Поймать кураж.

Домой мы шли молча. Батя был смурной, и мне казалось, что он остался, не очень доволен разговором с приятелем. Или, скорее всеготем, что наговорил ему лишнего.

— Что так долго! — был первый мамин вопрос, — я уже обед второй раз разогреваться поставила. Аааа, все понятно, опять пил пиво!

— Да ладно, Наташа, ну, всего по паре кружек со Скворцом тяпнули, ерунда какая, — начал оправдываться отец.

Мама вопросительно посмотрела на меня, я естественно подтвердил папины слова, и она безнадежно махнула рукой.

— Сашка, не может врать, не ври, — с упреком сказала она, — я вашу Алексеевскую породу насквозь вижу, твой отец будет пить пиво, пока оно у него изо рта не польется.

Батя оживленно потер руки.

— Много лишних слов, из кухни такой запах идет, мать, мы проголодались, давай мечи все на стол.

Мама укоризненно глянула на него и пошла, накрывать на стол. За обедом опять пришлось рассказывать о своей жизни на Соэте. Но в этот раз отец слушал меня рассеянно. А затем сказал:

— Я так понимаю, что обратно тебе уже не попасть, дорога закрыта, значит, пора забывать об этих приключениях, и больше никому не рассказывать. Память у тебя теперь феноменальная, так, что займись лучше своей новой биографией, это будет лучше для всех нас.

Мама, слушая его, нахмурилась и неожиданно спросила,

— Игорь, скажи, что ты сообщил Сергею?

Батя смутился и начал сбивчиво объяснять, что ничего серьезного он не говорил. Однако мама безнадежно махнула рукой.

— Эх, десантура ты моя! Не можешь язык свой придержать, опять, что-то лишнее ляпнул. А твой Скворцов, он на ходу подметки рвет. Одна надежда, что уж слишком все неправдоподобно, никто просто не поверит, тем более, что доказательств никаких, кроме наших слов. Помочь то он хоть обещал?

— А как же! — воодушевился отец, — сказал, что проверит, что там за ломбард и кто его крышует, ну, и пообещал, если, что эту крышу успокоить. Ему ведь стрелки для этого забивать не надо.

— Что за стрелки, — полюбопытствовал я, — куда их забивать?

— Не обращай внимания, — сказала мама, — это у теперешних бандюков такие выражения в ходу. Неделю телевизор посмотришь и сам все узнаешь. Только и слышишь каждый день: крыша, стрелки, обезбашенные, отморозки.

— Ух, ты! — восхитился я, — ни одного слова не знаю. А кто такие обезбашенные, как понять?

Отец усмехнулся и сказал:

— Это те парни у которых башню сносит, то есть голову.

— с обезбашенными понятно, — согласился я, — пап, а кто такие отморозки?

— Саша, перестань! Поговорим о другом — попросила мама, — узнаешь все со временем, самому надоест.

Но отец все же ответил:

— А отморозки, Саня, это те, у кого к жизни человеческой никакого уважения нет. Они за копейку человека убить могут, а то и просто так.

На какое-то время я замолчал, с удовольствием хлебая рассольник. А потом мне пришла в голову одна мысль, и я спросил:

— Папа, а ты сейчас коммунист, или нет, и вообще Коммунистическая партия еще существует?

Отец неожиданно покраснел.

— Ты знаешь сын, последние годы столько событий произошло. Разочаровался я в партии, честно скажу, Но билет свой партийный никуда не сдал, держу на память, о тех временах. А партия еще существует, там правда почти все старые коммунисты остались, молодежи нет совсем.

— Понятно, — медленно сказал я, говорить особо не хотелось, настроение упало.

Еще бы, я ведь искренне верил, что у нас скоро будет коммунизм, в детской энциклопедии было так здорово про это написано. А оказалось — это все вранье. Неужели так можно врать?

— Нет, — подумав, решил я, — наверно то люди тоже верили в то, о чем писали. Но враги оказались умнее и хитрее. И теперь мне предстоит жить совсем в другой стране. В которой я за два дня увидел столько нищих, сколько не видел за всю свою прошлую жизнь.

