Алан

– Я не удивлен.

Это была первая фраза, которую Алан произнес, когда его машина остановилась возле меня, а окно со стороны водительского кресла оказалось спущено.

Я слишком поздно поняла, что это была проверка. Слишком легко я нашла паспорт и деньги. И меня должно было насторожить то, что телефона при этом рядом с тем же документом не оказалось. Алан знал, что рано или поздно я сорвусь и попытаюсь сбежать, потому и оставил все на виду. Он знал, что нервы сдадут и ждал, расставлял ловушки, а я попалась, точно глупый зверек в капкан.

Глупо было надеяться, что я смогу выбраться из него целой и невредимой.

– Алан… – прошептала я имя своего возлюбленного, глотая слезы на холодном ветру.

– Садись в машину. Ждать не собираюсь, уговаривать тоже. Не хочешь, просто скажи и я поеду вперед, даже не обернувшись. Подыхай тут одна.

Я отрицательно покачала головой, вяло потянулась вниз, взяла рюкзак и поспешила залезть во внедорожник с другой стороны. Хотелось сесть на заднее сидение, но я понимала, что это глупо и лишь сильнее рассердит Алиева, поэтому оставила эту идею. Уже в салоне я осознала, до какой степени замерзла. Меня трясло несмотря на то, что печка была включена и холод остался позади. Машина тронулась вперед и повезла меня в противоположном направлении. Обратно в ад, из которого я так рвалась.

Если бы я только знала, что меня ждет дома, то предпочла бы остаться на улице, замерзать на холоде в полном одиночестве.

Зря я вернулась вместе с Аланом в арендованное шале. Предполагалось, что это место станет лучезарной картинкой в моих воспоминаниях, я наивно полагала, что здесь пройдут наши с Алиевым лучшие дни совместной жизни. На деле же, все оказалось наоборот.

Я никогда не замечала, да, впрочем, и не заметила бы, что весь дом был унизан деревянными столбами, служившими чем-то вроде опоры для всего шале. Не очень толстые брусья были повсюду, начиная от гостиной и заканчивая спальней, они не мешали, потому что дизайнеры гармонично вписали их в интерьер, но, наверное, никто из них не предполагал, что их можно использовать так, как использовал их мой супруг.

Да, Алан поймал меня на побеге. И он был зол. Я поняла это сразу, как мы очутились дома. Если до этого в машине меня трясло, и я была сосредоточена на том, чтобы согреться, то уже по приезду на место все изменилось. И очень скоро я поняла, что в худшую сторону.

Алан разорвал на мне одежду буквально за считанные минуты, стоило нам лишь достичь гостиной, а я была настолько шокирована, что даже не поняла, нужно ли мне бояться, возмущаться или делать что-то еще. Конечно, когда голова начала трезво мыслить, я начала бороться с ним, представляя себе самое худшее. Быть изнасилованной любимым мужем во время медового месяца… такое сложно было представить себе даже в кошмарном сне. Однако «переживала» я зря.

Алан быстро и легко меня поборол, а задумывал он совершенно иное.

Мне было чертовки больно.

Больно осознавать, что мое сердце выбрало столь жестокого и темного человека, сумевшего придумать такое. Я никогда бы не подумала, что мой избранник может творить подобные вещи так легко и просто – молча и с холодной выдержкой. Так, словно это было для него нормальной практикой.

Алан раздел меня, изодрав на лоскуты одежду совсем не для того, чтобы удовлетворить низменные потребности, он сделал это для того, чтобы выпороть меня ремнем.

Когда я осталась совсем нагая, он свел мои руки над головой и привязал их к одному из деревянных столбов так крепко и сильно, чтобы я не смогла даже нормально дергаться. Ноги остались относительно свободными, но избежать последовавшей следом пытки мне это не помогло.

Вначале был шок. Я думала, что все самое ужасное, что Алан мог со мной сделать, он уже сделал, но я очень сильно ошиблась. Затем пришел дикий ужас, настоящая паника, охватившая меня вместе с первым свитом и ударом ремня. Резкая боль пронзила тело, и я закричала, задергалась в попытке убежать, но, конечно, безрезультатно.

