Поход в неизвестность

И госпожа Евгения Александровна Звягинцева.

Не смотря на свое аристократическое положение, окончила курсы медсестер и успела непродолжительное время зарекомендовать себя с положительной стороны, ухаживая за нашими ранеными на западном фронте при сражении с австрийцами. Позже оттуда отозвана при содействии ее отца, генерала в отставке. Он же, ее отец, имеет не последнее место при правительстве в окружении самого государя и обеспечение нашей шхуны всем необходимым произошло и благодаря его усилиям. Именно этим человеком из его личного бюджета были выделены немалые средства на обеспечение нашего плавания.

– Как же он позволил своей дочери уйти с нами не в менее опасное путешествие, чем война с неприятелем?

– К сожалению, в нашей жизни происходят такие переломные мгновения, что при их наступлении, в ответственный момент, люди пренебрегают родительским благословлением.

–Неужели эта женщина настолько проникнута чувством патриотизма и самопожертвования?

–Мы с Вами отвлеклись. Я Вам сказал достаточно. У Вас еще будет время поговорить с ней лично. А сейчас продолжим…

Прошло еще довольно много времени, как они вышли из рубки.

Неумолимо подходило время к отплытию. Здесь, у трапа, сырой холодный воздух окутывал собой, своей промозглостью вышедших людей, закрадываясь под легкие осенние одежды. Моросил мелкий, казалось бесконечный дождь.

Под парусиновым навесом в длинном темном дорожном пальто, в шляпе с широкими полями и наброшенной темной вуалью с еле заметными на ней черными крапинками стояла неподвижно Евгения Александровна. Сейчас она даже выглядела немного старше своих лет. Ее тонкие брови над продолговатым лицом словно пытались взлететь. На щеках от прохлады выступал слегка красноватый румянец. Несколько сложенные бантиком губы были своей женственностью, своей красотой противоположны характеру, решительному и твердому этого человека, способного пойти на подвиг в чрезвычайной ситуации во имя долга и любви.

Петра Григорьевича она знала давно, еще со времен учебы в женской гимназии в Петербурге. Тогда он здесь проходил практику. Не раз она его провожала в плавание в холодное неприветливое море, нетерпеливо ждала возвращения, но при встречах ни коим образом не показывала вида, что к нему неравнодушна, что его так безумно любит. Скорее всего, ее чувства со стороны походили не более чем на обычное увлечение девушки в ее юном возрасте.

Петр Григорьевич же мог о ней думать бесконечно долго, забравшись в гамак ночью на судне или стоя на вахте.

Однажды в плавании, около пяти лет назад, начался сильный шторм. Судно дало течь и экипаж пытался добраться к берегу на шлюпках. Повезло не всем. Корабль пошел ко дну со своей раной в правом борту. Заметили же людей на третьи сутки на холодном пустынном каменистом берегу. Тогда, чтобы привлечь к себе внимание проходящего мимо корабля, зажгли ту самую шлюпку, на которой спасались. Все были неимоверно уставшие, долгое время без пищи, воды.

Женя обо всем узнала лишь тогда, когда Павел Григорьевич попал в госпиталь.

И только тут он понял, с какой нежностью и любовью она к нему относится.

Она могла с ним соглашаться не сразу, дав ему возможность надо всем размышлять самому от начала до конца, над каждым событием, уже хоть немного значащим для них обоих. Чтобы в последующем он мог сам себе выносить приговор или похвалу. Но если он хотел ее совета, искреннего и доброго, она его давала, в исчерпывающих ответах, которые довольно часто отличались своей мудростью и последовательностью.

А повенчаться они решили только недавно, но поход во льды теперь этому воспрепятствовал. Совсем не оставалось времени. Так сложились обстоятельства. Нужно было все срочно отложить. В Муроме будет стоять шхуна всего несколько дней, возможно там, думали они, можно было бы исполнить задуманное. Хотя появлялись и сомнения на этот счет. Было бы конечно лучше, если бы рядом присутствовали родные и близкие люди. Это будет громкое событие и станет еще громче, если они вернутся обратно, завершив благополучно свой путь.

– Женя! Вы почему тут стоите? Уже довольно поздно. Вам надо отдохнуть, – промолвил подходя к девушке капитан.

