Нашествие призраков и другие рассказы

– Кто знает? Возможно, в детстве они не успели наиграться.

Купри с сомнением покачал головой.

– Нет, нет, – сказал он, – это не объяснение. Скорее всего, им хотелось, чтобы замок и впредь оставался в их распоряжении, как это было в предыдущие пять лет.

Секунду Капулад ошеломленно смотрел на него, словно лишился дара речи, а затем в порыве энтузиазма хлопнул себя по коленке и разразился проклятьями.

– Так вот оно что! – воскликнул он, вспомнив о втором задании, которое поручил ему месье де Сартин: вывести на чистую воду фальшивомонетчиков в Майне.

Вдвоем с Купри они тщательно обыскали замок, и в потайной комнате, куда им удалось проникнуть через ход, открывшийся за портретом прадедушки де ла Бланшет, обнаружили тигель, литейные формы и прочие улики – среди которых оказалось несколько мешочков уже изготовленных фальшивых серебряных монет, явственно свидетельствовавшие, чем занимались здесь Фломели. Все это, вместе с пленниками, Капулад и Купри доставили в Париж.

Месье де Сартин поздравил Капулада с удачей и включил его в число своих тайных агентов. А если Капулад и сохранил у себя один мешочек с поддельными монетами Фломеля, надеясь с выгодой для себя распорядиться ими в будущем, то не стоит судить его за это слишком строго, – редко кому удается раз и навсегда распрощаться со своими дурными привычками.

Восставший из мертвых

Сэра Джоффри Свэйна повесили в Тайберне. Беззаботным и шумным малым был этот сэр Джоффри. Рассказывали, что за последние десять лет не было дня, когда он лег спать трезвым, однако вряд ли кто стал бы отрицать, что он отличался веселым и добродушным нравом, который не изменял ему даже в самых сомнительных предприятиях, коими была полна его безалаберная жизнь. Если ему доводилось проигрывать за карточным столом, он делал это с дружелюбной улыбкой и с шуткой на устах, а если случалось побить свою жену, спустить с лестницы незадачливого слугу или же подраться с кем-либо из своих арендаторов, – что повторялось с достойной сожаления регулярностью – то все это выходило у него как-то на удивление легко, пожалуй, даже изящно. Короче говоря, его без большой натяжки можно было назвать приятным в общении, очаровательным мерзавцем, и вся Англия единодушно согласилась в том, что он заслужил такую кончину. Однако весь юмор ситуации – сэр Джоффри обожал подобные шутки, хотя вряд ли предполагал, что одна из них может обернуться против него самого – заключался в том, что его повесили за преступление, которое у него и в мыслях не было совершить, а именно, за грабеж на большой дороге. И вот как это случилось.

Однажды мартовским вечером сэр Джоффри выехал из своего дома в Гилдфорде в сторону Лондона. Неподалеку от Вандсворт-коммон путь ему преградила закутанная в плащ фигура на огромной серой кобыле; в неверном свете сумерек зловеще блеснул стальной ствол пистолета, недвусмысленно свидетельствуя о намерениях незнакомца, однако сэр Джоффри за годы своей бурной жизни повидал всякое и кое-чему научился. Не тратя время на разговоры, он одним ударом длинного ездового хлыста выбил пистолет из руки нападавшего, а после следующего удара тот без сознания рухнул на землю.

Поле боя, таким образом, осталось за сэром Джоффри, и это, разумеется, изрядно порадовало его, особенно когда он подумал о том, что, по праву победителя, ему могут достаться некоторые трофеи. Напевая и посмеиваясь, сэр Джоффри оттащил бесчувственное тело грабителя подальше в лес, а затем, поменяв свою страдавшую шпатом[7] лошадь на его великолепную кобылу, в превосходном настроении помчался дальше.

Он не проехал и двух миль, когда до него донесся отдаленный топот копыт весьма многочисленной группы всадников, судя по звуку догонявших его. Но на сей раз совесть сэра Джоффри – если таковая у него имелась – была чиста. Он не совершил ничего плохого, по крайней мере, ничего такого, за что ему пришлось бы отвечать перед законом, поэтому он с легким сердцем продолжал свой путь, даже не сделав попытки оторваться от преследователей, хотя это, после его недавнего приобретения, не составило бы особого труда. Услышав у себя за спиной громкий окрик, он спокойно остановился, а когда преследователи догнали и окружили его, невозмутимо спросил, что им от него нужно.

