Тафгай.

- Докамандовался! – Высказал мне в раздевалке игрок четвёртой тройки Орлов, растянувшись в кресле.

- Не понял? – Я угрожающе встал и навис над партнёром по команде. – Ваша тройка закончила первый период с минус два! Виталич, - обратился я к растерянному ассистенту «папы», - запиши, во втором периоде играем в три тройки нападения и в две пары защитников, как ленинградцы. Либеральные эксперименты первой двадцатиминутке обнуляем. Есть желание получить в торец? – Я посмотрел на тройку Орлова.

- Лёха? Сергеич? – Орлов ища поддержки, посмотрел на капитана и нашего прославленного вратаря. – Какого х…я?

- Бухать нужно было меньше, - махнул рукой Мишин.

- А ты наливал? – Обиделся Володя Орлов.

- Наливал, не наливал, навозили вас - будь здоров, теперь сушите вёсла, - Коноваленко тоже встал на мою сторону.

Перед выходом на вторые двадцать минут Леша Миши меня тормознул в подтрибунке:

- Помнишь на тренировке, как Фрола посадил на попу? – Улыбнулся он. – Давай так по Ленинграду вдарь. Расшевелим команду.

- Вдарю как «Аврора» в семнадцатом году, - согласился я, тем более на их капитана Козлова уже итак кулаки чесались.

И в первую же смену на лёд выкатилось наше юношеское звено. У армейцев ожидаемо оказались в старте Козлов с Егоровым, и кроме них вторая тройка нападения с центрфорвардом Вячеславом Солодухиным. После вбрасывания шайбой, к сожалению, завладели хоккеисты с города на Неве. И поэтому какое-то время мы пытались как можно строже отпахать в обороне.

А вот когда Коноваленко отбил шайбу перед собой, тут уже наступило моё время. Славу Солодухина я могучим плечом оттёр в сторону и отпасовал вправо на Ковина, получил обратную передачу и повёл тройку нападения в атаку. И перейдя центральную красную линию, я закинул шайбу по высокой траектории в левое закругление, туда, куда первым должен был добраться защитник армейцев Паша Козлов.

- Скворец, не лезь! Уйди на пятак! – Успел крикнуть я своему партнёру по звену, и сам полетел в тот угол площадки.

Козлов, как я и ожидал, пока шайбу выковыривал, пока разворачивался, пока смотрел где партнёры, встал так, что просто невозможно было промахнуться. Поэтому я, разогнавшись как электричка, со всей дури въехал в этого ленинградского здоровяка, деревянный борт жалобно затрещал, а зрители на трибунах взвыли громче, чем после забитого гола. Каска Козлова подлетела вверх, сам он грохнулся там же где и стоял, а шайба отползла прямо мне на крюк. Я в мгновение сделал пас на Скворцова, который послушно ждал передачи перед воротами Шаповалова, и Сашка в одно касание вогнал черный диск точно в угол.

- Го-о-ол! – Заорали болельщики.

- А-а-а! – Заголосила наша скамейка.

- Судья, ты куда, мать твою, смотришь?! – Крикнул, стоящий у борта тренер ленинградцев Пучков. – Нарушение, твою мать!

- Николай Георгиевич, силовая борьба, - развел руки в стороны рефери и показал на центр, а на табло цифры с 1 : 2, поменялись на 2 : 2.

Козлов же встал, потряс головой, отряхнулся от ледяной крошки, подобрал каску, и как ни в чем не бывало, покатил на смену. «Будет мстить», - без сомнения подумал я, усаживаясь на скамейку запасных.

- Мастерски вмазал, - похлопал меня по плечу ассистент главного Виталич. – Сейчас держись. Покалечит.

- Если покалечат, считайте меня комсомольцем, - пробухтел я.

И в следующей же смене, Козлов действительно чуть не выписал мне комсомольский билет и не нацепил комсомольский значок на одно место. Однако я в свое время побывал в таких хоккейных передрягах, что Паше Козлову и не снилось. Поэтому когда капитан армейцев с Невы, в средней зоне летел на меня, я мало того, что вовремя успел присесть, я ещё отдал передачу на Ковина. И пока Козлов перелетал через меня рыбкой, мои пионеры-герои забили третью шайбу, разыграв простенькую комбинацию на двоих. Табло показало 3 : 2, а Виталич опять начал причитать:

- Ну, всё теперь тебе точно конец. Козлов – он бешенный. Пока не пришибёт, не успокоится.

