Остров предательства

У Элли защемило сердце, когда она вспомнила, как Анна угрожала подсыпать Сифу ядовитых травок в завтрак. Она одиноко стояла в углу, боясь, что кто-то бросит на неё взгляд и заметит её неприкаянность. Она остро ощущала собственные руки и не знала, куда их девать – они казались огромными, так и бросающимися в глаза. Она увидела Виолу: прислонившись к барной стойке, она держала блюдечко молока, чтобы Арчибальд мог попить.

– Привет, я Элли, – сказала она, торопливо подойдя к ней.

Глаза Виолы растерянно сузились:

– Я знаю. Мы… мы встречались.

– А, да. Я просто… ну знаешь, а вдруг ты забыла.

Виола посмотрела на Элли, и Элли сглотнула, чувствуя, что в голове не осталось ни одной мысли. Анна как-то раз сказала, что отличный способ подружиться – это пошутить или обнаружить, что у вас есть что-то общее. Но шутки никогда не удавались Элли – она вечно исхитрялась перемудрить с ними. Она почесала голову, открыла рот и снова его закрыла. Ком в горле стал, наверное, размером с пушечное ядро.

– Так… тебе нравится… ловить рыбу?

Виола нахмурилась.

– Вот, угощайся, – она протянула Элли тарелку с засахаренными булочками. – Моя мама такие пекла. Папа до сих пор путается в рецепте.

Элли с благодарностью взяла булочку.

– Так… почему твоя мама не делает их больше?

– Она умерла.

– Ой, здорово!

Глаза у Виолы стали совсем круглые.

– Ну, то есть. – Элли скривилась. – Моя мама тоже умерла. И брат тоже, – прибавила она, как будто от этого у них делалось ещё больше общего.

Виола наградила Элли долгим взглядом:

– Постой, я думала, что Сиф твой брат?

– А, да, да, правильно. Он и есть мой брат. Мой другой брат. У меня два брата. То есть… у меня было два брата. Нет, постой…

Виола продолжала смотреть на неё.

– Эм… мне нужно пойти и проверить, как дела у Сифа, – поспешно проговорила Элли.

Но у Сифа дела шли вполне неплохо – и даже ещё лучше. Моряки гудели вокруг него и травили байки, непременно с театральными жестами и раскатистым хохотом. Сиф же просто тихо слушал, пока они наперебой пытались поразить его – каким-то образом они уже считали его своим. Тем временем Молворт мельтешил с тряпкой, выныривая то тут то там на уровне пояса с выражением паники на лице, подтирая пролитое и подхватывая пустые стаканы, пока чья-нибудь беспечная рука не смахнула их.

– Сознавайся, парень, в чём твой секрет? – спросил какой-то мужчина у Сифа.

– Ох, – промолвил Сиф, потирая затылок и улыбаясь всё той же смущённой улыбкой. – Ну, сами знаете. Я просто прошу рыбу очень-очень ласково.

Взвыв хохота грянул так громко, что Элли пришлось зажать уши, а Молворт упустил стакан и лишь чудом поймал его мыском башмака. Элли нахмурилась – это даже не была удачная шутка! Она призадумалась, значит ли, что если ты красивый, люди всегда будут смеяться твоим шуткам, даже если они не смешные.

Виола присоединилась к общему кругу.

– А ты рассказал им о той большой белой акуле, которую мы видели?

– Ах да, – кивнул Сиф. – Она была громадная. Зубы как разделочные ножи, и всплыла прямо рядом с кораблём.

Элли опять ожгло сердце. Почему Сиф не упомянул в разговоре с ней, что они видели большую белую акулу?

– Сиф швырнул рыбу прямо ей в пасть, – сказала Виола, делая соответствующий жест. – Думала, она ему руку начисто откусит – прямо в её громадную глотку можно было заглянуть.

Народ слушал во все уши, а Сиф и Виола говорили так, будто они были единственными людьми в баре.

– Как думаешь, какой она была длины? – спросил Сиф. – Как эта комната?

– И у неё были такие мёртвые безжизненные глаза, – продолжала Виола. – Чуть не прыгнула в воду, просто чтобы поглядеть, что она станет делать. Всегда воображала себя акулоборцем. И вот что я бы сделала: я бы врезала ей прямо по голове, а затем…

– Я один раз видела большую белую акулу, – выпалила Элли.