Затем пошли слезы. Я зарыдала в голос и начала умолять Алиева остановиться. Я просила и просила до тех пор, пока совсем не выбилась из сил. Голос был уже сорван, а сил не осталось, мир вокруг начал тускнеть и в какой-то момент даже боль перестала быть такой яркой и тогда я замолчала. Перестала кричать, только, кажется, по-прежнему продолжила плакать.

Мой Алан не мог так поступить… мой Алан был другим, я влюбилась в другого человека! Он был добрым, самым добрым человеком из всех, кого я когда-либо встречала, а монстр, что терзал меня сейчас… это был кто-то иной, и я никогда не была с ним знакома. До сегодняшнего дня.

Я ни за что не смогла бы сказать, сколько длилась моя экзекуция. Может быть, минуту? Пять минут? Час? Несколько часов? Не знаю. Время для меня перестало течь в привычном порядке, а в голове остался только странный гул.

Было ли мне больно сильнее когда-либо за всю мою жизнь?

Нет. И дело было не только в физической боли, хотя, мне казалось, что на коже спины и ягодиц не осталось живого места, мне представлялись картины того, что там осталось одно лишь кровавое месиво, но душевная боль… она была в тысячу раз сильней.

Это ведь был не незнакомый человек. Это был не враг. Это был мой любимый мужчина, который клялся оберегать, защищать, любить и делать счастливой. И так до конца наших с ним дней.

Я сама его выбрала. Я впустила Алана в свою жизнь, я поверила ему, хотя меня предупреждали, что он – не лучшая кандидатура и мне есть, чего опасаться. Но я не верила. Я не слушала, потому что думала, что моему сердцу виднее и оно не подведет, не ошибется.

Ошиблось.

Ошиблось, иначе я бы сейчас не ползла на карачках на свой «собачий коврик», задыхаясь от боли и мечтая умереть, перестать существовать, только бы не помнить о том, что только что произошло. Ошиблось, иначе я бы не смотрела в злые, черные глаза напротив, что были наполнены лишь ненавистью и презрением ко мне. Ошиблось, потому что Алан не любил меня в ответ также сильно, как я его, если вообще когда-либо любил. Ошиблось, иначе он не ушел бы наверх молча, так, словно сегодня выдался рядовой, тихий и спокойный вечер, оставив меня тихо выть на холодном полу гостиной голую и истерзанную.

Я потеряла счет времени и перестала понимать, где и зачем нахожусь. Свернувшись в клубок, я продолжила плакать, лежа на «своем месте», наблюдая за тем, как очертания камина, что находился напротив, постоянно расплываются и не желают оставаться четкими ни при каких условиях.

Лучше бы мы никогда не встречались.

Лучше бы Алан никогда не входил в тот флористический магазинчик, где я иногда подрабатывала.

Лучше бы я никогда не отвечала ему взаимностью и не верила его словам.

Лучше бы я никогда не отвечала ему «да, я согласна».

Следующий день пришел, на удивление, быстро. Я провела несколько часов в странном забытье, лежа на полу, даже не укрывшись, на утро чьи-то сильные руки подхватив меня, перенесли на диван. А дальше стало тепло. Когда я пришла в себя, часы показывали начало третьего.

Оглянувшись, я поняла, что нахожусь на диване, а Алан вертится на кухне. Правда додумать свою мысль мне не удалось, стоило моему телу сместится буквально на миллиметр, как его пронзила ужасающая по силе боль.

У меня болело все. И такого я не испытывала никогда за всю свою жизнь.

Я даже не знала, что такое возможно, потому что выл буквально каждый сантиметр, я также не знала, что болит сильнее, потому что не могла сосредоточиться на каком-то одном месте. На глазах навернулись слезы, и я их прикрыла.

Как же ж так… почему то, что начиналось так прекрасно обернулось в подобный кошмар?

Как же хотелось исчезнуть. Просто исчезнуть с лица Земли и забыть обо всем этом ужасе.

У меня никогда не было нормальной семьи. Я никогда не знала чувства защищенности и стабильности, я всегда была одиноким изгоем, который радовался любым крохам внимания и похвалы. Когда я встретила Алана, мой мир перевернулся. Он стал мне опорой и поддержкой, лучшим другом и семьей, не просто любимым мужчиной. Он окутал меня любовью, невидимой, бестелесной, но такой необходимой, такой важной. Он казался мне самым добрым человеком на всем белом свете.