– Наконец-то ты попался, Том Ловкач, – раздались в ответ торжествующие восклицания, а затем сэра Джоффри стащили с лошади, награждая при этом такими эпитетами, что у бедняги рот раскрылся от изумления. Впрочем, он никогда не отличался терпением и недолго оставался безучастным к происходящему. Он совершенно не мог спокойно сносить бесцеремонного обращения со своей персоной, и его не смутило даже то обстоятельство, что сейчас ему пришлось иметь дело с людьми шерифа. Дав выход своему негодованию, сэр Джоффри раскроил пару голов прежде, чем его одолели, связали, и беспомощного, но извергающего непрерывный поток проклятий, швырнули на землю.

Дородный румяный джентльмен, в расшитом серебром черном камзоле, державшийся в стороне во время драки, подошел к нему и безапелляционно заявил, что сэр Джоффри час назад ограбил его. Он назвался сэром Генри Тэлбери из Харлингстона, графство Кент, и, раздуваясь от собственной важности, добавил, что является мировым судьей Его Величества. Он возвращался домой из Лондона и вез с собой кожаный мешочек с сотней гиней, который в результате встречи с разбойником перекочевал в собственность последнего.

Сэр Джоффри сразу понял, что произошло и, выплюнув грязные тряпки, которыми блюстители порядка пытались заткнуть ему рот, заорал:

– Ах ты, толстопузый болван! – сэр Джоффри редко стеснялся в выборе выражений. – Жирный безмозглый крючкотвор, немедленно прикажи развязать меня и убирайся в свой свинарник, в Харлингстон, пока я не спустил с тебя шкуру за такое обращение со мной. Я – сэр Джоффри Свэйн из Гилдфорда, и если мое имя тебе ничего не говорит, ты очень скоро пожалеешь об этом!

Если после таких слов сэр Генри слегка побледнел, то вовсе не потому, что испугался – мог ли внушать ему страх связанный и беспомощный сэр Джоффри.

– Вот, значит, кто вы! – едва сдерживая душивший его гнев, воскликнул сэр Генри. – Мне приходилось слышать о ваших похождениях, мерзкий развратник.

– Черт побери! – вскипел сэр Джоффри, безуспешно пытаясь освободиться от опутывавших его веревок. – За эти оскорбления ты будешь плеваться кровью, как рождественский гусь под ножом птичника.

– Как вы смогли докатиться до такого? Стать разбойником с большой дороги! Неслыханно для джентльмена, – осуждающе фыркнул сэр Генри, и его маленькие крысиные глазки злобно сверкнули. – Я ничуть не удивлюсь, если теперь вас повесят в назидание другим негодяям.

Как сэр Генри обещал, так оно и случилось. Под седлом серой кобылы бейлифы обнаружили пропавшую сумку сэра Генри с сотней гиней, и тщетно сэр Джоффри пытался убедить их в своей невиновности, вновь и вновь повторяя историю о том, каким образом эта злосчастная лошадь, а вместе с ней и сумка с деньгами попали к нему. Суд тоже только посмеялся над объяснениями сэра Джоффри, сочтя их очередной уловкой закоренелого плута и лгуна, и, хотя сэр Джоффри привел целый взвод свидетелей, удостоверявших его личность, остался при мнении, что сэр Джоффри и Том Ловкач – одно и то же лицо. Да и сам пострадавший, сэр Генри, поклялся, что его ограбил не кто иной, как сэр Джоффри, и трудно с уверенностью сказать, хотел ли он отплатить сэру Джоффри за выслушанные от него оскорбления или искренне заблуждался.

Итак, сэра Джоффри повесили, но это отнюдь не означало, что он окончательно свел счеты с жизнью. Его земли – вернее то, что он еще не успел проиграть, – были конфискованы в пользу государства, и его вдова оказалась на грани нищеты. Ей даже не выдали его тело; едва снятое с виселицы, оно, еще теплое, было продано доктору Близарду, охотно покупавшему подобный товар для анатомических опытов. Но на сей раз доктор приобрел нечто совершенно уникальное: едва он вонзил скальпель в тщательно выбранное место на ноге сэра Джоффри, как последний неожиданно уселся на анатомическом столе, широко раскинул руки и разразился целым залпом проклятий, чем едва не отправил бедного эскулапа на тот свет. Затем к нему постепенно вернулась память о недавних событиях, он осекся и испуганно огляделся вокруг себя. Едва живой от страха доктор тщетно пытался втиснуться в узкое пространство между стеной и высоким комодом, рассчитывая, вероятно, найти там укрытие от столь пугающего физического феномена и бормотал полузабытые молитвы, призывая Небеса защитить его от явлений психического характера. Хотя доктора Близарда можно было назвать ученым до мозга костей, даже он в первый момент усомнился, какого рода явлению ему довелось оказаться свидетелем.

7

Шпат – хроническое воспаление костей ног лошадей.