Виола заморгала на полуслове:

– Да ну?

– Ага, – сказала Элли. Все моряки повернулись и уставились на неё. Она прочистила горло. – Она была дохлая.

– О, – улыбка Виолы приугасла. Сиф почесал голову. Остальные матросы зашептались между собой.

– Ага, – повторила Элли. Горло у неё сжалось, ни слова не протолкнуть. – И пахла она дурно вдобавок.

На мгновение повисла тишина, и будь в баре большая белая акула, Элли точно прыгнула бы ей прямо в пасть.

– Извините, – промямлила она и заковыляла к входной двери. – Я… эм… нужно проверить… как там дерево. – Она замялась с дверной ручкой. – Оно снаружи.

– Твоя сестра, она странная, верно? – заметил Янссен. Дверь закрылась за ней, заглушая гул хохота. Элли вышла на жаркое солнце и посмотрела вниз на море и громадный новый остров, раскинувшийся перед ней.

И услышала, как где-то в глубинах разума, выползая из какого-то склизкого сокрытого уголка, нечто иное рассмеялось.

6. Соглядатай

Элли не знала, куда направляется, знала только, что не хочет оставаться в гостинице. Она свернула в первый попавшийся переулок и пошла прочь от Врассыпок к другой части острова.

– Тебе будет совсем уж жарко в этом пальто, девочка, – сказал мужчина, восседавший на куче соломы со свернувшейся на коленях кошкой.

Элли нахмурилась и упрямо замоталась в бушлат. Она вдруг с пронзительной ясностью почувствовала, что ненавидит этот остров с его удушающей жарой, от которой пот затекает в глаза, и его людьми, обожающе толпящимися вокруг Сифа и совершенно не замечающими её саму.

Она прошла не одну улицу, пока сообразила, что ноги ведут её всё выше, к вершине острова. К Ковчегу. Она остановилась, с раздражением обнаружив на щеке слезу. Она посмотрела вверх на Ковчег, вонзившийся носом в небо. Несомненно, если кто-то на этом острове и способен понять её, так это Королева. Королева, которая была мудра и желала защитить свой народ. Королева, которая была Сосудом.

Элли торопливо пошла вперёд, не заботясь о ноющей ноге. Циркачи выделывались на высоких ходулях в ворохе переливчатых пурпурных перьев, шатко вышагивая на потеху маленьким детям. Она прошла мимо (по всей видимости) стражников или, быть может, солдат – мужчин и женщин в полированных серебряных доспехах и витиевато орнаментированных конических шлемах; перья, торчавшие из наверший, были насыщенного цвета красного лука. И везде она оглядывала проулки, ища глазами высокую фигуру с пляжа.

Она не сомневалась, что оказалась в более богатой части острова. Здания здесь, наверху, были менее кривобокими, но не менее красочными, а уж жители обставили бы в щегольстве даже властителей китов. Они носили похожие на церковные колокола платья цвета шафрана и пшеницы, цвета панциря зелёной черепахи и цвета оперения лазурного травяного попугайчика. Они носили громадные, утыканные самоцветами шляпы, которые определённо грозили им в будущем проблемами с шеей.

Как ни странно, поднявшись по склону острова, Элли далеко не всегда могла видеть Ковчег, поскольку улицы были застроены очень высоко. Мельком, на ходу она выхватывала его между крышами, но лишь когда взбиралась, кажется добрый час, она вывернула на длинную широкую улицу, открывшую его полностью.

Ковчег царственно указывал в небеса, словно готовясь вознестись в последнее своё плавание. Он был размером как сотня китобойных кораблей, вместе взятых. Некогда он был выстроен полностью из дерева, но с тех пор части его были заложены камнем, будто бы он со временем закаменел, превратившись из корабля во дворец.

То, что некогда было верхней палубой, теперь стало фасадом, расписанным необъятной стенописью: сотни людей среди пышных, увешанных плодами кущ. Нарисованная листва была настолько яркой, что Элли невольно показалось, что деревья продолжают расти у неё на глазах. На самом верху картины, прямо под носом корабля, была выписана сияющая ангелоподобная фигура, любовно оглядывающая сад. Ни мужская, ни женская, фигура расправила необъятные лебединые крылья, ниспадавшие по обе стороны росписи, меняя перья на листья, на побеги, на корни, обвивающие землю, и в их объятии были укрыты люди.