Страница 9 из 10
Соболев подошел к раненому Хусаинову.
– Давай-ка посмотрим твою руку.
Михаил ножом разрезал повязку и снял шину. Рана выглядела довольно скверно и уже начала гноиться. Рука распухла, покраснела и явно чувствовалось повышенная локальная температура, что говорило о воспалительном процессе. Медлить было нельзя, при таком положении дел гангрена может начаться в любое время, а это чревато как минимум потерей конечности, а еще более вероятно и самой жизни, потому как об отрезании руки живому человеку без анестезии, в полевых условиях, без инструментов и каких-либо медицинских знаний и навыков, речи быть не могло. Более тщательно ощупав руку, Михаил предположил, что кость не задета – это несколько упрощало положение дел. Но пулю, застрявшую в мягких тканях, необходимо извлечь, причем немедленно.
– Муртаза, пулю надо вытаскивать прямо сейчас, – тихо сказал Соболев
Хусаинов обреченно кивнул, и Соболев начал нехитрую подготовку к предстоящей операции. Раскалил на огне штык- нож и шомпол, достал из вещмешка остаток бинта. Воды практически не оставалось и рану промыть было нечем. Промывать опять мочой Соболев не стал, так как уже давно все они страдали от обезвоживания, и моча любого из них была темно желтого цвета, а значит с большим содержанием мочевины, солей и черт его знает чего еще. Как такой состав может повлиять на открытую рану Соболев не знал и рисковать поэтому не собирался. Используя шомпол как щуп, Соболев аккуратно погрузил его в пулевое отверстие пока не услышал характерное металлическое позвякивание, когда кончик шомпола наткнулся на свинец. Теперь оставалось самое болезненное – извлечение пули. Михаил попросил Клочко подержать «пациента», и тот крепко ухватил руку Хусаинова за плечо и зафиксировал локоть. Необходимо было сделать надрез, для того чтобы пальцами достать пулю. Такую процедуру Соболев несколько раз видел в кино, так что общее представление об операции имел, да и крови не боялся, и даже один раз сам себе снимал швы – поленился идти на прием к врачу. Муртаза глубоко вдохнул, сжал зубы и зажмурился. Соболев сделал глубокий надрез по диаметру раны, сразу же потекла струйка бледной крови, и Михаил, не давая опомнится задохнувшемуся от боли Хусаинову, залез пальцами в зияющий разрез, не без труда нащупал скользкую от крови пулю и, зацепив кое-как ногтями, вытащил ее.
– Держи на память.
Михаил всучил извлеченную пулю Хусаинову. Тот, хоть и находился в полуобморочном состоянии, зажал сувенир в здоровой руке.
Рану решил не зашивать – внутри могла остаться грязь или инородные предметы, например, куски кителя, увлечённые снарядом. Если зашить, то заживет, конечно, значительно быстрее, но существует большая опасность нагноения, а так рана будет естественным образом дренироваться, и организм будет стремиться избавиться от чужеродного тела, если оно там есть. Соболев наложил на рану чистый бинт, перевязал руку бойцу и похлопал его по плечу:
– Всё, Муртаза, ты держался молодцом, теперь поешь и постарайся уснуть. Тебе сейчас нужно набираться сил.
Уже наступили сумерки, когда в лагерь вернулись Мещеряков и Рамиль Хусаинов. Самые худшие ожидания оправдались – найти блокпост или хотя бы дорогу им не удалось. Прислушавшись к совету Егорова, по периметру лагеря развели несколько костров, чтобы отпугнуть хищников, если таковые объявятся. Прошедший день, насыщенный трагическими событиями, сильно вымотал солдат физически и морально, и поэтому все молча лежали или сидели у костра и смотрели на огонь. Разговаривать не было уже ни сил, ни желания. Соболев осмотрел товарищей по боевому крещению. Мещеряков и Хусаинов, уставшие с долгой дороги, жевали остывшее мясо и подогревали дополнительные куски на огне. Муртаза после проведенной операции спал, было видно, что извлечение пули принесло ему облегчение. Клочко сидел на корточках перед костром и задумчиво тыкал хворостинку в пламя. Егоров, уже по обыкновению, был занят, он вырезал деликатесные языки у бизонов. Соловьев просто лежал на спине, уставившись на небо и сложив ногу на ногу, курил сигаретку. В руках он крутил зажигалку, что сразу привело на мысль об экономии спичек и газа в зажигалках. Соболев про себя отметил, что утром надо будет провести инструктаж и разрешить использовать спички и зажигалки только для розжига костра. В любом случае курить придется бросать всем.
День догорал. Последние лучи заходящего солнца унесли с собой свет и жизнь Сидорова. Он перестал дышать на закате. Кончина еще одного члена группы удручила их и без того подавленное состояние. Соболев назначил людей на караул и распределил между ними часы дежурства. Прилег на один бок поближе к костру и попытался уснуть, но, несмотря на физическую усталость, сон никак не шел. Мозг постоянно прокручивал события сегодняшнего дня, и Михаил пытался мысленно сформулировать что же именно с ними произошло. Версию о каком-либо перемещении в пространстве он отмел, окружающий ландшафт хоть и поменялся, но не настолько, чтобы можно было говорить, что они находятся в другом месте или тем более на другом континенте. Наличие несоответствующей данному региону фауны говорило об обратном. Флора также не соответствовала. Еще во время дневного перехода Егоров иногда задумчиво крутил в руках какое- либо растение, когда Соболев спросил его об этом, Егоров ответил, что раньше не видел таких трав. В теорию о провале в пространстве или во времени также пока всерьез не верилось. В ночном небе проступили звёзды, и знакомые с детства созвездия Большой и Малой медведицы не много успокоили. Очертания двух ковшей все-таки говорили о том, что они по-прежнему находятся на своем континенте и в своем полушарии, либо, по крайней мере, уж на своей планете точно. Внутренне Соболев боялся увидеть на небе две луны, как в каком-нибудь плохом фантастическом фильме. Погрузившись в свои мысли, Михаил незаметно для себя уснул, как это часто бывает после насыщенного событиями дня и после физической нагрузки. Долго спать не пришлось, ночью его, да и всех, кто спал в этот момент, разбудили звуки, доносившиеся с того места где оставались лежать туши бизонов. Сначала Соболев подумал, что это хищники, может волки или собаки – слышался визг и грызня, вызванные дележом добычи, но к звукам, естественным для этих животных, примешивался не то хохот, не то плач. Вскоре в темноте заблестели зеленые огоньки не добрых глаз. Фосфорические отблески окружили лагерь со всех сторон, посчитать, даже примерно, количество незваных гостей было невозможно – осторожные твари не подходили близко и не попадали под свет костров. Мещеряков не выдержал и пару раз выстрелил в темноту по неверно мелькающим глазам. Раздался пронзительный визг раненого животного. На какое-то время звери разбежались, но немного спустя опять вернулись к тушам. Отпугнуть таким образом их было нельзя, поэтому решили не тратить попусту патроны, но и поспать толком так и не удалось – звуки пиршества неподалеку ко сну не располагали. В неверном свете слабых костров то и дело мелькали горбатые силуэты каких-то животных. С первыми лучами солнца не званые гости покинули место своего пиршества, оставив после себя туши бизонов с торчащими вверх обглоданными ребрами. После падальщиков забирать остатки мяса не хотелось, был высокий риск подцепить какую-нибудь инфекцию, наподобие бешенства. Хотя, не обязательно это были падальщики, ведь мимо мертвого животного, тем более умершего не давно, не пройдет ни один хищник, но рисковать все же не хотелось. Тем более солдаты уже успели нажарить мяса впрок, и на пару дней его должно было хватить.
Встал ребром вопрос с пресной питьевой водой. За ночь последние капли воды, остававшиеся во флягах, были выпиты, и жажда усиливалась. Соболев понимал, что вопрос этот превратился в жизненно важную проблему и его необходимо решать безотлагательно. Как он помнил из карты, ближайший населенный пункт находился примерно в пятидесяти километрах от места их дислокации, ближе была только чабанская стоянка. Даже если учесть, что деревню так же как и дорогу и других следов жизнедеятельности человека найти не удастся, то с учётом того, что окружающий ландшафт практически не поменялся, воду можно будет найти все равно, так как все поселения всегда строились вблизи источника воды. Воду можно найти на чабанской стоянке – животных тоже нужно поить. Михаил колебался между двумя этими вариантами. Все-таки деревня ближе к цивилизации, и если пойти туда, то возможно удастся найти дорогу, связь, медицинскую помощь или хотя бы появятся другие идеи. После некоторых раздумий Михаил решил вести людей на чабанскую стоянку, которая была намного ближе, даже с учетом пройденного за вчерашний день расстояния, да и вообще, найти цивилизацию он уже не надеялся.