Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 37

Ничего же не произошло!

Поцелуй-то детский!

А сколько гордости во мне!

Нет! Так не честно! Мало! Губы в губы… можно сказать, я с бабушкой так целовалась.

Но эффект, словно между нами случилось что-то невероятное, интимное и потаённое. Тело на секунду напряглось, задрожала нижняя губа, я уставилась на парня во все глаза.

Из моих рук выпал стакан с колой. Илья рассмеялся, простосердечно так, открыто. Без издёвки или презрения.

— Не ожидала! — усмехнулась я, глядя себе под ноги.

Наша с Ильёй обувь была облита лимонадом.

Ветров поднял с асфальта стаканчик и выкинул в урну.

— Ничего, нам одного хватит, — он показал свой стакан и поманил за собой. — Пошли в парк, Мышонок, на скамейке перекусим.

— Да, — согласилась я.

Пару шагов сделала, расставив руки в стороны, продолжала изучать свои штаны, которые тоже были облиты. Потом догнала длинноногого парня.

Серо-красная плитка дорожек этого парка была частично залита водой. Снег растаял так быстро, что у стволов ещё голых деревьев образовалось «озерцо». Создавалось впечатление, что парк с прудом. Вода была совершенно прозрачной, закрыла землю с прошлогодней пожухлой травой и листьями.

Я с любопытством заглядывала на дно. Закусывая пиццей, скользнула взглядом на другой берег затопленного парка.

Илья заметил, что я не следую за ним, вернулся. Встал рядом со мной, интересуясь, что стало предметом моего пристального внимания.

— Что тебе нравится в этом месте? — бурчал он, жуя свой кусок пиццы.

— Деревья из воды торчат, — ответила я. — Вот бы глубина была, и тепло. Я бы пошла купаться, потому что здесь красиво.

Он предложил стакан с лимонадом, я не отказалась. Парень вытянул шею, заглядывая в лужу.

— А листья какие, — удивился он. — Не все сгнили.

— Карамельная листва, — согласилась я. — Посмотри, будто шоколадный батончик с нугой покрошили.

Илья покосился на меня глазами, темнеющими в вечерних сумерках.

— Мышонок, какая ты всё-таки…

— Какая?

— Фантазёрка, — он допил лимонад и двинулся дальше, ближе к скамейкам. — Дана, ты умеешь вальс танцевать?

— Нет. А ты?

— Умею.

— Научи! — окрылённо выдохнула я.

— Не вопрос, — кивнул Ветер, — но при условии, что ты со мной танцуешь на дне рождения школы.

— Это в четверг? А я успею научиться?! — волновалась я от предвкушения чего-то нового.

— Да, мы будем каждый день тренироваться.

С трудом оторвалась от живописной затопленной части парка, поспешила за своим парнем. Улыбнулась ему.

Ветров смял стаканчик и метким броском попал в урну рядом со скамейкой. На ней сидел хмурый дедушка, который кинул на нас строгий взгляд над очками. Потом продолжил читать свою книгу, хотя уже быстро темнело, и загорались фонари.

Я вытащила платок из кармана, вытерла свой рот, потом, подойдя к Илье, стала ухаживать за ним. Близко придвинулась к парню, почувствовала какой он тёплый.

— Испачкался? — тихо спросил он, подставляя своё лицо для моих ухаживаний.

— Не сильно…

У Ильи верхняя губа с чётким контуром, фигуристая, нижняя чуть пухлая. И когда Илья улыбался, губы растягивались, появлялись в уголках ямочки и одна на правой щеке. Навсегда запомню такую красоту и этот чудесный день. А может, с Ветром каждый день будет таким.

Руки Ильи сомкнулись в кольцо.

Я почти не дышала. Сейчас… Сейчас. Мне нужно проявить инициативу!

Встала на носочки, чмокнула Ветра. Показалось мало, повторила. И всё...





— Несмелый Мышонок, — шептал он. — Так бойко начала.

— Я просто любуюсь, — оправдывалась я. — Говори, как делать. Ты ведь целовался?

Посмотрела в его совершенно потемневшие глаза. Они опять казались чернильными, таинственными.

— Никаких зубов, раскрываешь губки и отдаёшься мне, — при этих словах он меня чуть покачивал в своих объятиях.

— Всё, я готова, давай целоваться, — опять его чмокнула.

