Страница 70 из 111
Начинается стр-во Иркутского масложиркомбината.
7 июля 1951 года. Москва.
Спартакиада. Футбол. 1/4 финала. РСФСР-УССР.
Судьи и наши, и зарубежные, сейчас часто закрывают глаза на грубую игру. Дают пободаться. Удары во время борьбы за мяч, подкаты сзади... Чуть ли не в каждой игре меняют травмированных игроков и, хорошо, если не на носилках уносят с поля... Вот и в этом матче было много борьбы, но, мы играли быстрее, наносили больше точных ударов. Вот и счёт в нашу пользу: 4:1. Я отметился одним мячом, сыграв первый тайм.
После матча ко мне подошёл, приехавший учиться в Москве, Женя Евстигнеев. Он, как-то кисло отреагировал на приветы Васечки и отозвал меня в сторону:
- Юра. Тут такое дело... Яна уехала. За границу. Вот письмо тебе передала... К ней приходили из органов... Ну, чтобы она стучала про артистов куда надо... А она не захотела. Уволили по статье. Она психанула и позвонила в австрийское посольство. Короче, вчера уехала из Москвы. Боялась, что если тебя увидит, то останется... Вот ещё фотографию просила передать. Она тут играет фею в какой-то сказке.
Подняла руку, словно прощается. На обороте надпись: "Юра, прости меня!"
Сел с друзьями заливать горе. Выяснилось, что "добрые люди", когда она ходила в горьковскую гостиницу узнать мой московский адрес, рассказали ей про мою подругу "Сотку" Колыванову и, возможно, Зайцеву, Сахарову и Павличенко приплели. Короче, не пожалели чёрной краски...
Перед сном вспомнилось, как Яна взяла у Хитяевой тесное облегающее платье на вечер и, когда нагнулась, чтобы надеть соскочившую туфлю, то платье на заднице треснуло по шву. Для начала, я встал на танцплощадке сзади этой "разрывательницы" платьев, а потом пришлось отдать ей свой пиджак, который, как раз прикрыл дырищу. В конце вечера эта дурында ещё и пролила вино на платье и потом дома горько рыдала, а я утешал её, как мог. Мне пришлось купить Хитяевой новое платье, чему эта недопримадонна была несказанно рада...
В письме Яна просила у меня прощения за то, что она осложнила мою жизнь и возможно из-за её отъезда у меня будут проблемы. Она благодарила меня за всё чудесное, что между нами было. Она снова хочет жить и танцевать, а не бороться за выживание в бараке и за своё честное имя. Яна надеялась, что найдет в себе силы начать всё с чистого листа. С поддёвкой сообщала, что в моменты страсти я порой называл её Настей, но она не в обиде.
Засыпаю, а Яна, как бы машет мне рукой сквозь вагонное стекло. Наблюдатели, чтобы добавить драматизма включили мне фоном эту пронзительную песню... https://youtu.be/pcKR0LPwoYs?list=RDMM
8 июля 1951 года. Москва.
Спартакиада. Бокс. Категория до 57 кг. 1/8 финала. РСФСР - Киргизия.
В эвакуации мы с мамой и братом жили во Фрунзе(Киргизия). Тогда это был практически русскоязычный стотысячный город в который приехало почти столько же эвакуированных. Рядом с улицей Ленина были развалины старой Кузнечной крепости. Мы с братом Олегом часто ходили туда в надежде найти клад. Не повезло, клад не нашли, но здорово подкачались, лазая по валам.
Перед боем Наблюдатели ради смеха поставили мне песню... https://youtu.be/eIa8kN3XsWc Я не собирался выигрывать таким способом. Наоборот, старался побыстрее закончить бой нокаутирующим ударом, не уподобляясь сентиментальному боксёру. Перворазрядник из Киргизии врезал мне пару раз хорошенько, но попал в ловушку и лежал теперь на ринге, тщетно пытаясь подняться.
9 июля 1951 года. Москва.
После дневной тренировки Маслов огласил состав на завтрашнюю игру с Грузией. Тут по этажам пронёсся слух - какие-то болельщики подарили нам ведро жаренного шашлыка. Как я не уговаривал Васечку, но этот любитель халявы пошёл за своей долей. Вскоре Васёк засел в туалет, как, впрочем, и остальные мясоеды. Маслов экстренно созвал команду. Неотравленными, кроме меня, оказались ходившие в кино вратарь Разинский и защитники Маслёнкин, Ковалёв и Крутиков, нападающие Татушин и Васильев. Дублёров не пригласили "к столу", поэтому Сальков, Завидонов и новичок Метревели тоже не бегали постоянно "до ветра". Решили всю необделавшуюся кодлу заявить на матч и добавить в основу одиннадцатым почти молодого тренера Эпштейна. В запас пошли сорокалетние тренеры Забелин и Набоков.