– Нет Петр Григорьевич. Ваши волнения напрасны. Не стоит переживать. Я дышу свежим воздухом. И мое пребывание здесь пойдет только на пользу.

–А я, смею Вам признаться, немного продрог и хочу Вас пригласить в кают-компанию насладиться горячим чаем. У меня осталось немного времени перед отправкой судна.

В уютном сумрачном помещении тепло. Рядом суетится кок. На столике появились конфеты, вкусное печенье.

– Я все учел. Зная, что вы любительница сладкого, поэтому заказал все это в избытке.

– Я желала бы питаться наравне со всеми не имея на то особых привилегий.

–Обеспечение моей команды хорошей качественной пищей входит в мои обязанности. Вы останетесь довольны, когда мной сказанное начнет подтверждаться.

– Здесь, у берега, я уже оценила рацион предлагаемых всем блюд.

– Благодарю. В дальнейшем все останется если не на высшем уровне, то, по крайней мере не хуже. Думаю, что мы Вас несколько позже удивим и тем, что, если нам повезет, на столе появятся экзотические блюда.

Под легкое раскачивание шхуны еще около часа проходила беседа этих двух людей. Женю после дороги, беспокойного дня клонило в сон, и под убаюкивающий всплеск волны за бортом она уже скоро безмятежно спала. И снилось ей ее поместье и ее мама, очень веселая, потому, как Женя уже никуда не уезжала, и снились ей огромные качели у ее дома, на которых она с Петром Григорьевичем раскачивается все выше и выше и… Качели обрываются! И они летят вверх. Она все боится упасть, боится земли, но земли все нет под ее ногами, а есть только небо и холодные облака, а внизу до линии горизонта ничего, кроме льда и стоит на нем одинокая церковь. Звонят колокола. И вот они с Петром Григорьевичем уже внутри ее в белых нарядах. Вокруг поздравляют гости, смеются, звенят громче колокола. Евгения просыпается, в каюте холодно и темно. У вахтенного звучит гонг. За перегородкой глухие голоса. Судно отшвартовывается. Ветер надувает паруса и все вокруг уходит в темную ночь, и огоньки такого огромного приветливого, манящего своим теплом города тоже уходят в небытие.

– Когда же я теперь возвращусь обратно и насколько правильно мной было принято решение? – думает девушка. – Но ведь рядом он. И я не смогла бы поступить иначе. Но ведь если больше нет препятствий к началу путешествия, то действительно захочется совершить в своей жизни пусть маленький, но подвиг. И если бы мы остались, нас ждала бы такая же обычная серая повседневная жизнь, как у тех людей которые на берегу. И нечего было бы и вспомнить. Не осталось бы в жизни легендарного отрезка, на котором ты начал понимать, что жить безумно хорошо, на котором начал ценить не то что каждую минуту, но и каждую секунду своего пребывания на этой поистине интересной земле. Какое же было бы на суше мое предназначение? А какое здесь? Здесь осталась возможность испытать себя. Судьба моя мне предоставляет такой шанс один раз. Возможно такого случая больше не предвидится.

Так тешила себя своими мыслями Евгения, скрывая под оболочкой своих раздумий свое истинное нахождение на корабле, которое заключалось прежде всего в оберегании самого бесценного для нее человека на земле.

Она поднялась наверх и вдохнула полной грудью воздух. Ветер теребил на ней шаль, трепал из под шляпки разбросанные в стороны чудные черные локоны, глаза ее немного слезились от его неожиданных порывов и лицо очень быстро покрылось мелкими каплями из-за брызг волн у бортов.

Они беспрерывно накатывали одна за другой и при этом с силой ударялись о шхуну, которую после клонило то влево, то вправо, то вверх, то вниз. С непривычки закружилась голова.

–– Это качка. Моя слабость пройдет. Я обязательно привыкну, – шептала еле слышно она себе.

– Евгения Александровна, доброй ночи! Я сожалею, но нас не представили. Мы с Вами до сих пор не знакомы. Я, видите ли, попал на борт перед самым отплытием по рекомендации князя Васильева и госпожи Дроздовой, фавориткой государыни. Итак, – Аркчеев Григорий Исакович, штурман нашей шхуны.