Илья немного отпрянул от меня, при этом продолжая держать в объятиях, медленно склонил голову набок. Указательным пальцем ласково, чуть касаясь, приподнял мой подбородок, направляя к себе.

Я приоткрыла губы и прикрыла глаза.

Чмоканья, они не такие яркие, ведь самое интересное в поцелуе, что он влажный. И это невероятно будоражило.

У меня что-то внутри напряглось, и я не понимала, в какой части тела. Его губы на моих, язык прошёлся по нижней губе и несмело влился в мой рот.

Вкусный и сладкий.

Мне казалось, волосы дыбом встали, по телу сотни мурашек, опять дрожь, слабость в ногах такая, что я вынуждена была ухватить Илью за руку. И он откликнулся. Сильно прижал меня, проникая всё глубже… Я навстречу подалась. Спрятанная им, податливо отвечала на ласку. Иначе не назовёшь, он нежил меня и голубил. Его шёлковый язык, нежнейшие губы, невероятные ощущения, тёплые чувства.

Любовь.

Эмоции выплёскивались за пределы моего сознания, тело невероятно реагировало неконтролируемым трепетом, что рос внутри, и я из-за перенапряжения вынуждена была отпрянуть. По щекам потекли слёзы. Это было так упоённо, что я испугалась.

Он ничего не спрашивал. Не улыбался. Руку сунул в карман моего пальто, нашёл платочек. Заботливо вытер с моих глаз слёзы и, наверное, потёкшую тушь.

— Вальс? — тихо спросил Илья с доброй улыбкой.

Вечером его глаза совсем пропали в тени широких бровей, волосы стали дегтярными, и все черты лица словно нарисованные на маленькой картинке комикса.

— Ты герой, — вдруг выдала я.

Немного несдержанно получилось.

— Герой — это тот, кто совершил геройский поступок, — ударил пальцем по кончику моего носа.

— В смысле, ты сейчас, в сумерках, похож на рисованного героя.

— О! — он посмотрел куда-то наверх. — Забываю, что у тебя странное мышление. Ты не всегда употребляешь слова в их прямом значении. К этому ещё привыкнуть надо. Скажи, Мышонок, а почему у нас сегодня с утра так странно получилось? Вроде вместе спали, а ты даже не подошла ко мне, испугалась чего-то.

— Я испугалась тебя в капюшоне куртки, — с готовностью ответила я и улыбнулась ему, когда он нахмурился. Протараторила: — В капюшоне ты злой парень из моего класса, который больно схватил меня за руку и утащил в уголок у подъезда пятиэтажки. Чужой и незнакомый. А спала я с Ильёй. Проснулась, а в комнате пацан в капюшоне. Я знаю, что странная, но у меня неприязнь к изменениям. Не то чтобы вот я расстраивалась, но всё должно лежать на своих местах, и людей это касается тоже…

— Все должны лежать на своих местах? — рассмеялся Ветер.

Я на мгновение зависла от его прекрасной улыбки.

— Нет, — ответила я, — просто близкие люди не должны меня обижать, иначе я начинаю их делить на плохую сторону и хорошую, и обязательно прибавляю ассоциации.

Он нахмурился, пытаясь меня понять.

— Если ты пугал меня в капюшоне, держа руки в карманах, то именно в таком виде я больше никогда тебя не подпущу к себе, — объяснила я и, поджав губы, отвернулась.

— Но я же сейчас в том же костюме.

— Но руки ты не держишь в карманах, и нет капюшона на голове!

— То есть всё так сложно?!

— Нет, это легко.

— Для тебя.

— Меня никто не понимает, — всплеснула руками.

— Я понимаю, — строго и даже немного грозно сказал Илья. — А родители тебя обижали хоть раз?

— Мама мне неблизкая, — я вздохнула, посмотрела по сторонам. — Она может делать всё, что захочет. А папа никогда даже голоса на меня не повышал. Вот папа родной.

— Прости меня за тот случай. Я вообще буду теперь в пальто ходить, чтобы тебя не пугать. В пальто можно, Мышонок?

— Можно, — улыбнулась я. — Где мой обещанный вальс?

Я потом всю неделю думала, что мне больше понравилось: целоваться или танцевать. Целоваться — это здорово, конечно, но слишком колкие эмоции, бешеное пламя внутри разгоралось. А танцевать с парнем не так взрывоопасно. Близость есть, прикосновения имеются, на двоих одна цель и можно долго вальсировать.