассирша завтракала. На столе перед ней лежал распотрошенный сверток, да курилась паром чашка с чем-то горячим. Обняв себя рукой, она сосредоточенно жевала бутерброд с вареной колбасой, элегантно придерживая ее сверху пальцем. Остальные пальцы топорщились изящным веером. В кассе, как и во всем вокзале, обитало множество мух, поэтому и на полке под окошком, и на столе внутри, лежали листы бумаги с какой-то приманивающей гадостью, черные от налипших на них насекомых.

На возникших пред ее очами потенциальных просителей кассир никак не отреагировала, сразу обозначив пропасть между ними, которую не преодолеть. Впечатление создалось такое, будто перед ней не стекло витринное, а зеркало, в которое она смотрела остановившимся взглядом, не замечая ни себя, ни кого. Господин Клер склонился к полукруглому проему внизу и спросил как можно более деликатно: