Цветок для Тьмы

– Но, мой лорд… – начинает Гарет, крепче стиснув мою руку.

– Ты меня не услышал? – высокомерно вскинув голову, цедит лорд Бажир. – Эта девушка будет прислуживать его светлейшеству. Проводи их.

– Как вам будет угодно, – Гарет склоняется перед лордом, а потом поворачивается и еще ниже кланяется хайлорду. – Прошу вас, – указывает на высокие окованные металлом двери в обращенном к нам угле треугольника.

При нашем появлении в просторном холле сразу же вспыхивают прикрепленные к стенам факелы и множат на каменном полу наши тени. Гигантские вепри из красного камня огромными клыками подпирают сводчатый потолок. Его центр, выложенный, как мозаикой, кроваво-красными и молочно-белыми стеклышками рассеивает бледный солнечный свет и создает ощущение, что потки крови льются на расположенную прямо под ним величественную статую того же вепря. Он выглядит так, будто вот-вот бросится. Может, если гость не желанный, то и бросится…

Жуткое зрелище.

Я невольно пячусь, не хочу приближаться к скалящейся зверюге, и натыкаюсь на хайлорда, следующего чуть позади Гарета. Плечо незамедлительно отзывается болью, словно ударилась об одну их каменных скульптур, и чувствую, как меня подхватывают такие же твердые и прохладные руки.

– Аккуратнее, – раздается над ухом и колкими иголками прокатывается по шее.

– Знай свое место, – Гарет дергает за руку так сильно, что едва не отрывает ее. Его голос тих, но в нем столько подавляемой злости, что уверена, если еще раз оступлюсь и посмею коснуться хайлорда, то руку мне все-таки оторвут.

Опускаю голову и стараюсь смотреть под ноги, чтобы больше не давать повода делать мне больно… да и скатывающиеся по щекам слезы в таком положении никто не увидит.

Слишком круто и слишком быстро изменилась моя жизнь от степенной размеренности храма до безумной скачки на лошади и побоев. Мне до сих пор не верится, что все происходит именно со мной. Кажется, что это дурной сон, и стоит проснуться, как рядом снова будет верховная жрица, укоряющая за опоздание на ритуальный танец встречи солнца.

Порывистый вздох нарушает стройный ритм чеканных шагов. Пропыленные бордовые сапоги перед моими глазами на миг замирают. Замираю и я, ожидая расплату за неуместное проявление тоски.

– Сюда, хайлорд, – сапоги со скрипом разворачиваются и снова шагают.

Спиной чувствую близость стужи. Ощущение странное – я знаю, что она есть, она близко, и при желании мужчины в капюшоне может наброситься в любой момент, но сейчас не чувствую ледяных касаний, будто их что-то сдерживает или отгораживает от меня.

Глава 3. Перемены

Сначала не понимаю, куда мы идем – впереди одна сплошная стена, но при нашем приближении она рассеивается туманом и показывается арочный проход, украшенный лепниной в виде тех же клыков вепрей.

В просторном коридоре тоже зябко, шаги глушит толстый ковер, но я его почти не чувствую заледеневшими ступнями. Почему здесь так холодно?

Решаюсь поднять голову и осмотреться.

Здесь нет факелов, а вместо них каменные головы вепрей, и в их оскаленных пастях пляшет красно-оранжевое пламя, отчего клыки кажутся еще более острыми, и глаза светятся точно угли.

Страшно. Кажется, все ни смотрят на тебя, выжидая удобного момента, чтобы напасть. С трудом сдерживаю зябкую дрожь. Кошусь на Гарета – его лицо тоже напоминает каменную маску, а скользящие тени каждый раз меняют его выражение от отстраненного до убийственно-злого.

Я все-таки вздрагиваю, и жесткие пальцы еще сильнее стискивают мое запястье. Кажется, оно вот-вот сломается.

Неужели так боится, что я убегу? Но как это возможно? Здесь даже окон нет. Торопливо окидываю взглядом стены.

