Страница 9 из 43
Реактивация и реконсолидация памяти происходит во сне, отсюда следует практический вывод, согласующийся с 9-м пунктом закона Г. Эбингауза («повторение несколько раз подряд заучиваемого материала менее продуктивно для запоминания, чем распределение таких повторений во времени»): интересующую информацию малорезультативно повторять до бесконечности, гораздо более эффективно с ней «переспать». Попутно замечу, что сам факт возможности структуризации памяти во время сна является косвенным подтверждением теории многомирия и многосценарности и полностью согласуется с декларированными Ииссиидиологией принципами синтетических фокусно-конфигурационных динамизмов.
Памятуя И.М. Сеченова, характеризовавшего память как «краеугольный камень психического развития», и используя аналогии с принятым в Ииссиидиологии подразделением Уровней Самосознания, рассматривая память как ннаассмм-интегральную функцию, как характеристику субтерансивности Фокусной Динамики, и условно абстрагировавшись от симультанности процесса, целесообразно, в дополнение (или взамен) к имеющимся на сегодняшний день классификациям, введение следующей градации видов памяти, применённой в 6-м томе Основ:
1. По уровню синтетического развития:
– интуитивная (память «себя» более амплификационного, более информационно ёмкого) как объективная составляющая насущного Интереса;
– бессознательная (память «себя» менее информационно ёмкого и/или иного под-, под-под-схематически «сформированного», включая другие личностные интерпретации, межформотипные пертурбации, начальные/конечные этапы межпротоформных динамизмов);
– личностная, она же оперативная, отражающая тенденциозность конкретного этапа межкачественного (для нас на данном этапе творчества) синтеза, характеристика текущего интереса.
2. По Схеме Синтеза (синтетическая и несинтетическая). Первая подразделяется на:
– базовая нууввумическая;
– микстумная (межпротоформная, окололлууввумическая, клеточная, память органов и систем организма – иммунологическая, генетическая).
Предложенная выше дифференциация видов памяти крайне условна, она подразумевает лишь некую доминацию, либо вексативное информационное наложение внутри объективной микстумности фокусной динамики, вместе с тем на её базе можно интерпретировать практически любые структурные составляющие современной научно признанной классификации видов памяти. Например – принятое подразделение памяти, как характеристики психической активности, на двигательную, эмоциональную, образную и словесно-логическую в первую очередь является проявлением разной степени активности бессознательной и интуитивной памяти; классическое деление по характеру целей деятельности на непроизвольную и произвольную (целенаправленную) и выделение внутри способа запоминания механической и смысловой памяти – является отражением преобладания в ФД либо бессознательной, либо личностно-оперативной компоненты.
В определенной степени более интересным и, пожалуй, более объективным, а главное (для удобства описания) – общепринятым в современном научном сообществе, является аспект рассмотрения памяти по признаку длительности хранения-забывания, декларирующий выделение мгновенной, кратковременной, оперативной и долговременной мнемонической составляющей. Однако не следует забывать, что сама принципиальная возможность выделения временных характеристик памяти является всего лишь данью степени развития наших систем восприятия и может быть использована как одна из эффектусностных (здесь: «результирующих») характеристик степени инерции, свойственной данным резопазонам амицирации, при этом, несомненно, в виртуальных условиях статики ФД существует только долговременная память.
Следующий вариант косвенных характеристик амицирационных перефокусировочных процессов, описанный в анонсируемом томе Основ, – это психо-биологические динамизмы, понимаемые в медицине как вопрос «клеточной памяти», в частности «памяти сердца». Впервые в ортодоксальной медицине он был поднят американской психиатрической школой в лице С. Грофа и Г. Шварца, документально доказавших, что в более 10% случаев после трансплантации таких органов, как сердце, лёгкие, печень или почки, изменяются характерологические особенности реципиента. Эти работы были продолжены У. Саймоном и П. Пирсоллом, авторами термина «энергетическая кардиология», пришедшими к выводу о том, что в основе феномена системной памяти лежит информационный взаимообмен на уровне ДНК при катализации процесса иммунодепрессантами, применяемыми при пересадках. Достаточно глубоко, с экстраполяциями из древнекитайской теории органов (Цзанфу), эта тема описана англичанином А. Д. Альберто – в российской медицине она легла в основу волновой теории Гурвича-Любищева-Гаряева.
Принципиально к вопросам так называемой «соборной памяти клеток» относятся и случаи фантомных болей, феномен стигматов и врожденных дефектов, привнесённых, по выражению детского психиатра Я. Стивенсона, собравшего достаточно большой статистический материал по данной теме, из «прошлой», а как мы понимаем, из параллельно-одновременной жизни. Вопрос памяти клетки гораздо глубже, чем память органа или части органа, используемых при трансплантации, – это еще и никак не изученные взаимодинамизмы, связанные с гемотрансфузией, и фундаментальные вопросы клеточной детерминации во время эмбриогенеза, дэ факто – это вопросы разнобирвуляртности перефокусировок и интроперефокусировочных подсхематических динамизмов, наиболее амплиативно рассматриваемые Ииссиидиологией. Для классической же медицины данной группы континуумов – это потенциальная прерогатива эпигенетики, как раз и занимающейся молекулярно-биологической информацией, хранимой клеточными структурами и передаваемой своим потомкам (дочерним клеткам) на фоне видимого отсутствия (для современных исследователей, прежде всего для ортодоксальных генетиков) данной информации в наследственном материале – в генетическом коде. При этом именно эпигенетика, примирив адептов биогенетизма с социогенетиками, обусловила прогресс в изучении такого важного для амицирационных процессов биологического элемента, как стволовые клетки, оказала влияние на геронтологию и перинатальную психологию. Таким образом, становление эпигенетической теории «Второго кода» (Первый код – это геномная последовательность), понимаемого как биологическая информационная система, работающая в ином (нестагнированном) временном масштабе, – это серьезный шаг для амплификации современной биологической науки, определённое подспорье для синергетизации, сонастройки с ииссиидиологическим подходом, в том числе и к описываемому автором 6-го тома процессу перефокусировок (амицирационных динамизмов) на базе профективного (менее искаженного) представления поведенческих особенностей микстумных Формо-Типов с помощью анатомо-нейро-физиологических модусов представления взаимосвязей различных доменов головного мозга.
По моему мнению, гениальный парадокс изложенного в данном томе материала состоит в том, что, основываясь на дуальности нашего (читательского, микстумного) мышления, используя логически дихотомичные СФУУРММ-Формы ортодоксальной биологии, автор, «противопоставляя» интересы различных участков префронтальной коры, неокортекса и лимбической системы, выделяя в конкретике фокусно-динамических поведенческих особенностей разностепенную значимость кармических каналов первой и второй пары ИИССИИДИ-Центров и применяя акцентуацию на уровнях под-, над- и личностного Самосознания, таким образом подводит читателя к мысли об объективности и структуризационной значимости бинарной оппозиции, о её амплификационной космической целесообразности, приводящей к ассимиляции опыта разнокачественного, гетерогенеусного взаимодействия разнопротоформных Форм Самосознаний, к абиссальной гармонизации и универсализации нашей ФД (на базе всё более осознаваемых ллууввумических выборов), – именно таким образом раскрывая и углубляя потенцию нашей Человечности.