- Если он бешенный, чего же его среди здоровых держат? - Улыбнулся я, наблюдая, как на ледовом поле тройка Федотова забивает растерянным ленинградцам четвёртый гол. – Молодчики!

Однако после такой бурной половины второго периода, когда мы сделали счёт 4 : 2, игра резко успокоилась. Мы не лезли добивать своего соперника, хотелось сэкономить силы на третью двадцатиминутку, игроки же СКА пытались прийти в себя и нащупать наши слабые места в обороне. Даже Козлов теперь не гонялся за мной, а лишь иногда посматривал исподлобья, думая свои нехорошие думы. Но где-то минуты за три, проезжая мимо капитана ленинградцев, я тихо спросил:

- Чё, Паша, спёкся?

Козлов заревел, как раненый зверь и на глазах судьи двинул меня клюшкой в спину. Я рухнул на лёд и затих. Потом немного подвигал мышцами, вроде всё работает, но вставать решил не спешить. Рефери выписал большой штраф наивному хоккейному хулигану. «Ой, балбес, - подумал я. – Это же целых пять минут игры в меньшинстве и удаление до конца матча!» Затем моё здоровое тело партнёры подняли под мышки и повезли на скамейку запасных.

- Не растрясите, - шепнул я им, - за ноги поддерживай, куда бросил? Вот так, нежнее.

В игре образовалась небольшая пауза, Пучков пытался доказать, что Козлова просто спровоцировали. А я подвигался, попрыгал, и на немой вопрос всей команды о самочувствии, улыбнувшись, ответил:

- Могу сказать однозначно, чувствую себя хреново, но в трудный час бросить команду не имею право. Виталич, записывай. Сейчас большинство разыграем по новой прогрессивной схеме - один защитник, четыре нападающих. И называется она – «конверт».

Спустя ещё минуту, когда все успокоились, а Козлов, громко выражаясь, утопал в раздевалку, ассистент Виталич облегченно перекрестился. На лёд мы вышли в следующем сочетании: закрывать синюю линию поставили защитника Астафьева. По краям расставились Мишин и Фролов. На пятачке перед вратарём встал я. А в центре «конверта» расположился Саша Федотов. Неизвестное построение при розыгрыше лишнего игрока ввело во временный ступор всю четвёрку обороняющихся ленинградцев. И не самоотверженная игра вратаря Шаповалова, не крики тренера Пучкова, не бросающиеся под шайбу защитники армейцев с Невы, ничто не спасло СКА от ещё двух забитых шайб. Первый гол забил я, подставив клюшку под прострел, а второй Леша Мишин, добив шайбу уже в пустые ворота.

- Ну, Тихоныч, удивится, когда из больницы выпишут! – Радовался ассистент главного тренера Виталич. – Разнесли бронзового призёра прошлого чемпионата СССР 6 : 2!

- Я бы так не радовался, - хмыкнул я, рассматривая в зеркало здоровенный синячище поперёк хребта. – Во-первых, ещё впереди третий период. Во-вторых, «папа» теперь подумает, что без него команда играет лучше, чем с ним, и сделает выводы, что ты Виталич его подсиживаешь.

- А что тогда делать? – Растерялся помощник Прилепского.

- Записывай, Виталич, - засмеялся капитан Алексей Мишин. – Покупаешь в ресторане апельсины и коньяк, и едешь в больницу, где рассказываешь, что «Торпедо» сегодня билось за него.

- А если ему коньяк нельзя? – Пробормотал растерянный ассистент.

- Не волнуйся, коньяк не пропадёт, - ответил я, поглядывая на команду. – Поэтому возьми сразу два. Мужики, кроме шуток, давайте с этим делом поскромнее. Хотя бы до среды.

- Правильное предложение, - согласился вратарь Коноваленко. – Но тогда Виталич возьми сразу три, чтобы было за что терпеть. А теперь давай на лёд, пока мышцы не остыли.