Хищно и опасно поблескивают лезвия развешанных мечей, топоров, секир. Под переменчивым светом пламени батальные сцены на гобеленах словно оживают. Я почти слышу звон, с которым скрещивается сталь, свист стрел, крики людей, чувствую соленый вкус крови на губах и… подступающий промозглый холод. Хочется сжаться, зажмуриться, зажать уши, чтобы ничего не видеть и не слышать, но боюсь возвышающегося надо мной Гарета.

Признаться, вначале у меня была мысль сбежать, вернуться в храм, к жрице, но, после того, как за спиной захлопнулись тяжелые ворота крепости, я поняла – выйти отсюда смогу только, если на то будет желание лорда.

Если…

За что Ашта уготовила мне такую судьбу? Чем я перед ней провинилась?

Мысли уносятся на несколько дней назад. Туда, когда я еще была счастлива и беззаботна, когда танцевала в озере, собирала цветы и… подслушивала разговор жрицы с незнакомцем. Именно в тот день Ашта приняла решение о моей дальнейшей жизни. Вот такой жизни.

***

За несколько дней до этого

Я и сестры, такие же подкидыши неизвестного происхождения, заканчиваем танец плодородия и выходим из чистого, как и все здесь, горного озера. Тонкие, насквозь мокрые сорочки облепляют тело и совсем ничего не скрывают. Просвечивает даже плотно сомкнутый бутон, проявившийся внизу живота при инициации. Здесь он у всех такой. Верховная жрица говорит, что цветок обязательно распустится, когда для этого придет время, и тогда мы вступим в полную силу.

Пробужденные танцем юркие рыбки скользят между нами, из воды поднимаются на длинных стеблях цветы, а мы их собираем, чтобы поднести на алтарь нашей покровительнице Аште.

Дробный перестук лошадиных копыт заставляет всех замереть. Вот уже много лет, с тех пор, как наши земли попали во власть захватчиков и храмы Ашты отстояли собственную независимость, мы перестали видеть в окрестностях людей. Лишь изредка приходили караваны, разговаривали с главной жрицей и уводили одну их девушек, чтобы она стала женой в каком-нибудь из селений, расцвела и приносила на землю счастье, покой и плодородие не только растениям, но и людям, и животным.

Мы знали, что почти всех девушек, с проявившимся при инициации цветком, ждет такая же участь, несмотря на то, что жрицы неохотно отпускают нас в мир, только в тех случаях, когда другого выхода нет. Оставшиеся в храме девушки со временем становятся младшими жрицами, а те, кого Аша не благословила цветком – служанками.

Вместе со звонким цоканьем веет непривычной прохладой. В промокших сорочках становится очень холодно, но любопытство не дает покоя – что принесет неизвестный путник в наш уединенный храм?

Обхватив себя руками и зябко ежась, мы спешим к главному и единственному входу, через который должен въехать всадник.

Неужели пришло время расставаться с одной из сестер? И, судя по тому, что я еще не достигла возраста жрицы, а сестры – брачного, то расставаться придется именно со мной?..

Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Я привыкла к храму, к знакомым порядкам, к жрицам, но в то же время снедало любопытство – а что там, за храмовыми стенами?

Передав сестрам самые свежие, самые чистые, без единого темного пятнышка, цветы, я отправила их в храм, себе же взяла остальные и присела на невысокую каменную скамью, сделав вид, что раздергиваю стебли цветов на волокна, чтобы потом соткать из них ткань – самую нежную, самую тонкую и шелковистую, в холода согревающую, а в зной дающую прохладу. Эта ткань пользуется в городах большим спросом и позволяет нам удовлетворять все насущные потребности. Собственно, и сорочки, что сейчас на нас, сшиты из этой же ткани – текучей, словно вода, и очень-очень тонкой.

Жрица величественно подплывает к воротам, о которые уже грохочут кулаки всадника, и отпирает засов.

– Могу я ступить на священную землю Ашты? – холодно и совсем не почтительно спрашивает незнакомец.

– Мы всегда рады гостям с благими помыслами, – привычно-ласково отвечает жрица. Я никогда не слышала, чтобы она сердилась. Верховная жрица всегда была возвышенно-спокойна.

– Только с благими. Вы можете уделить мне несколько минут для разговора?

Несколько мгновений жрица колеблется и не сразу пропускает гостя, но наконец освобождает проход.