— Саша, — прервала мама мои размышления, — ты о чем задумался? Не падай духом, ведь жизнь продолжается, не смотря ни на что. Что нас ждет впереди, никто предсказать не может, будем надеяться, что будет больше хорошего. А твоя задача хорошо учиться, потому, что с образованием ты не пропадешь.

Отец скептически хмыкнул:

— То-то я смотрю, все парни хотят стать бандитами, а девчонки путанами.

Мама уничтожающим взглядом глянула на отца, но я уже открыл рот.

— Папа, а кто такие путаны, это артистки такие?

Батя засмеялся.

— Ха-ха, Саня, в точку попал, это именно артистки!

— Игорь, как тебе не стыдно, немедленно прекрати, — заволновалась мама, — а тебе сынок рано знать, кто это такие, не дорос еще.

По реакции родителей я сразу сообразил, кто такие эти путаны и чем занимаются, но расстраивать их не хотелось, поэтому о своих догадках промолчал. Однако тут же вспомнил анекдот про то, как Вовочка спрашивал родителей о сексе и невольно засмеялся.

Мама с подозрением глянула на меня, но о причине смеха не спросила.

После обеда, отец потянулся и сообщил:

— А вздремну я, пожалуй, минуток двести.

Мама в ответ сообщила

— Я посуду помою и тоже прилягу.

Мне спать совершенно не хотелось, поэтому я предложил:

— Мам, давай я посуду помою, а потом пойду гулять.

— Никаких прогулок! — категорично заявила мама, — только с отцом.

Батя недовольно засопел.

— Наташа, ты его все равно не сможешь его постоянно держать под присмотром, пусть идет, погуляет во дворе, — сказал он.

Мама в очередной раз пустила слезу.

— Игорь, ну, как ты не понимаешь, я боюсь, боюсь, что он снова исчезнет, а у меня нет в запасе еще тридцати лет, чтобы дождаться его возвращения. Сашенька, пожалуйста, не уходи, папа отдохнет и с тобой прогуляется.

Мамины слезы подействовали, и я нехотя согласился.

— Ладно, я, пока вы отдыхаете, что-нибудь почитаю, хотя бы газеты, хочется узнать подробней, что случилось с нашей страной.

Вот и ладненько, — обрадовалась мама, и сразу принесла мне огромную стопу газет, — вот читай, я для ремонта их копила, только не мусори и как прочитаешь, обратно складывай аккуратно.

Вскоре в квартире стало тихо, и только я неутомимо шелестел газетами, фотографически укладывая полезные и бесполезные сведенья в свою голову¸ оставив их осмысление на потом.

Глава тридцать пятая

В лесу было сумрачно и влажно, я легко бежал по веткам, перепрыгивая с одной на другую, прыжками в три-четыре метра, толстая кора упруго прогибалась под моими мягкими кожаными сапогами. Но вот очередное дерево оказалось на приличном расстоянии, в просвете далеко внизу виднелась болотистая почва с множеством луж. В голове ярко высветилось замысловатое плетение и толстая ветвь, на которой я стоял, со скрипом опустилась намного ниже и дала возможность продолжить мой путь. Отстраненно подумалось:

— Интересно, почему нет никакого головокружения и боязни высоты?

Но ноги продолжали нести меня дальше к неизвестной цели.

Неожиданно я спрыгнул на спину огромного зеленого зверя, перед глазами вновь высветилось мерцающее плетение, и громадное чудовище, коротко глянув на меня змеиной головой на длинной шее, понеслось по лесу, ломая с треском и шумом кусты и мелкие деревья.

Но вот деревья стали редеть. И, наконец, я увидел солнце Соэты. Мой зверь — элеант, всплыло название в голове, встал, как вкопанный перед большой прогалиной, залитой солнечным светом. Посреди нее стояло красивое изящное здание.

Я соскользнул со спины элеанта и легко приземлился на мягкую лесную подстилку с высоты пятнадцати метров. Зверь протяжно замычал, выдрал огромный пук травы вместе с корнями и медленно направился обратно в лес.